готова была принять участие в любой шпионской, диверсионной или террористической авантюре. В одном из документов «Союза» прямо говорилось: «РОВС с радостью пойдет на сотрудничество с государством, которое заинтересовано в свержении Советской власти…»
РОВС был организован по-военному, в основу всей его деятельности и жизни были положены воинская дисциплина и царский дисциплинарный устав. В нем была даже своя контрразведка — так называемая «внутренняя линия», которая, с одной стороны, должна была выявлять проникших в «Союз» чекистов, с другой — изобличать и ликвидировать всех колеблющихся, сомневающихся, пошатнувшихся в преданности «белой идее». Недаром правой рукой Врангеля по контрразведывательным делам был признанный мастер сыска, бывший директор царского департамента полиции генерал Климович.
Александру Александровичу Якушеву пришлось не раз пройти тщательную проверку, случалось, что жизнь его висела на волоске. Однако великолепная подготовка, которой руководил лично Артузов, к каждой командировке за рубеж или встрече с посланцами белогвардейцев на советской земле помогла ему безупречно сыграть свою роль в спектакле, который длился около шести лет! Два самых опасных человека за кордоном в монархической среде и военных кругах — Кутепов и Климович — полностью доверяли Якушеву, потому что полностью поверили в «Трест».
Повышению авторитета Якушева способствовало подключение к МОЦР в качестве «военного руководителя» организации бывшего генерал-лейтенанта старой армии Николая Михайловича Потапова. На самом деле Потапов, как и многие честные русские офицеры, верой и правдой служил своей обновленной Родине на ответственном посту в Главном штабе Красной Армии. Когда-то дядя Коля, Николай Ильич Подвойский, познакомил Артузова с Потаповым, которого хорошо знал и которому полностью доверял. Когда Артуру Христиановичу потребовался для «Треста» крупный военный специалист, известный в кругах старого генералитета, он вспомнил о Николае Михайловиче и обратился к нему за помощью. Потапов оказался очень полезным человеком. Он был умен, выдержан, находчив и умел, если требовалось, держаться с генеральской вальяжностью. Как и Якушев, он несколько раз выезжал за рубеж (иногда и вместе с Александром Александровичем) и каждый раз отлично справлялся с заданием.
Подзадориваемые активизацией действий Савинкова, руководители монархических кругов и РОВС все чаще и чаще стали засылать на территорию Советской России своих эмиссаров, диверсантов и террористов. Основную деятельность РОВСа «Трест» держал под своим контролем. Однако не исключалось, что единичную диверсию или политическое убийство белогвардейцы, самостоятельно проникшие в СССР из-за кордона, могут совершить сами. Этого Артузов допустить не мог. В Берлин и Париж пошли очередные донесения. В них Якушев убеждал Врангеля, Маркова-II и Кутепова, что террор себя не оправдывает, что если монархисты и дальше будут заниматься подобными акциями, то Чека быстро доберется до главных организаций МОЦР и разгромит их. Якушев сообщал, что перед угрозой разгрома он уже отдал приказ всем своим силам уйти в подполье. Александр Александрович убеждал своих корреспондентов, что нецелесообразно ставить под угрозу существование такой серьезной организации, как МОЦР. Нужно планомерно накапливать силы для перехода в будущем к решительным действиям, а не распыляться в неэффективных террористических актах.
В Париже доводам Якушева в конечном счете вняли. Вскоре от великого князя Николая Николаевича поступило распоряжение: во имя сохранения существующих организаций в России террор прекратить.
Наступил момент, когда благодаря «Тресту» чекисты были полностью в курсе всех основных контрреволюционных замыслов белогвардейско-монархической, а также кадетско-эсеровской заграничной и внутренней контрреволюции. «Трест» был также достаточно хорошо информирован и о том, куда и по каким каналам шли деньги «Российского торгово-промышленного и финансового союза» (Торгпром), который был создан в эмиграции крупнейшими денежными тузами старой России: Денисовым, Гукасовым, Лионозовым, Манташевым, Рябушинским, Нобелем и другими. Ради возвращения своей собственности в бывшей Российской империи господа из Торгпрома, имевшие немалые средства в европейских и американских банках, поддерживали деньгами и РОВС, и Савинкова.
Конечно, не только «Трест», весь центральный и местный аппарат ОГПУ вели напряженную борьбу с вражескими лазутчиками. И все-таки благодаря значительной помощи «Треста» в 1924 году только на территории одного Западного военного округа было задержано несколько десятков весьма крупных агентов империалистических разведок.
Доверие к детищу Менжинского и Артузова несколько пошатнулось лишь после захвата чекистами выведенных на советскую территорию Бориса Савинкова и Сиднея Джорджа Рейли.
Но все же Менжинский и Артузов предприняли попытку спасти «Трест», продлить на какое-то время его деятельность. И это им удалось…
— Я понимаю, Артур Христианович, что сделать это почти невозможно, — говорил Вячеслав Рудольфович, медленно прохаживаясь по своему кабинету. — Мы и так выжали из «Треста» максимум допустимого, а то и больше. Конечно, приходится учитывать состояние Якушева и сотрудников, с ним работающих. Они устали, операция длится уже четыре года, придумывать новые ходы, новые комбинации становится все труднее. Но попробовать стоит, каждый день существования «Треста» — это еще один день, прожитый нами спокойно…
Артузов машинально поправил свободно повязанный галстук под мягким воротом толстовки — кроме Менжинского он в ту пору был, должно быть, единственным сотрудником, который носил галстук, если, конечно, не был в форменной гимнастерке.
— Я уже думал об этом, Вячеслав Рудольфович.
— Ваши предложения?
— Имитация крупных диверсий отпадает. Если там всерьез заподозрили, что «Трест» целиком наша мистификация, то они конечно же могут предвидеть, что организовать эффектный взрыв с пожаром нам ничего не стоит. Полагаю, нам нужно свидетельство в пользу «Треста» авторитетного во всех отношениях эмигранта, чье слово не подвергнется и тени сомнения.
— Мысль превосходная, она мне тоже приходила в голову. Я даже хотел поделиться ею с вами, но вы меня опередили. Но у меня есть и серьезное опасение, почему я и не поспешил эту мысль высказать. А именно, боюсь, что после провала Савинкова и Рейли никто из крупных деятелей эмиграции не решится на «ходку» в СССР.
Артузов оживился:
— В том-то и дело, Вячеслав Рудольфович, что такой человек есть. Есть!
Менжинский остановился возле стола на полушаге:
— Кто?
— Шульгин!
— Шульгин? Василий Витальевич? Быть не может! Как говорят англичане, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Артузов рассмеялся.
— Тем не менее это так. Более того, он сам хочет приехать в СССР. Об этом Якушеву написал Климович, который, кстати, по-прежнему расположен к Александру Александровичу. Дело в том, что в период гражданской войны у Шульгина пропал без вести сын. Он еще в двадцать первом году пытался разыскать его, нанял каких-то контрабандистов и из Варны на парусной шхуне пересек Черное море. Высадился в Крыму, потерял половину экипажа, сына не нашел и ни с чем вернулся обратно. А теперь какая-то гадалка предсказала ему, что сын его жив, но находится в больнице. Шульгин, он тоже всегда благоволил к Якушеву, просил его через Климовича помочь в поездке в СССР, чтобы разыскать сына.
— Что ответил Якушев?
— Что гарантировать безопасность в нынешних условиях после серии провалов не может, но приехать приглашает.
— Правильно, а сына его искали?
— Везде, где только можно. Никаких сведений о нем обнаружить не удалось. Полагаю, что он или погиб во время войны, или живет под другим именем.
— Шульгин — это тот человек, который может помочь «Тресту» выжить.
Менжинский задумался, потом решительным жестом хлопнул слегка по столешнице.
— Приглашайте Шульгина, разработайте маршрут, только не нужно, чтобы все шло гладко, без сучка без задоринки. А то это может показаться подозрительным. И попрошу вас еще раз поискать сына Шульгина, подключите милицию, Наркомздрав, наведите справки у бывших сослуживцев, соседей, словом, сделайте все, что возможно. Если бы это удалось, более рьяного защитника для «Треста» не придумать.
И еще: хорошо бы, чтобы после своего путешествия Шульгин не ограничился устным восхвалением «Треста» в узком кругу руководителей эмиграции, но написал книгу. Он хороший журналист, я полагаю, такая книга принесла бы нам сегодня большую пользу…
Василий Витальевич Шульгин был видным деятелем царской России в последнее десятилетие. В прошлом богатый помещик Волынской губернии, депутат Государственной думы и издатель, он являлся в некотором роде фигурой исторической: вместе с А. И. Гучковым присутствовал при отречении Николая II от престола. Шульгин был убежденным монархистом, но не оголтелым, от других эмигрантов его отличала прежде всего трезвость взглядов.
В ночь на 23 декабря 1925 года Шульгин, отрастивший длинную седую бороду и одетый в долгополое пальто, что делало его, по собственным словам, похожим на старого раввина, перешел с помощью людей «Треста» границу. Он побывал в Киеве, с которым были связаны многие годы его жизни и политической деятельности, и в Москве. На подмосковной даче Шульгин встретился с двумя, можно сказать, постоянными представителями Кутепова при «Тресте», известными как супруги Красноштановы. Это были Мария Владиславовна Захарченко-Шульц и ее муж Георгий Николаевич Радкевич. В начале февраля 1926 года Шульгин, так ничего не узнав о судьбе своего сына, вернулся в Варшаву.
Путешествие Шульгина было умело обставлено в духе «опасности», рискованных «приключений», многозначительных встреч и т. п. Надо отдать должное Шульгину — он проявил себя смелым человеком, поскольку и понятия не имел, что все эти опасности лишь инсценировка.
Вернувшись за кордон, Шульгин заявил:
— Я убедился, что русский народ жив и не собирается умирать… Все, что было обещано «Трестом», выполнено, это хорошо организованный и точно функционирующий механизм.