Все последующие дни Артузов занимался разработкой новой операции. С Менжинским встречался каждый вечер — высказывал свои соображения, отстаивал их от критического штурма Вячеслава Рудольфовича. Так отшлифовывалась и принималась каждая деталь. От каких-то внешне эффектных и заманчивых комбинаций и ходов пришлось отказаться, вместо них всплывали новые варианты, подчас совершенно неожиданные.
Одну остроумную ловушку Менжинский отверг, к огорчению Артузова, по несколько странному соображению.
— Знаете, Артур Христианович, — сказал Вячеслав Рудольфович, — у англичан есть поговорка: «This is too good to be true», по-русски это означает: «Слишком хорошо, чтобы было правдой». Знаете, когда все идет очень гладко, это уже вызывает подозрение, не бывает так в жизни. Савинков — конспиратор с огромным опытом. К тому же дело Азефа[3] для него тоже не прошло бесследно. Когда он планирует операцию, то обязательно закладывает в нее избыточный запас прочности, на случай, если какие-то частности не сработают. Он по опыту знает, что в долгой войне без поражений и провалов не обойтись. А вы хотите обеспечить ему сладкую жизнь, одни успехи для повышения веса нашего «Синдиката». Савинков этому нипочем не поверит. Поначалу, быть может, обрадуется, что так все хорошо, но через некоторое время заподозрит что-то неладное именно из-за странной легкости, с какой все будет удаваться.
Артузов в подобных случаях не обижался. Он глубоко уважал Вячеслава Рудольфовича за огромные знания, ум, опыт. А потому свое мнение отстаивал в разговорах с ним горячо и упорно, но не упрямо. Если аргументы собеседника оказывались сильнее, умел согласиться с ними. Кстати, точно так же вел он себя не только с начальниками, но и с подчиненными. Вот и в данном случае, признав правоту Менжинского, отказался от «гладкописи», ввел в разработку определенные канавки и кочки, для большего правдоподобия и жизненной убедительности.
Все это, однако, пока касалось лишь общей схемы. В нее предстояло внести множество поправок, дополнений, обусловленных развитием реальных событий и личными качествами конкретных людей. Но без нее, этой намеченной схемы, никак нельзя было обойтись, поскольку она задавала требования, по которым подбирал Артузов исполнителей главных ролей. Артур Христианович изучил десятки савинковских агентов, либо задержанных в последнее время, либо находящихся под наблюдением чекистов. Наконец у него появились основания прийти к Менжинскому с предварительным докладом.
— Кажется, нам удалось тут подобрать один «ключик», который, по моим расчетам, может открыть савинковские двери.
— Кто это? — оживился Менжинский.
— Шешеня…
Об аресте этого человека Менжинский, конечно, уже знал.
Бывший адъютант Савинкова — казачий сотник Леонид Шешеня был послан на связь с ранее заброшенными агентами. Он был родственником, а точнее, свояком Ивана Фомичева — влиятельного представителя Савинкова в Вильно и частично в Варшаве. Арестовали Шешеню при попытке перейти границу. Савинков о его задержании еще ничего не знал. Менжинский живо заинтересовался:
— Показания этот Шешеня дает?
— Дает. Назвал всех агентов, к кому шел. Мы их изъяли. Один представляет интерес.
— Чем?
— Он поселился в Москве около года назад, устроился охранником на железную дорогу. Не исключено, конечно, что законсервирован, но, по-моему, просто ничего не хочет делать. Живет тихонько, и все. Семейный.
— Фамилия?
— Зекунов Михаил Дмитриевич.
— С Шешеней знаком?
— Нет. Они вообще люди разные. Шешеня просто солдат, служака. Савинкову такой нужен только как преданный исполнитель несложных заданий. Привезти, отвезти, проверить. Ну, и стрелять, конечно, умеет. Зекунов интеллигентнее, похоже — и совестливее.
Менжинский слушал внимательно. Его всегда глубоко интересовали не только поступки, но и мотивы, их вызвавшие, характеры людей, оказавшихся в поле зрения ВЧК.
— Что ж, — сказал он после некоторого размышления. — Арест обоих зашифруйте, обеспечьте секретность содержания и приступайте к разработке.
— Хорошо…
— Кого из сотрудников предназначаете на главную роль?
— Предлагаю Андрея Павловича Федорова.
— Чем обосновываете?
— Деловыми качествами. Прекрасное образование — юрист, знает языки. До революции — боевой офицер. С начала гражданской — в Красной Армии. Забрасывался в тыл к белым в качестве военного разведчика, действовал под белогвардейского офицера.
Тверд, решителен, находчив, умеет отстаивать собственное мнение. Это очень важно, если придется столкнуться лично с Савинковым, вы же знаете, как тот подавляет людей… Еще одно соображение. Савинков писал как-то военному министру Франции, что большевистская власть в России может быть свергнута только русскими крестьянами. А Федоров внешне — типичный крепкий и сметливый русский крестьянин. Он уже внешне будет импонировать Савинкову как человек из гущи народа, а не говорун из интеллигенции, каких при нем и своих предостаточно.
— Что ж, выбор, похоже, удачен. Я знаю Федорова, не знал только всех его достоинств. Кстати, когда начнете составлять для него легенду, держитесь как можно ближе к подлинной биографии, поскольку у Федорова она, при некоторой отделке, очень выигрышна.
— Значит, начинаю работать.
— Работайте. Через несколько дней будьте готовы доложить обо всем Феликсу Эдмундовичу. Помните, его интересует все, что относится к «Синдикату». Феликс Эдмундович предупреждает нас, что в ближайшее время поднимется новая волна антисоветской активности, мы должны быть готовы встретить ее во всеоружии, отсюда такое внимание к «Тресту» и «Синдикату».
XII Всероссийская конференция РКП (б), собравшаяся в августе 1922 года, как раз когда началась операция «Синдикат-2», указывала, что первый год новой экономической политики, совпавший с голодом и нажимом международной реакции, вызвал усиление антисоветской деятельности остатков разгромленных контрреволюционных партий кадетов, меньшевиков и эсеров.
Не было ничего удивительного, что в нэповской лихорадке родились новые антисоветские центры и организации. Так появилась и группа «Либеральные демократы», или ЛД, в Москве. Программа организации была настолько расплывчата и аморфна, что позволяла присоединиться к ней любому антисоветчику, ну разве что кроме откровенных черносотенцев. Идеальная среда для пышного расцвета эсеровского савинковского вождизма. Был, правда, у ЛД и один недостаток — группы этой в действительности никогда не существовало. А требовалось как раз убедить Савинкова не только в ее реальном существовании, но и способности поднять восстание в масштабах всей страны. Единственного, чего для этого не хватало, так это присутствия самого Савинкова как общепризнанного всенародного руководителя.
Дзержинский, ознакомившись с планом «Синдиката-2», операцию утвердил. Еще раз попросил Менжинского и Артузова непрерывно держать его в курсе всех дел, связанных с Савинковым. Утвердил он и кандидатуру Федорова на роль полномочного представителя и одного из руководителей ЛД. Псевдоним Федорову был выбран Мухин, имя и отчество оставили настоящие — Андрей Павлович.
Для Зекунова Артузов придумал роль серьезную и интересную. Надо сказать, что этого савинковского эмиссара Артузов «вычислил» безошибочно. Зекунов, точно, в душе давно отошел от какой-либо антисоветской деятельности, он и в самом деле ничего не делал в качестве резидента «Союза» в Москве, очень тяготился своим прошлым и, в сущности, самостоятельно превратился во вполне лояльного по отношению к Советской власти гражданина. Зекунов согласился честно помогать ВЧК. Забегая вперед, следует сказать, что с порученным ему делом он справился успешно и охотно.
С Шешеней пришлось повозиться. Он был старателен, но, как витиевато выражались авторы арабских сказок, «чело его не было отмечено печатью мудрости». Каждую комбинацию, ход, фразу с ним приходилось отрабатывать до мелочей, поскольку самостоятельно действовать он просто не был способен.
В оптимальный срок Шешеня послал Савинкову первое донесение. Он информировал своего бывшего хозяина о политическом положении в Советской России, сообщал, что появились новые силы, способные выступить против большевиков.
Новое письмо — Шешеня докладывает Савинкову о похвальной и плодотворной работе в Москве эмиссара «Союза» Зекунова. Следует перечень диверсий, актов террора и саботажа, якобы предпринятых в последнее время Зекуновым и завербованными им людьми.
Наконец настало время для реализации замысла. Савинкову сообщают, что в Москве Зекунов встретил сослуживца по белой армии, тоже бывшего офицера, Андрея Павловича Мухина, человека надежного и «своего». После осторожных взаимных прощупываний Мухин сознался Зекунову, что является одним из руководителей подпольной организации «Либеральные демократы». Более того, Мухин даже предложил Зекунову в эту организацию вступить, поскольку ничего не знает о принадлежности Михаила к савинковскому «Союзу».
Шешеня сообщал, со слов Зекунова, что, к сожалению, в рядах ЛД (а это организация многолюдная) отсутствует должное единство. Существуют две примерно равновеликие группы: «активисты» и «накописты». Первые требуют развязывания террора и диверсий. Вторые стоят за метод выжидания, временной пассивности, ждут подходящего случая и подходящей обстановки. В итоге организацию раздирают противоречия: «Выходит, у нас нет такого человека, который бы смог сплотить наше движение воедино».
Это письмо не могло не заронить в авантюрную душу Савинкова будоражащую мысль: России нужен вождь. И этим вождем конечно же может быть только он, Борис Викторович Савинков.
В следующем письме Шешеня уже прямо намекал, что все больше и больше влиятельных членов организации ЛД склоняются к тому, что в качестве объединяющей силы должен выступить Савинков. Как сообщил ему, Шешене, Зекунов, на последнем заседании руководства ЛД Мухин прямо назвал Савинкова самой сильной личностью среди всех сторонников активной борьбы с Советской властью, находящихся за границей, да и «дома» тоже.