Важность народного просвещения поэт подчеркивал много кратно. «Чтобы без горя в мире жить, народу нужно просвещенье», — утверждал он в стихотворении «Старое и новое время» (1903). Крестьянская революционность, народное бунтарство не отразились достаточно сильно в самом духе его поэзии (хотя, например, поэма «Исповедь матери» рассказывает о крестьянской мести помещику-насильнику). В этом отношении Дрожжин несравним и с Есениным, своим младшим современником.
Беспристрастное знакомство с поэзией Дрожжина заставляет сделать вывод об ориентации поэта на идеалы, которые в предреволюционной атмосфере выглядели достаточно благоразумными и мирными.
Не случайно в дореволюционную пору предпринимались разнообразные попытки представить Дрожжина этаким «идеальным крестьянином», в меру просвещённым и чувствительным, в меру жизнерадостным и деятельным.
Можно говорить о своеобразной борьбе за Дрожжина, в которой его деятельность трактовалась реакционными кругами тенденциозно, односторонне. Так, великий князь Константин Константинович Романов (он претендовал на роль законодателя путей и вкусов в искусстве, сам писал стихи, подписывая их псевдонимом «К. Р.» в своем отзыве для Академии наук о сочинениях Дрожжина отмечал их «жизнерадостное настроение», «бодрость духа»; он ставил Дрожжина в пример «многим воображающим себя поэтами, но умеющим только ныть без всякого на то права». Особенно радо вало высокопоставленного рецензента то обстоятельство, что Дрожжин — поэт, не «заражающийся модными течениями». [1] Академия наук дважды отмечала стихотворения Дрожжина почетными наградами. Подобные факты, естественно, не следует воспринимать как вполне объективную, беспристрастную и бескорыстную оценку трудов поэта. Все же они косвенно свидетельствуют о консервативном характере его демократизма.
Несмотря на все рассказанное здесь, у читателя не должно возникнуть представления о совершенно гладком и благополучном пути Дрожжина-поэта. Все обстояло значительно сложнее. Наряду с поддержкой одних существовало ироническое неприятие других: скажем, в романе М. Альбова и К. Баранцевича «Вавилонская башня» (он представляет собой юмористическое повествование об одном из московских литературных кружков конца прошлого века) Дрожжин, выведенный под именем Горшкова, постоянно «сидит в уголку, изнемогает в испарине и беспрестанно кашляет в горсть». [2] Из этих строк явствует несомненная' драматичность существования Дрожжина в «хорошем обществе», в том числе и в литературном, его напряженность и ощущение «чужедомья» вокруг. Конечно, ему были свойственны внутренние сомнения, страсти, живое и сильное страдание (обо всем этом свидетельствуёт, в частности, впервые публикуемое в настоящем издании стихотворение «Поэт и читатель»).. Однако его поэтические произведения далеко не всегда открывают читателю реальный облик автора, его подлинные мысли и волнения.
Какова же художественная природа поэзии Дрожжина?
Большинству стихотворений свойственно парадоксальное сочетание простонародности и эстетизма, развивавшееся и обострявшееся с годами. Поэт, как кажется, не бессознательно или по неумению прибегает в своих произведениях к приемам чужого твор чества (так было у Сурикова), а как бы нарочито предлагает воспринимать написанное в привычном эстетическом ряду поэзии кольцовского направления. В стихах Дрожжина легко различимы элементы принципиальной вторичности, рассчитанной стилизации. К ним относятся и постоянное употребление таких оборотов, как «добрый молодец», «красна девица», «душа-девица», «ретивое», «тоска-кручина» и т. д., и некоторые герои, ритмы, жанры (например, «Думы»), воспринимаемые в стихотворном наследии поэта как откровенные цитаты. Для его поэзии характерны своего рода словесные клише, то есть слова, за которыми нет живого исследования действительности или хотя бы попытки к тому. Поэт не только подхватывает сложившиеся формы специально «поэтической» фразеологии, но и сам создает соответствующие новые фразеологизмы.
В 1913 году в стихотворении «Из мрака к свету» Дрожжин писал:
Из мрака к свету мы идем,
Туда, где нас свобода ждет...
И в 1919 году он писал снова:
За вольным радостным трудом
Из мрака к свету мы пойдем...
Однако черты подлинного мировосприятия крестьянина-труженика, живое народно-поэтическое чувство нередко пробиваются в стихотворениях Дрожжина сквозь стилизацию и подражательность.
Надо учесть, что сам Дрожжин считал себя «песнетворцем», называл свои стихотворения песнями. И. А. Белоусов рассказывал: «Он не просто записывает свои песни на бумаге, он сначала положит их «на голос», споет их про себя, а потом уже запишет».[1] Дрожжин сам любил и умел петь свои произведения. В 1924 году А. С. Серафимович вписал в памятную книжку поэта: «Сегодня пришел ко мне поэт Дрожжин и пел таким же крепким голосом свои песни, каким певал много лет назад». [1]
В поэтическом наследии Дрожжина есть целые стихотворения (особенно из числа ранних, когда поэт был всего ближе к истинному творчеству) с глубоко достоверным ощущением крестьянских будней и жизни родной природы. Таковы, например, «Летняя ночь в деревне», — «Родина», широко известное начало «Дуняши» («Быстро тучи проносилися...»), высказанные с юмором строки «Домового», песня «Как по травке ветерок...» и другие. Среди стихов Дрожжина встречаются порой строфы или строчки, которые отличаются небанальностью и точностью поэтического языка:
Как радовался я на вскопанные грядки,
Когда перистый лук, заботливой рукою
Родимой бабушки посаженный на них,
С бобами сочными всходил и красовался!
А старый дед пахал за этим огородом,
И пашня черная виднелася сквозь тын,
И жаворонок пел, и каркали вороны,
За дедом в борозде сбирая червяков...
Хоть с каждою весной бессмертная природа
Напоминает мне об этих чудных днях,
Но я теперь сижу понурившись, как крест
От частых зимних бурь на кладбище забытом.
Поэзия Дрожжина сформировалась в своих основах в послед ние десятилетия XIX века, задолго до Октябрьской революции. Революцию Дрожжин принял радостно, но решительным образом обновить свое творчество он, естественно, уже не смог.
М. Горький, которого особенно занимала участь русских «писателей-самоучек», в письме А. А. Яблоновскому в январе 1911 года заметил: «Я верю также, что попади Дрожжин в юности в хорошие, любовные руки, из него вышло бы не то, что видим ныне». [2]
Бесспорно, значение деятельности Дрожжина не следует преувеличивать, однако реальная картина истории родной поэзии была бы неполна без этой своеобразной фигуры поэта-крестьянина.
Максим Леонович Леонов, человек младшего поколения (моложе Дрожжина почти на четверть века), был необычайно деяте лен, предприимчив, инициативен, его биография содержит список важных, полезных дел — от издания революционно-пропагандистской литературы до помощи крепнувшему рабочему движению. .
Что же касается его стихотворений, то в них читатель найдет многие черты, уже ставшие атрибутом, неотъемлемым свойством произведений представителей данной поэтической традиции: Леонов передает настроения печали, порожденные в душе крестьянина его трудным житьем («От тоски-злодейки...» и другие); он утверждает значение труда, нравственности, честности, внимания к народным нуждам («Завет крестьянина»); он воссоздает порой реальнейшие черты крестьянского быта и психологии; он слагает песни.
И Дрожжин, и Леонов продолжают традицию противопостав ления города деревне, не внося в этот привычный контраст каких-либо новых оттенков. Дрожжин пишет:
Приходите ко мне, бедняки,
Из сторонки чужой и далекой
В деревушку у славной реки...
...Бросьте пыльные вы города,
С их развратом и роскошью моды,
С их бесплодным избытком труда,
Бросьте пыльные вы города,
Мрачных фабрик тяжелые своды,
Полюбите раздолье природы.
Ты изнываешь там, в глухих стенах столицы,
А я смотрю на гладь родных полей
И слушаю, когда поют, взлетая, птицы
Над головой моей.
Леонов вторит своему старшему товарищу:
Мне противен душный город,
Я стремлюсь туда душой,
Где в тени дерев зеленых
Милый сердцу дом родной...
Я с деревней родной
Крепко дружбу веду,
В город душный я жить
Никогда не пойду.
Сохраняя, основные темы, жанры, настроения «поэтов-самоучек», творчество М. Леонова в то же время зачастую красноречивее, нежели стихи Дрожжина, говорит о принципиальном тупике, в который забредала по воле истории поэзия «суриковцев».
В стихах Сурикова и его товарищей по «Рассвету» без особого труда отслаиваются друг от друга подлинное живое «зерно» и внешняя литературная подражательность. У Дрожжина, особенно с годами, возникает отмеченное сочетание простонародности с эстетизмом, своего рода «автостилизация»; она уже может иной раз помешать отделить истинное от деланного, переводит пусть наивную, неумелую, но искреннюю поэзию «самоучки» в другой разряд, как бы превращает ее в стихотворный промысел, вид кустарной крестьянской промышленности.