Егор Иванович Назаров родился в городе Ельце Орловской губернии в 1847 или 1848 году. Отец его — обедневший купец. Грамоте Назаров научился самоучкой, восьми лет. В юности был подносчиком в кабаке, служил на табачной фабрике, работал приказчиком. Жил он в Рязани, Москве, но преимущественно в родном Ельне. К середине 70-х годов завел крупное хлебное дело, но вскоре разорился.
Много времени уделял Назаров краеведческим разысканиям, работал для Орловской ученой архивной комиссии, подготовил и опубликовал труды по истории Орловщины, в частности Ельца. Последние годы, больной и одинокий, жил на скудное жалование члена Елецкой городской мещанской управы. В конце века с ним познакомился И. А. Бунин. [1]
Умер Назаров 20 октября 1900 года.
Его литературным дебютом было стихотворение в сборнике «Рассвет». Он участвовал также в других коллективных сборниках: «Родные звуки», вып. 2 (М., 1891), «Звезды» (М., 1891). Стихотворения и рассказы его публиковались в «Русском курьере», «Сыне отечества», «Гражданине», «Новостях дня», «Родине», «Орловском вестнике» и других изданиях. При его жизни вышли один за другим два стихотворных сборника: «Собрание стихотворений Е. И. Назарова» (М., 1888) и «Собрание стихотворений Е. И. Назарова (издание первое)» (Елец, 1889).
198. Бедность
Бедность, бедность, нищета,
Ты всему виною,
Честь, рассудок, красота
Губятся тобою.
Чрез тебя бедняк идет
И в огонь и в воду
И невольно продает
Совесть и свободу.
Не мила с тобою воля
И легко в тюрьму попасть;
Чрез тебя, лихая доля,
Мать и дочь свою продаст.
И по улицам с сумою
Заставляешь ты ходить,
Чтоб с протянутой рукою
Подаяния просить.
<1872>, <1887>
199. Погорелец
В суровой, холстинной рубахе,
Оборванный, бледный, босой,
Стоит перед сытой толпой
С понуренным видом и в страхе
Недавно сгоревший крестьянин
(Известны пожары крестьянских жилищ).
Вчера еще был он хозяин,
Сегодня без крова и нищ.
Трудно просить подаянья тому,
Ктр сам подавал и трудился;
Неволя надела суму,
Голод в семье поселился.
Кто-то из добрых прохожих
Подал копейку иль грош.
Два господина пригожих
Что-то шепнули под нос
И пошли стороною; мужик
Только и мог разобрать,
Что, мол, крестьянин привык
На судьбу свою вечно роптать.
«Притворяется, кажет заплаты,
Не оглянешься — тут же и пьян».
Осудили несчастного хваты
И сами пошли в ресторан.
Кто же, несчастный, пособит тебе?
В ком ты отыщешь участье?
В том, кто в житейской тяжелой работе
Изведал превратности счастья.
Кто сердцем о брате болеет
И знает, что значит «нужда»,
Тот камня поднять не посмеет,
С презреньем бежит он суда.
<1887>
А. Разоренов
Алексей Ермилович Разоренов (или, как сам он подписывался, «Раззоренов») родился в 1819 году в сельце Малое Уварово Коломенского уезда Московской губернии. Он — сын крепостного крестьянина, позднее приписавшегося к московскому мещанству.
Грамоте Разоренов учился у приходского пономаря по Псалтырю и самоучкой. Первые десятилетия его самостоятельной жизни прошли в скитаниях и смене разнообразных занятий. Он был приказчиком, актером на маленькие роли в труппе Н. К. Милославского (50-е годы), лакеем, разносчиком, поваром, членом «золотой роты».
В середине 60-х годов Разоренов окончательно поселился в Москве и открыл мелочную овощную лавку. Газета «Народный голос» посвятила ему большой сочувственный очерк «Поэт-лавочник» (1867, 2 июня).
Описание Разоренова-старика оставил А. Коринфский: «В высшей степени оригинально было видеть старика лавочника в длиннополом (московском) полукафтане, декламирующего из-за прилавка целые монологи из «Гамлета», «Короля Лира», «Ляпунова», «Скопина-Шуйского», «Велизария» и других пьес и с чисто юношеским увлечением произносившего наизусть любимые места из «Демона», «Евгения Онегина», «Бориса Годунова» и «Громобоя». [1]
Умер Разоренов 21 или 22 января 1891 года. [2]
Стихи (песни в народном духе) он начал сочинять, очевидно, в 50-е годы. Однако, по свидетельству того же А. Коринфского, до знакомства с Суриковым Разоренов и не думал о том, чтобы их опубликовать. Печатался он с начала 70-х годов в «Грамотее», «Воскресном досуге», «Иллюстрированной неделе», «Радуге», «Московском листке», «Новостях дня», «Русском курьере» и других изданиях. Его стихотворения включены также в коллективные сборники: «Родные'звуки» (вып. 1—М., 1889; вып. 2 — М., 1891), «Наша хата» (М., 1891), «Грезы. Сборник стихотворений, посвященный памяти поэта-крестьянина А. Е. Разоренова» (М., 1896), «Нужды» (М., 1896—1897). Книг стихотворений Разоренова нет. При его жизни вышло в свет «К неоконченному роману «Евгений Онегин», соч. А. Пушкина, продолжение и окончание, соч. А. Разоренова» (М., 1890). [1]
200. «Не брани меня, родная...»
Не брани меня, родная,
Что я так люблю его, —
Скучно, скучно, дорогая,
Жить одной мне без него.
Я не знаю, что такое
Вдруг случилося со мной,
Что так бьется ретивое
И терзается тоской.
Всё оно во мне изныло,
Вся горю я как огнем,
Всё не мило мне, постыло,
Всё страдаю я по нем.
Мне не надобны наряды
И богатства всей земли...
Кудри молодца и взгляды
Сердце бедное зажгли...
Сжалься, сжалься же, родная,
Перестань меня бранить.
Знать, судьба моя такая, —
Я должна его любить!..
1850-е годы
201. Песня
Что не тученька,
Туча черная,
Через темный лес
Поднимается.
Нет, то грозный муж,
Горький пьяница,
Бить меня, злодей,
Собирается.
Бить за то, что я,
Ходя по воду,
С Ваней, молодцем,
Застоялася.
Говоривши с ним,
Позабылася, —
Поздно к мужу в дом
Воротилася.
Бей же, бей меня,
Нелюбимый муж,
Коротай мою
Жизнь постылую!
Как ненастный день,
День без солнышка,
Тяжела она
Мне без радости.
Бог прости моей
Родной матушке,
Что не по сердцу
Замуж выдала.
<1872>
202. На кладбище
Заря, чуть теплясь, догорает;
Темнеет жаркий летний день,
И ночь неслышно опускает
Свою на всю окрестность тень.
Какая тишь, уединенье
Везде на кладбище царит!
Как всё полно успокоенья;
Кругом ни звука — всё молчит.
Полны какой-то грустной думы,
Деревья старые молчат,
Невозмутимы и угрюмы,-
Свои могилы сторожат.
Молчат спокойные могилы,
Молчат заснувшие кусты,
И месяц бледный и унылый
Безмолвно смотрит с высоты.
Но не молчит в груди страданье,
И, как палач, передо мной
Стоит о прошлом вспоминанье
И сердце рвет мое тоской!..
Здесь в тишине, уединеньи
Как я желал бы отдохнуть!
Забыть сердечные мученья
И тихим вечным сном заснуть!.
<1389>
203. «Вот уж потухает...»
Вот уж потухает
За горою день;
Стелет ночь повсюду
Сумрачную тень.
Тихо до ночлега
Я бреду один...
Нет живого звука
Средь немых долин.
Всё мертво и пусто
В этой тишине,
Только голос друга
Слышен будто мне.
«Помнишь ли меня ты,
Друг сердечный мой?
Где ты, что с тобою
В стороне чужой?»
Помню, друг мой, помню
Я тот горький час,
Как нужда и горе
Разлучили нас.
С той поры в чужбине
Я один брожу,
Всё ищу я счастья —
Да не нахожу.
Но, быть может, скоро
Дни мои пройдут,
И нужду и горе —
Всё с собой возьмут.
Так порой промчатся
В небе журавли,
Вскрикнут — и затихнут
В облачной дали!..
<1891>
И. Родионов
Иван Дмитриевич Родионов родился, по-видимому, в 1852 году в городе Одоеве Тульской губернии. Его отец вел бакалейную торговлю, сын с малых лет помогал ему по лавке. Грамоте Родионов выучился дома. Около 1870 года он поселился в Москве, служил приказчиком, затем артельщиком Российского общества транспортирования кладей на товарной станции.
Для самоопределения Родионова имело большое значение его знакомство с Суриковым. Они подружились. Суриков был посаженым отцом на свадьбе своего товарища в ноябре 1873 года. Супруги Родионовы жили бедно, оба работали не покладая рук. У Ивана Дмитриевича рано развилась чахотка. Умер он в Ялте 12 июня 1881 года.
Печатался Родионов с начала 70-х годов. Дебютировал он в «Воскресном досуге», выступал со стихотворениями также в «Иллюстрированной газете», «Иллюстрированной неделе», «Грамотее», «Развлечении», «Ремесленной газете», «Неве», «Будильнике». Некоторые стихотворения Родионова собраны в книге «Нужды. Сборник стихотворений, посвященный памяти поэта-самоучки И. Д. Родионова» (М., 1896—1897). Печатался также под псевдонимом И. Евсеев. [1]
204. «Смотрит месяц с неба...»
Смотрит месяц с неба
На столичный город,
Смотрит, где довольство
У людей, где голод.
Заглянул он в окна
Здания большого,
Залитые светом,
Этажа второго.
Видит: бал в разгаре,
Музыка играет,
У людей на лицах
Счастие сияет.
Все довольны жизнью
Иль хоть настоящим.
И спустился месяц
Вниз лучом блестящим,
И проник сквозь стекла
Он в этаж подвальный;
Грязны, малы окна
Свет дают печальный.
Видит месяц сцену
Жизни горемычной:
Муж жену, беднягу,
Бьет рукой привычной.
Всё дотла он пропил,
Не за что схватиться,
В голове ж бушует, —
Надо похмелиться.
А жена причиной,
Зло на ней срывает,
Отчего нет денег,
Что́ не добывает.
И напрасно мужу
Бедная клянется,
Что в дому нет гроша,
Ничего неймется.
Затвердил, что душу
Вышибет из тела,
Чтоб в другой раз денег
Прятать не посмела.
Вкруг толпятся дети,
Матку отымают,
Под кулак отцовский
Тоже попадают.
Грустно прочь отходит
Месяц от подвала,
Больно ему видеть
Сцену эту стало.
<1872>
205. Удалец
Наделила судьба
Добра молодца
Красотою лица,
Силой, удалью.
И чего для него
Больше надо бы —
Работай да прельщай
Сердца девичьи.
Убирай свой домок,
Приготавливай,
Да подругу себе
Приноравливай.
Да далеко зашла
Удаль молодца,
Захотелось ему
С ней помыкаться.
Захотел испытать
Жизнь он вольную,
Погулять, поглядеть
Русь раздольную.
И пошел он, не внял
Мольбам матери,
Не кидать чтоб ее
В горькой старости.
Год проходит, другой, —
Нету весточки,
Где живет, как живет
Добрый молодец.
Уж на третий дошел
Слух до матери,
Что идет ее сын
По Владимирке.
Что идет он, в цепях
Крепко скованный,
Что сгубила его
Удаль с волюшкой.
<1872>
206. После набора
Полно, полно, старуха, реветь,
Ты тоску своим ревом наводишь;
Сна лишилась совсем и не ешь,
Только дела, что по дому бродишь
Иль сидишь, где Петруха сидел,
Причитаешь по нем, как шальная;
Не один наш Петруха пошел —
Видно, воля уж божья такая.
Вот соседку так жалко подчас:
В два набора по сыну лишилась,
С малолетком осталась; нужда,
Муж пьянчуга, изба развалилась.
Нет помоги, работника нет,
Всё одна по хозяйству справляет,
Муженек же сидит в кабаке
Да добришко из дому таскает.
Ей простительно плакать, а мы
Ведь слезами гневим только бога,
Не одни, есть сынишка у нас,
Есть надежда, в работе помога.
Так грешно нам с тобою роптать,
А помолимся лучше, старуха,
Чтоб привел бог с тобою дожить
До тех пор, как вернется Петруха.
<1872>
207. Пожар от грозы
Поднялася туча черная,
Пронеслась гроза долинами,
Подошла к селу богатому,
Разразилась над овинами.
То-то стон поднялся, оханье,
Как пошел огонь попрыгивать,
Истреблять добришко жителей,
Жарить скот, скирды раскидывать.
Ошалели православные
От беды такой негаданной, —
Только крестятся да молятся,
На костер взирая пламенный.
Говорят всё речи умные:
Что пожар такой не тушится,
Что то́ божье попущение...
Эх, речей бы тех не слушаться!
В ту же ночь на месте двориков
Только остовы чернелися
Да кой-где ребятки малые
На пожарище виднелися.
Сорока дворов как не было,
Пяти душ не досчиталися,
Остальные ж без пристанища
И без хлебушка осталися.
Ходят по миру семействами,
Ходят, просят подаяния,
Говорят, что воля божия
Всё взяла их состояние.
<1872>
208. Счастливец
Счастливец тот, кто жизнь проводит
Без тайной внутренней борьбы,
Кому раздумье не находит
О коловратностях судьбы;
Кто не болит душой за братьев,
Убитых горем и нуждой,
Не шлет укоров и проклятьев
Тому, кто тем бедам виной;
Не прет рожна и не страдает
В сознаньи слабости своей,
А только, хвастаясь, блистает
Богатством пошленьких страстей;
Кому одна печаль-тревога,
Одно докучное дитя,
Чтобы гладка была дорога
Лишь только собственному «я»;
И это «я» по ней со славой
До дня расчета довести,
До остального ж — боже правый,
Трава хоть в поле не расти!
<1872>
209. Лже-юродивый
По селу в рубахе длинной
Бродит день-деньской
Молодой парнина видный,
Дармоед мирской.
Бродит он, народ морочит
Дурью напускной;
Точно моль, труды их точит,
Пройда записной.
Тут, глядишь, переночует,
Там поест, попьет;
В благодарность уворует,
Где что попадет.
А народ, как в святость, верит
В этого плута,
Дармоедство его терпит,
Хоть своя нужда.
У детей кусок отнимут,
А ему дадут.
Чуть завидят — шапку снимут,
В избу зазовут.
Верят, будто посещает
Дом тот благодать,
Где блаженный побывает,
Удостоит взять
Хлеб и соль с придачей гривны,
У кого и двух;
Надают кусков холстины,
Пирогов, ватрух.
Так живет себе пройдоха,
Благо слеп народ,
И живет куда неплохо
Без нужды, забот.
<1872>
210. Добро и зло
Укажи кто-нибудь нам на зло —
И мы зло то согласно признаем;
Без указанья же, право, подчас
Мы и зло за добро повстречаем.
Да и как их, по чем отличить?
То и это в потемках творится;
Зло, как известно, боится кары,
А добро вечно света стыдится.
Ну и ходят по тайным путям,
А сойдутся — себя ж не узнают;
И войдут рука об руку в мир,
Рука об руку в нем и блуждают.
<1872>
211. С глазу
Над Еремой три невзгоды
Разразились сразу,
И твердит Ерема бедный:
Неспроста то — с глазу.
Уж как первая невзгода —
Хлеб не зародился,
А запаса нет в помине,
Весь давно подбился.
А вторая-то невзгода —
Холода настали,
Хату ветхую Еремы
Ветры разметали.
А как третья-то невзгода
В корень доконала:
С плеч последняя рубаха,
Износившись, спала.
И задумал наш Ерема
Порешить всё сразу.
Порешил .. Пошли допросы...
Неспроста то — с глазу!..
<1873>
212. «Не корите меня, не браните...»
Не корите меня, не браните, —
Не любить я его не могла,
Полюбивши же — всё, что имела,
Всё ему я тогда отдала.
Поглядите, что сталось со мною:
Где девалась моя красота?
Где румянец, что спорил с зарею?
Где волнистых волос густота?
Где девичий мой смех серебристый,
Где беспечная резвость моя,
Где улыбка и взгляд мой открытый,
Чем пленила коварного я...
Где та кровь, что бежала по жилам
Огневою, горячей струей,
Где та страсть, что сжигала, томила,
Клокотала в груди молодой,
Где тот голос, игривость в движеньях?
Где та юность, та юность моя,
Что ему лишь, ему безраздельно
Отдала, безрассудная, я?..
Отдала!.. Ничего не воротишь —
Ничего из былого назад,
Даже слабой надежды на счастье,
На его снисходительный взгляд...
Не корите меня, не браните, —
Я любила, люблю и сейчас
Той любовью горячей, безумной,
Что чужда, непонятна для вас.
Я готова забыть мое горе
И простить ему всё его зло...
Не корите меня, не браните,
Мне и так тяжело, тяжело!
<1876>
213. Из Т. Шевченко
«Полно, полно мне шататься,
Людям докучать,
Пойду в сторону чужую
Долюшку искать.
Выйдет доля — буду жить я,
Нет — так утоплюсь,
Но продаться — не продамся,
В наймы не наймусь».
И пошел — прошел немало,
Доли не сыскал,
Свою волю добрым людям
Без торга отдал.
<1872>
214. Из Т. Шевченко
Умер старый батюшка,
Умерла и мать;
Некому сироточку
Дочку приласкать.
Что же, что же делать мне,
Сироте, одной,
В люди ли отправиться,
Дома ль жить с тоской?
Выйду в сад зеленый я,
Цветик посажу
И на этом цветике
Так заворожу:
Будет рость — останусь я,
Друга стану ждать,
Если ж нет — судьба моя
В людях пропадать.
С каждым тодрм в садике
Цветик тот растет,
К сироте ж работнице
Жданный друг нейдет.
<1872>