И направилась к чемодану.
«Конец! Это конец! – пронзительно завизжало что-то внутри Кощея. – Ты потеряешь ее! Не дай ей уйти! Пусть все станет как было».
Кощей резко дернулся с места, в два шага пересек разделяющее их расстояние, схватил Василису за плечо и развернул к себе, намереваясь поцеловать… и замер, будто налетел на стену. Страх. Страх упал вуалью на ее лицо, исказил черты, не оставив места ничему другому. Страх наполнил ее глаза. Кощей ужаснулся увиденному и в каком-то отчаянном порыве – то ли защитить, то ли оттянуть неизбежное – прижал Василису к себе, обнял и почувствовал, как она одеревенела в его руках. Ее объятия всегда дарили ему тепло, но сейчас она была холодна, будто мраморная статуя. Он вдохнул запах. Она пахла собой – так знакомо и родно. Кощей вдруг вспомнил, как в последнее утро, что они провели вместе, она мыла голову перед завтраком и спустилась на кухню с мокрыми волосами, а потом минут десять работал фен в ее комнате, а он смотрел на часы, злился и кричал ей, чтобы поторопилась, потому что ему уже нужно выходить…
– Василиса, – прошептал он ей в макушку, – я не принуждал тебя ни к чему и не причинял тебе вреда. Я не знаю, насколько ты была счастлива в этом браке, но несчастной ты не была. Во всяком случае, я на это надеюсь. Я бы отпустил тебя, если бы ты попросила, и ты это знала. И то, что не попросила, вселяет в меня надежду. И я отпущу тебя сейчас, но, если тебе что-то понадобится, обратись ко мне сразу же. Обещаешь?
– Отпусти, – едва слышно прошептала Василиса, и в ее голосе Кощей услышал слезы.
Пересохшими губами он поцеловал ее в макушку и разжал руки, тут же отвернувшись, чтобы не увидеть отвращение в ее глазах. Ушел из комнаты, ни разу не обернувшись, и не вышел проводить.
И не полетел ночью, чтобы поцеловать ее во сне.
Через две недели Кощей вернулся домой и обнаружил Василису в гостиной. Она сидела на диване и держала в руках рамочку со снимком из их отпуска. Этот кадр фотограф сделал во время экскурсии, а после предложил выкупить. Кощею он не понравился, зато Василиса, не торгуясь, взяла его по абсолютно несуразной, ничем не оправданной цене. Выражение своего лица на этом фото Кощей описал бы как снисходительно-скептическое, хотя после так и не смог вспомнить, что ему так не понравилось, но он обнимал Василису за талию, словно боялся отпустить хоть на шаг, а она смотрела на него и улыбалась. Она любила эту фотографию и держала ее в гостиной на журнальном столике, но теперь разглядывала так, будто на ней было запечатлено нечто крайне омерзительное, и от этого было больно вдвойне. Кощей невольно попытался представить, что бы она сказала о снимке с регистрации их брака на его рабочем столе. Впрочем, возможно, как раз к нему отнеслась бы более-менее спокойно: там они были серьезны, и она просто держала его под руку.
– Я помню эту поездку, – произнесла Василиса, явно не думая здороваться, и подняла на него глаза. – Но тебя там не было. Я ездила одна.
Она поставила рамочку обратно и поднялась с дивана. Кощей отметил, что она похудела: заострилось лицо, и в цвете кожи появилась нездоровая желтизна, свойственная людям, страдающим бессонницей.
– Плохо спишь? – спросил Кощей.
– Догадаешься, кто этому виной?
В ее взгляде тоже был вопрос, но другой, и Кощей не мог его прочесть. Несмотря на резкие слова, Василиса вглядывалась в его лицо так, словно что-то искала, но не могла найти и страдала от этого.
Но это длилось недолго, она отвела взгляд и кивнула на тумбу в прихожей.
– Я нашла у себя в сумке ключ. Настя сказала, что он от этого дома. Я заехала вернуть.
– Может быть, кофе?
– Издеваешься, да?
– Привык заботиться о тебе, – честно ответил Кощей. – Ты плохо выглядишь. Я могу чем-то помочь?
– Исчезни из моей жизни, – почти с мольбой попросила она.
Она быстро прошла через комнату в коридор и уже коснулась ручки входной двери, когда Кощей спросил:
– Ты могла просто оставить ключ у Баюна. Зачем тогда приехала?
Рука Василисы замерла на ручке, сжала ее крепко.
– Не знаю, – неожиданно для них обоих ответила она. – Я не знаю. Хотела доказательств. Мне снится этот дом. Каждую ночь.
– У меня есть зелье, оно помогало тебе от кошмаров.
– Это не кошмары, – едва слышно прошептала Василиса и снова посмотрела на него.
В ее взгляде, в ее лице читалась обида.
– Пожалуйста, выпей со мной кофе, – попросил Кощей.
– Прощай, – ответила она и выскользнула за дверь.
И когда хлопнула дверь, Кощей прошел в гостиную, взял с журнального столика фотографию и отнес к себе в кабинет. Долго смотрел на нее. Ему все казалось, что он труп, такой же холодный и лишенный чувств, и теперь он даже точно знал, в какой именно момент умер.
Звонок раздался еще через неделю, утром в среду. Кощей мгновение помедлил, давая себе время усмирить всколыхнувшуюся надежду, и принял вызов:
– Василиса?
– Мы можем встретиться?
Он узнал эту интонацию и почти увидел Василису: стоит возле окна, смотрит на деревья, закусив губу. Столько неуверенности. Почему?
– Конечно.
– Сегодня в парке рядом с Конторой. Адрес…
– Я знаю.
– Я могу подождать, если у тебя дела, но если вдруг ты свободен…
– Через час тебя устроит?
– Да. Пруд с уточками тоже знаешь?
Кощей прикрыл глаза и сглотнул. О, он прекрасно знал пруд с уточками.
– Да. Буду там.
Последовало несколько секунд молчания, словно она хотела сказать что-то еще, но в итоге просто положила трубку.
Ради пруда с уточками Кощей, всегда отличавшийся пунктуальностью и драконовскими требованиями к соблюдению договоренностей, отменил две встречи и просил о переносе судебного заседания, сказавшись больным. Впрочем, тут он особо душой не кривил: состояние было абсолютно невменяемое.
Пруд с уточками имел идеальную круглую форму и был опоясан дорожками, по которым чинно двигалась пара старушек с лыжными палками и несколько мамочек с колясками. Василиса выглядела уставшей и подавленной. Она сидела на лавочке на пирсе и флегматично скармливала уткам булку. Сытые утки имели вид укоризненный: мол, это все, что сегодня есть в меню?
Кощей некоторое время разглядывал ее, потом стал думать, как лучше подойти, чтобы не напугать. Но Василиса то ли почувствовала его взгляд, то ли просто что-то услышала и обернулась. Увидела, кивнула и вернулась к уткам. Кощей глубоко вздохнул, дошел до лавки и сел на противоположный край. Василиса молчала, плавающие рядом утки покрякивали и то и дело опускали клювы в воду в поисках крошек и рыбешки.
– Я должна извиниться, – наконец сказала Василиса. – Устроила истерику. Но я испугалась, а страх не лучший советчик.
– Меня испугалась?
– Скорее, ситуации в целом. В общем, я прошу прощения.
Это было что-то новое и однозначно странное, но Кощей слишком боялся спугнуть момент, чтобы что-то уточнять или возражать.
– Принимается, – кивнул головой он.
Василиса нервно усмехнулась.
– И вот после этого я должна поверить в то, в чем вы все пытаетесь меня убедить? Варвара каждый день рассказывает мне, какой прекрасной парой мы были. Баюн зовет меня дурой. Настя перерыла все свои фотоальбомы и прислала с десяток снимков, на которых мы с тобой вместе. Но как я должна поверить, что это правда? После всего…
– Василиса, я не…
– Тогда расскажи мне что-нибудь. Что-нибудь такое, чтобы я хотя бы допустила мысль, будто все это могло быть на самом деле.
Кощей молчал. Василиса подождала немного, потом не выдержала, обронила мрачно:
– Что и требовалось…
– Ты считаешь себя негодной матерью…
– Что?
– Ты считаешь себя негодной матерью, потому что не смогла найти способ сблизиться с сыном, и поэтому больше не хочешь иметь детей…
– Молчи!
– Прости, – попросил Кощей, смотря в резко побледневшее лицо своей жены. – Наверное, это самое личное из того, что ты мне доверила.
– Молчи, – прошептала Василиса. – Просто молчи. Но это невозможно… Я никому…
Она отвернулась и спрятала лицо в руках. Кощей откинулся на спинку лавочки, глубоко вдохнул сырой утренний воздух.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал он. – Ты тридцать три года была женой Ивана и, когда сбежала, пообещала себе, что больше никогда не попадешь в эту ловушку – не выйдешь замуж. А теперь выясняется, что ты снова в браке. Да не с кем-нибудь, а со мной. Да, должно быть, это тяжело переварить вот так сразу.
– Вообще-то я думаю, что схожу с ума, – глухо раздалось из-под ладоней. – Хотя бы потому, что начинаю допускать, будто все это правда. Какой он?
– Наш брак? – легко понял Кощей, как уже давно научился понимать точный смысл сказанного ею. – Спокойный. Без особой страсти и романтики, признаю. Бывает, ругаемся. Но доверяем друг другу. Во всяком случае, я надеюсь на это. И вроде бы счастливый. На несчастные браки я насмотрелся, профессия, знаешь ли, обязывает. Наш на это не похож.
– Профессия?..
– Я представитель… Можешь считать, адвокат.
Они замолчали. Кощей машинально следил, как плавают уточки, расчерчивая озеро струящимися за ними треугольниками. Василиса так и сидела, спрятав лицо в ладонях.
– Почему ты не поцеловал меня в доме? – наконец спросила она. – Если, как ты утверждаешь, я бы потом все вспомнила? Почему?
– Потому что ты не хотела. Я обещал тебе однажды, что не стану делать что-либо против твоей воли, а я серьезно отношусь к обещаниям, особенно тем, что дал тебе.
– И после этого я вышла за тебя замуж?
– После этого ты рассмеялась.
Василиса убрала руки от лица и внимательно посмотрела на него, словно решая что-то для себя.
– А еще что ты мне обещал?
– О, там был целый список. Поверь, ты продала себя дорого.
– И ты согласился на эту цену?
Кощей улыбнулся воспоминаниям.
– Ну, я решил, что сделка того стоит.
– И как ожидания, оправдались?