выходили из головы. А вдруг приворот еще действует? Но он не чувствовал к ведьме больше ничего, кроме гнева и омерзения. А ведь она была младше его… Его сестре тоже было семнадцать. Ему вдруг вспомнилось, как Варвара говорила что-то о том, что Демьян с Агатой росли на каком-то болоте… Где их родители? У его сестры были платья и подружки, а Агата ходила всегда в одних и тех же штанах и рубахе и если не с братом, то одна.
– Ты чего? – спросил вдруг голос позади него.
Елисей обернулся. Рядом стоял Конек-Горбунок и рассматривал его как всегда грустно.
– Я запутался, – честно ответил Елисей.
– Ну так пошли распутываться, – предложил Конек.
Глава 7
Март 2005 года
– Я просила тебя этого не делать!
– Прекрати.
– Я серьезно! Это не забавно и не смешно.
– Василиса, не начинай сначала.
– Ты ведешь себя так, будто тебе все можно.
– Возможно, не все, но очень многое…
– Кощей!
– Давай уже закончим этот бессмысленный спор. Поцелуй меня.
– Нет.
– Конечно да. Ты ведь сама этого хочешь…
– Ко… м-м-м…
Сокол не собирался подслушивать. Просто шел мимо. Но дверь отлично пропускала звуки, а общий смысл и тон разговора показались ему весьма очевидными. И он ворвался в кабинет Василисы, ожидая увидеть акт принуждения, однако представшая перед ним картина заставила его усомниться в том, кого именно нужно спасать. Василиса оторвалась от Кощея, которого целовала куда с большим энтузиазмом, нежели могла это делать жертва насилия, слегка покраснела и сделала шаг не от него, а к нему, под его защиту.
Финист вздернул бровь. Интересно.
– Дверь закрой, – мрачно потребовал Кощей.
Сокол послушно шагнул в кабинет и прикрыл за собой дверь.
– Я имел в виду с той стороны, – нахмурился Кощей.
– С той стороны не так интересно, – пояснил Сокол. – Василиса, мне показалось, тебе нужна помощь, но, я так понимаю, это только показалось. Я прав?
Василиса открыла рот, вероятно, желая что-то сказать, но лишь окончательно стушевалась и промолчала, просто кивнув.
– Если хочешь, я могу… – начал было Кощей, обращаясь к ней, но не закончил.
– Не смей! – неожиданно шикнула на него Василиса.
Становилось все занимательнее и занимательнее.
– Финист, – наконец выдавила она из себя. – Все хорошо. И мне не нужна помощь. То, что ты видел, это…
И она засмущалась еще сильнее и снова сбилась.
– Не переживай, – усмехнулся Сокол. – Все было вполне наглядно, я понял.
– Что понял?! – воскликнула Василиса и покосилась на Кощея, словно желая получить разрешение на свои дальнейшие слова, но тот делал вид, что никак не причастен к происходящему, потому ей пришлось продолжать самостоятельно. – Мы уже год вместе, – уверенно произнесла она. – И пожалуйста, не говори никому: нам бы не хотелось, чтобы все узнали… Даже Настя не знает…
Год? Серьезно? А ведь Настя и правда не знала, иначе давно бы ему рассказала.
– Что ж, если мне понадобится преподать воробьям урок конспирации, я приглашу вас в качестве почетных лекторов.
И он повернулся, чтобы уйти, но был остановлен грозным окриком в спину.
– Сокол!
Финист снова обернулся. Кощей смотрел хмуро и жестко.
– Никто не должен знать.
Василиса не сдержала вздох. Кощей быстро глянул на нее и добавил с совершенно убийственной интонацией:
– Пожалуйста.
Ух ты! Ради этого определенно стоило подслушать разговор и ворваться сюда, изображая бравого героя, спешащего на помощь попавшей в беду деве.
– Я умею хранить секреты, – кивнул Финист.
– Пожалуйста, не говори Насте, – попросила Василиса, и в ее голосе Сокол уловил виноватые нотки.
Это было труднее. Но это была не его тайна.
– Не волнуйся, – улыбнулся он. – Что ж, не скучайте. Впрочем, думаю, с этим у вас проблем не возникает.
Василиса все-таки заалела, Кощей недовольно приподнял бровь, но Финист уже вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.
– Он никому не расскажет… – пробормотала Василиса, глядя вслед Соколу.
– Скорее всего, – хмыкнул Кощей. – Но может, все-таки стоило подправить ему память?
– Кош! Это ничего… Рано или поздно ведь всё равно все узнают…
– Узнают. А значит, забудем об этом инциденте. Итак, на чем нас прервали?
– Ты хотел пообещать мне, что больше не будешь доводить Баюна!
– Хм, а я уверен, что это был поцелуй.
– Кош!
– Поверь, Баюн может за себя постоять. Это у нас с ним такая игра. А теперь давай вернемся к нашим играм.
– И за какие ты мне грехи?
– Приедем домой, продемонстрирую…
– Кош!.. Я люблю тебя.
Ой.
Это вырвалось само собой. Она вовсе не собиралась этого говорить. Более того, она столько месяцев прятала в себе это чувство и эти слова, надеясь, что все обойдется. Но они лишь росли, будто дрожжевое тесто, оставленное в тепле, и требовали выхода, и сдерживать их становилось все сложнее и сложнее. Василиса молчала, прекрасно понимая, что в ответ Кощей не кинется к ней с объятиями и собственными признаниями. Так, позволила себе несколько раз помечтать…
И вот теперь так и произошло. Кощей замер и отстранился. Посмотрел ей в глаза. И Василисе показалось, что взгляд у него был… напуганный?
– Василиса… – прошептал он.
Что ж, во всяком случае, он, кажется, не злился. Уже хорошо. И потом, ну что такого она сказала? Они ведь и правда уже год вместе. И это был просто замечательный год. Разве не нормально, что она испытывает к нему чувства?
– Ты мне очень дорога, – медленно произнес Кощей, прерывая хаотичный поток ее мыслей. – Очень. И поэтому я не хочу тебе врать. Я бы хотел ответить тебе тем же. Но я не могу тебя любить. Мне бы хотелось, но я не могу.
Что? И как это понимать?
– Почему?
– По разным причинам.
– Дело во мне?
– Нет. Во мне.
Ясно. Вечная история о темных. С этим она справится. Справится же? А сейчас важно другое.
– Это что-то меняет для нас?
– Нет.
Нет. Это ведь главное, правда?
– Ладно… И я не требую… Зато теперь ты будешь знать, да?
– И по этому поводу, – вздохнул Кощей. – Мне очень приятно это слышать. Но… не надо больше.
А вот это неожиданно оказалось еще больнее. Но Василиса взяла себя в руки и заставила язык произнести нужные слова:
– Хорошо.
– Все нормально?
– Да.
– Точно?
– Да. Да, Кош, да… Так ты обещаешь больше не трогать Баюна?
– Нет.
– Кош…
Кажется, он ей поверил. Во всяком случае, больше этот вопрос не поднимал. Но как же тошно ей было в тот момент.
И на следующий день тоже было тошно. И всю следующую неделю. Василиса ходила словно во сне. Зачем она с человеком, который отказывается ее любить? И что в таком случае он понимает под этим «ты мне очень дорога»? Достаточно это или нет – быть ему дорогой? Повод ли это, чтобы расстаться? Но разве любовь – залог того, что все у двоих сложится? Сколько людей рассыпается во взаимных признаниях, а потом расходится, не желая больше смотреть в сторону друг друга…
Ох, зачем она это сказала? Теперь живи с этой ложкой дегтя и думай, можно еще есть мед из бочки или все же отравишься. А ведь все было так хорошо! После ее прошлогодней поездки на Буян отношение Кощея к ней изменилось, словно он принял для себя какое-то решение и теперь следовал ему. И это решение явно было в ее пользу. Он подпустил ее ближе, она это почувствовала, и после им обоим стало совсем легко друг с другом, словно все пороги были пройдены. Иногда Василисе казалось, что они ведут себя как закоренелые супруги, и ей это нравилось. Она уже практически переехала к нему, могла неделю не появляться у себя в квартире, и порой ей самой было непонятно, зачем продолжает ее снимать. Но и отказаться от нее Василиса тоже пока не могла. Квартира оставалась гарантом ее независимости, и Василису успокаивал тот факт, что у нее было место, где она единовластная хозяйка, где она могла остаться наедине с собой.
Впрочем, все же был момент, который все немного портил. Они с Кощеем так никому и не рассказали, что теперь вместе. Кощей не был против предать их отношения огласке, но каждый раз, когда Василиса допускала мысль, что время пришло, кто-нибудь – Настя или Баюн – что-нибудь говорил, и она понимала: ей неизбежно придется защищать их союз. Она не была уверена, что готова к этому. Ей не хотелось никому ничего доказывать или объяснять. Можно было рассказать Варваре, но, как бы странно это ни звучало, Василисе казалось, что даже ее, скорее всего, положительная реакция заставит ее поморщиться. Она не желала, чтобы их отношения оценивали. И она оставляла все как есть, порой страдая от невозможности поведать Насте в ответ на ее рассказы что-нибудь свое или просто обнять Кощея в Конторе на прощание.
А теперь вот это. Он никогда не полюбит ее… Многие ли женщины слышали такое от своих мужчин? С этим разобраться самостоятельно никак не получалось. И никак не получалось представить, а как бы выглядела любовь Кощея, если это была нелюбовь? Разве он хоть раз позволил себе обидеть ее словом или делом? Разве не заботился о ней? Не был внимателен к ней? Не уделял ей время, которого у него было не так уж и много? В конце концов, разве не он провел возле нее три дня, отпаивая морсами и отварами, когда она умудрилась простудиться на январских праздниках?
Василисе очень хотелось это с кем-нибудь обсудить. И она даже знала, кто смог бы ее понять. Но разве можно подойти к кому-то и спросить, как ему живется с куском камня, лишенным большей части чувств? Разумеется, это было немыслимо.
Однако Божена нашла ее сама: подловила у кабинета. Василиса вышла из него и увидела ее. Снегурочка стояла у окна в коридоре и разглядывала пейзаж: весна вовсю заявляла свои права, снег таял, и Данила, особо мрачный в эти дни, едва успевал убирать месиво с парковых дорожек. Она, как всегда, была босиком. Длинные тонкие руки украшали браслеты с бубенцами. В простом сером платье с многослойной юбкой она казалась совсем девочкой. Услышав скрип двери, Снегурочка обернулась. Зазвенели бубенцы, взметнулись и красиво опали распущенные светлые волосы.