торапливая своих помощников. Оставив позади крепость и китайский ду-ган, мы обогнули горный хребет и, переправившись несколько раз через незамерзшие ручьи, начали восхождение. Подъем был трудным и опасным. Верблюды осторожно выбирали место, куда поставить копыто, и непрерывно шевелили ушами, что делают обычно при сильном волнении. Тропа то петляла над обрывом, то взвивалась вверх, к самой вершине хребта, то вновь спешила в узкую долину, но тем не менее упорно набирала высоту. В одном месте мы разглядели сквозь серую дымку облаков, окутавших горную вершину, темневшее на безграничном снежном полотне пятно.
- Это обо, священные алтари, защищающие путников от злых духов, стражей этого перевала, - объяснил нам проводник. - Место называется Джагистай. Множество сложенных о нем легенд, древних, как сами горы, живут и по сей день.
Мы упросили его рассказать нам некоторые из них.
Монгол, покачиваясь на верблюде и сторожко поглядывая по сторонам, начал свой рассказ.
- Это было давно... очень давно... Внук великого Чингисхана сидел на китайском троне и управлял всей Азией. Китайцы убили своего хана и собирались извести всю ханскую семью, но святой старец-лама похитил жену хана и его малолетнего сына из дворца и доставил на быстроногих верблюдах в наши родные степи, по другую сторону Великой Китайской стены. Китайцы долго не могли напасть на след беглецов, но наконец выследили-таки их. Лучшие воины на самых быстрых лошадях поскакали в погоню. Вот-вот догонят китайцы наследника, но тут лама, помолившись, испросил у небес снегопад. Верблюды могли продвигаться в глубоком снегу, а лошади вязли. Сам лама был из дальнего монастыря - вы увидите его, когда будем проезжать Джахантси-Куре. Чтобы попасть в этот монастырь, надо перейти Джагистай. И вот у самого перевала старый лама неожиданно почувствовал себя плохо, покачнулся в седле и упал мертвым. Вдова Великого хана, Та Син Ло, залилась слезами, но, увидев внизу нагонявших их китайцев, спешно продолжила путь к перевалу. Измученные верблюды останавливались каждую минуту, как ни подгоняла их несчастная женщина. Китайские всадники приближались; уже слышались их радостные крики в предвкушении щедрой награды, обещанной мандаринами за убийство наследника Великого хана. Нужно было только доставить голову матери и сына в Пекин, где бы их выставили на площади Чьен-Мень, чтобы народ мог вволю потешиться. Испуганная мать подняла вверх малютку и обратилась с мольбой к небесам:
- Мать-Земля и Боги монгольские, спасите потомка великого человека, прославившего Монголию по всему свету? Не допустите гибели праправнука Чингисхана!
Вдруг она заметила сидевшую неподалеку на скале белую мышку. Та прыгнула к ней на колени и промолвила:
- Меня послали помочь тебе. Продолжай спокойно свой путь и ни о чем не беспокойся. Преследователи твоего сына, которого ожидает славное будущее, обречены и скоро погибнут.
Но Та Син Ло не поверила, что одна маленькая мышка сумеет остановить триста воинов. Тогда мышка спрыгнула на землю и вновь заговорила:
- Я Джатистай, демон Тарбагатая. Боги любят меня, и могущество мое безгранично, но из-за того, что ты засомневалась в возможностях говорящей мышки, Джагистай теперь станет опасен не только для плохих людей, но и для хороших.
Вдова хана и ее сын спаслись, но Джагистай сдержал свое обещание. Проходя через перевал, нужно быть осторожным и смотреть в оба; демон только и ждет, чтобы погубить ни в чем не повинных путешественников.
Вершины Тарбагатая густо усеяны обо из камней и сучьев, а в одном месте высится целая башня из обломков скал - жертвенник, сложенный, чтобы умилостивить Богов и получить прощение за неверие Та Син Ло. Демон, очевидно, поджидал нас. Стоило начать подъем на центральный хребет, как подул резкий холодный ветер; он свистел в ушах и завывал, а под конец запорошил нам снегом глаза, вздымая в воздух целые сугробы. В двух шагах ничего не было видно, мы с трудом различали очертания идущего впереди верблюда. Неожиданно я почувствовал толчок, вздрогнул и огляделся. Я по-прежнему удобно сидел между двумя кожанными мешками с мясом .и хлебом, только... моего верблюда не было подо мной. Он исчез. По-видимому, поскользнулся и рухнул в пропасть, а незакрепленные мешки, наткнувшись на. скалу, застряли вместе со мной в снегу. Вот такую шутку сыграл со мной демон Джагистая, но этого ему показалось мало. Он, видимо, гневался всерьез. Яростные порывы ветра почти сносили моих спутников с верблюдов вместе с мешками; снежная крупа слепила глаза, затрудняя дыхание; наши горбатые рысаки чуть не падали с ног. Так мы тащились долго, увязая в снегу и постоянно балансируя над пропасть-ю. Наконец мы достигли небольшой долины, где ветер выл на тысячи разных голосов. Темнело. Наш проводник несколько раз проехался взад-вперед в поисках тропы, потом вернулся назад и, разведя руками, сказал:
- Мы сбились с пути. Нужно заночевать здесь. Дело плохо дров нет, а холод скоро усилится.
С большим трудом, под атаками ветра, мы окоченевшими руками поставили палатку и внесли в нее бесполезную теперь печку. Завалив палатку снегом, прокопали в сугробах глубокие канавки и заставили верблюдов лечь в них на колени, понукая криком: "Дзук! Дзук!" Затем внесли в палатку мешки.
Мой друг взбунтовался при мысли, что ему всю ночь придется мерзнуть, да еще рядом с печкой.
- Пойду искать дрова, - решительно заявил он и, взяв топор, вышел из палатки. Через час он вернулся, волоча за собой здоровенный обрубок телеграфного столба.
- Эй, вы, Чингисханы, - сказал он, растирая замерзшие руки, - берите-ка топоры и карабкайтесь на гору слева от палатки. Там повалены телеграфные столбы. Старый Джагистай, с которым я теперь на короткой ноге привел меня к ним.
Оказалось, что поблизости проходила российская телеграфная линия, связывающая до прихода большевиков Иркутск с Улясутаем; китайцы, вернувшись, приказали монголам срубить столбы и снять с них провода. Теперь эти столбы были спасением для проходящих через перевал путешественников. Вот и мы провели ночь в теплой палатке, хорошенько подкрепившись мясным супом с вермишелью - и это в самом сердце владений гневного Джагистая! На следующее утро мы отыскали тропу в двухстах или трехстах шагах от палатки и продолжили наше трудное путешествие по Тарбагатаю. На подступах к долине реки Адер наше внимание привлекла стая красноклю-вых монгольских ворон, круживших над скалами. Приблизившись, мы обнаружили два свежих трупа -всадника и его лошади. Трудно было понять, что тут произошло. Они лежали рядом, мужчина все еще держал поводья в левой руке, никаких следов пули или ножа. Лица мужчины разглядеть было невозможно. На нем был монгольский плащ, но брюки и тужурка - европейские. Тщетно мы задавались вопросом, что же с ним случилось?
Наш монгол, понурив в тревоге голову, проговорил тихо, но убежденно:
- Месть Джагистая. Всадник не совершил жертвоприношения в северном обо, вот демон и задушил обоих. Наконец мы оставили Тарбагатай позади. Впереди лежала долина Адера - узкая, поросшая густой травой, стиснутая горами она вилась вдоль реки. По обеим сторонам делившей ее пополам дороги беспорядочно валялись целые и порубленные телеграфные столбы, спутанные провода. Разрушение телеграфной линии между Иркутском и Улясутаем было закономерным звеном агрессивной политики Китая в Монголии.
Вскоре нам стали попадаться крупные стада овец, животные разрывали снег, отыскивая сухую, но очень питательную траву. Иногда мы видели на крутых горных склонах яков и волков. А вот пастуха заметили лишь однажды; как правило, завидев нас, они тут же прятались в горах или оврагах. Юрты нам не встречались, Свои передвижные жилища монголы ловко скрывают от посторонних глаз и от ветра в скалах. Кочевники как никто умеют выбрать место для зимовки. Мне часто приходилось забредать зимой в монгольские юрты, стоит только свернуть к ним с ветреной равнины, как тут же, сдается, попадаешь в теплицу.
Продвигаясь вперед, мы увидели вдали большую отару овец, но, подъехав поближе, обнаружили, что на равнине теперь пасутся лишь редкие стада, остальные уже отошли на значительное расстояние. В стороне можно было разглядеть еще тридцать или сорок животных, они карабкались и прыгали по горным склонам. Достав бинокль, я стал их рассматривать. Оставшаяся часть стада были обыкновенные овцы; та же, что ушла на другой край, оказалась монгольскими антилопами (gazella qutiurosa), а те, что ускакали в гору, горными баранами (oyis argali). Вся эта смешанная компания мирно паслась скопом на равнине, привлеченная вкусной травой и чистой водой. В реке было много полыней и кое-где над водой поднимались клубы пара. Постепенно антилопы и горные бараны стали поглядывать в нашу сторону.
- Скоро они начнут перебегать нам дорогу, - засмеялся монгол. - Забавные твари. Иногда идут за тобой не одну милю, только чтобы перебежать дорогу перед носом у лошадей, а потом, довольные, скачут прочь. Я был знаком с этой привычной антилоп и решил воспользоваться ею для охоты. Вот что мы придумали. Один монгол с навьюченным верблюдом продолжал двигаться по дороге, мы же, трое, повернули направо и, вытянувшись полукругом, направились к стаду. Озадаченные антилопы замерли, напряженно вглядываясь в нашу сторону. Согласно неписанным правилам, они должны были перебежать дорогу всем четверым. Наш маневр явно смутил их. В стаде насчитывалось около трех тысяч голов. Все это воинство начало беспомощно метаться из стороны в сторону. Вот большая группа устремилась было к нам, но вспомнив о четвертом путнике, повернула назад, а потом все повторилось заново. Около пятидесяти животных, разбившись на два отряда, приблизились ко мне. Когда нас разделяло уже сотни полторы шагов, я с громким криком выстрелил. Антилопы застыли как вкопанные, а опомнившись, стали кружить на одном месте, сталкиваясь лбами и даже пытаясь перепрыгнуть друг через друга. Паника дорого обошлась им: за это время я успел выстрелить четыре раза, убив двух великолепных антилоп. Мой друг оказался еще удачливей: выстрелив только раз в бегущее стадо, он одной пулей сразил сразу двух животных.