— Я не хочу быть неблагодарной, — ответила Сусанна, выходя из комнаты. Через некоторое время она возвратилась точно в такой же шали и шляпке, как миссис Кофагус. — Не доказываю ли я в высшей степени свою благодарность, Иафет? Я для тебя решилась даже отступить от правил, — сказала она, улыбаясь.
— Я вполне это чувствую, Сусанна, — ответил я, — но нам нельзя терять времени.
Я довел ее до кареты, помог сесть, и мы поехали в Гайд-Парк. День был прекрасный, и парк был полон. Люди пешком и в экипажах толпились и разъезжали, наслаждаясь погодой. Сусанне очень понравились пестрота и разнообразие этой живой картины.
— Будьте уверены, — сказал я ей, — что между этими разряженными дамами есть множество истинно добрых и богомольных женщин, точно таких же, как и у вас в секте; а мне помнится, что когда я был в Ридинге, то под скромным квакерским нарядом я видел много особ вашего пола, которые менее, нежели кто-нибудь, думали о Боге. Когда я вступил в вашу секту, вы были моим ментором, теперь же я в свою очередь даю вам советы в том, что вам мало известно, но мои замечания ничего не значат в сравнении с теми правилами, которые я почерпнул у вас; они никогда не изгладятся.
— О, как приятно мне это слышать; признаюсь, я сначала боялась, чтобы свет не испортил вас, Иафет; но этого, кажется, не будет; не правда ли?
— И до тех пор, пока я с вами Сусанна, я чист во всех отношениях. Но и вы также будете обо мне думать? Сусанна, вы знаете, как давно, как страстно я вас люблю, вы знаете, что, если бы необходимость не заставила меня ехать в Лондон, я бы никогда с вами не расстался.
Я обнял ее; голова ее тихонько склонилась на мое плечо, и она залилась слезами.
— Говори, душа моя, твое молчание не дает мне покоя! — продолжал я.
— Я люблю тебя, Иафет, — ответила она сквозь слезы, — но я не знаю, угодна ли Богу земная любовь моя. Противиться же ей я не в состоянии.
После этого признания я несколько минут не выпускал ее из своих объятий. Наконец Сусанна высвободилась, и мы поехали домой.
Батюшка был не в духе, когда я возвратился, и довольно строго расспрашивал меня, где я был. Но ему очень понравились слова лорда Виндермира, и он немного притих, однако все еще продолжал свои расспросы. Разумеется, я не открыл ему всей правды и внутренне извинял себя тем, что в свете нельзя жить одной правдой.
На другой день я обещал Мастертону обедать у него. Он нравился моему батюшке, и потому я начал следующий разговор:
— Батюшка, я не могу сегодня обедать дома, я обещал быть у одного…
— У кого, Иафет?
— У старой крысы…
— Не стыдно ли называть так друга, который тебе сделал столько добра?
— Извините меня, батюшка, — ответил я, — но я употребил собственное ваше выражение, думая вам этим угодить.
— Угодить мне неблагодарностью? Стыдитесь, сударь! Я этого не ожидал.
— Любезный батюшка, я занял это выражение у вас самих. Вы его так называли в глаза, и он жаловался мне на то еще до нашей встречи. Я вполне чувствую его попечение обо мне и никогда не потеряю к нему должного уважения. Но могу ли я ехать?
— Да, Иафет, — ответил он очень серьезно, — и сделай милость, извинись за меня перед ним, мне самому совестно…
— Батюшка, нечего стыдится тому, кто всегда готов исправить свою ошибку; мы все иногда выходим из границ умеренности.
— Ты мой истинный друг и добрый сын, Иафет, — ответил растроганный отец. — Не забудь же извиниться перед Мастертоном, я до тех пор не буду спокоен.
Глава LXXVI
Приехав к Мастертону, я очень удивился, встретив там Гаркура.
— Очень рад вас видеть, Иафет, — приветствовал он меня.
— Гаркур, позвольте вам представить мистера де Беньона, — сказал Мастертон с насмешливой улыбкой, как будто бы не зная, что мы уже давно были знакомы…
— Гаркур, — сказал я, подавая ему руку, — я виноват перед вами за мои невежливые подозрения. Но я тогда был так взволнован, что это некоторым образом может извинить вину мою.
— Нет, Иафет, — ответил Гаркур, сжимая мою руку, — не вы, а я должен искать вашей снисходительности; мой поступок непростителен, но я почту себя счастливым, если вы снова примете меня в число друзей ваших.
— Теперь, мистер Мастертон, — сказал я в свою очередь, — так как сегодня мы расположены к извинениям, то позвольте и мне просить за моего батюшку, который вас когда-то назвал старой крысой; он бы совершенно забыл это, если бы я ему не напомнил утром.
Гаркур захохотал во все горло.
— Так скажите вашему старому тигру, что я не почитаю себя обиженным, потому что это название я принял, как относящееся к целому классу людей, занимающихся судебными делами. У нас завтра воскресенье, и вы, вероятно, поедете в церковь или в собрание.
— Я думаю идти в церковь.
— В таком случае, в половине третьего заезжайте за мной, и мы поедем вместе.
— Хотя я на это время имею много приглашений, но ваше я принимаю с удовольствием и прежде других исполняю.
— День этот будет посвящен истории Сусанны. Двусмысленность эту Гаркур совершенно не понимал.
Мы отобедали очень весело, и между мной и Гаркуром кончились все прежние неудовольствия. Расставаясь, он обещал навестить меня на другой день, а Мастертон прибавил, что и он также заплатит визит старому тигру, то есть моему отцу.
После завтрака приехал Гаркур. Я рекомендовал его моему отцу, и через несколько минут мы отправились в мои комнаты, чтобы там поболтать на свободе.
— Я много расскажу вам, де Беньон, — говорил Гаркур. — Прежде всего надобно вам напомнить, что, когда, я услышал, что вы неожиданно исчезли, я хотел вас найти и просить вас возвратиться в Лондон. Тимофей, кажется, чуждался меня и сообщил мне только, что вы прежде вашего отъезда, были у леди де Клер в Ричмонде. Тогда я явился к этим дамам, хотя и не был знаком с ними, и рассказал им мой дурной поступок. Я также сообщил им, что хочу предложить вам место, находящееся в распоряжении моего отца, и которое прилично всякому благородному человеку, хотя и не очень доходно.
— Очень вам благодарен за ваши заботы.
— Бросьте, пожалуйста, эту церемонность. Вот таким-то образом я познакомился с леди де Клер и ее дочерью. Я помню, вы мне рассказывали много хорошего о последней. Но мне не верилось, чтобы Сецилия де Клер была та самая Флита, которой вы были покровителем, потому что вы отыскали ее родственников уже после того, как я вас оставил. Поэтому, признаюсь вам, маня очень удивило участие, которое принимали в вас обе, мать и дочь. Они не могли мне дать никаких сведений, где находились вы, но умоляли употребить всевозможные старания отыскать вас. Восемь дней беспрерывно я расспрашивал о вас, но все поиски остались тщетными, и я снова отправился в Ричмонд уведомить об этом леди де Клер. Сецилия горько заплакала, и я не мог удержаться, чтобы не спросить у леди де Клер, почему ее дочь принимает такое сильное участие в ее судьбе.
— О, мисс де Клер, — сказал я, — неужели вы та Флита, которую он нашел у цыган и о которой он мне столько говорил?
— Разве вы этого не знали? — спросила ее мать. Тогда я им сообщил все, что происходило между нами, дурного и хорошего, а они мне рассказали о ваших опасностях в Ирландии. В течение нескольких месяцев я продолжал неутомимо мои розыски и старался утешать бедную Сецилию, которая так горевала о вас. Теперь, Иафет, вы должны мне позволить сократить мою историю. Я не мог не удивляться этой девушке и не любить ту, которая имела такое нежное и благородное сердце. Но она была наследницей огромного состояния, а я же, как младший, ничего не получал. Впрочем, леди де Клер принимала меня всегда с радушием, и на Сецилию я также не мог жаловаться. Наконец, несчастная смерть старшего брата позволила мне надеяться получить ее руку. Визиты мои повторялись гораздо чаще. Скоро установилась между нами совершенная дружба; я сказал все леди де Клер, и она одобрила мое намерение. В минуту вашего неожиданного приезда я пришел с позволения матери просить руки Сецилии и с беспокойством и нетерпением ожидал от нее ответа. Удивитесь ли вы после этого, что в такую минуту вы внезапным появлением вашим привели всех в смущение?
— Правда, дорогой Гаркур; но я еду в Ричмонд и надеюсь выпросить у них извинение.
— Вы не можете представить себе, как неприятен был для них нечаянный отъезд ваш. Они просили меня пойти за вами и привести вас к ним. Я между тем просил ответа у Сецилии, но она не хотела не только отвечать, по даже и видеть меня, пока я не приду вместе с вами. И вот уже скоро три недели, как я не смею явиться к ней. Несмотря на ваш холодный прием, я пошел другой раз искать вас в Пиаццу, но вас там уже не было, и никто не знал даже, где вы живете. Наконец я вспомнил о Мастертоне. Он обещал мне доставить нам свидание, и я благодарен ему за то, что он исполнил свое обещание.
— Итак, Гаркур, если хотите, то мы завтра же утром можем отправиться в Ричмонд.
— О. как я вам обязан! Без вас я, может быть, никогда бы не знал Сецилии и, что еще хуже, может быть, лишился бы ее навсегда.
— Нет, Гаркур, вы этим обязаны вашему доброму сердцу и желанию услужить мне. Поздравляю вас. Завтра в два часа возьму у батюшки карету и заеду за вами.
Мы расстались: я отправился к отцу, у которого в это время был лорд, Виндермир.
— Де Беньон, — говорил он, — я рассказал вашему батюшке все, что о вас думаю, и уверен, что вы своим поведением докажете, что я ничего не преувеличил.
— Надеюсь, милорд, тем более, что батюшка так милостив, и я должен всеми средствами стараться делать ему угодное.
Скоро приехал к нам Мастертон, и после нескольких минут общего разговора лорд Виндермир уехал.
— Иафет, — сказал добрый старик, отводя меня в сторону, — я имею небольшое дело до вашего батюшки, а потому уйдите отсюда.
Я пошел в свои комнаты и только впоследствии узнал, что происходило между моим отцом и Мастертоном в продолжение двух часов свидания. Наконец пришли мне сказать, что меня просят в залу.