ивалах Ходаунд-заде устраивал званые ужины, куда приглашали самых уважаемых людей в караване. Мултанские повара ловкими движениями разрезали зажаренных баранов на четыре или шесть частей и, положив их на фарфоровые блюда, разносили гостям. Острая приправа из имбиря, перца, орехов и миндаля, как огонь, обжигала рты, и после нее даже теплая прогорклая вода из походных бурдюков казалась сотрапезникам шербетом.
На тридцать шестой день караван прибыл в небольшой городок Масудабад, в десяти милях от Дели. По обычаю гостей встречали султанские сановники. В Масудабаде отдыхали три дня, ожидая письма от Мухаммед-шаха, которому было сообщено о прибытии каравана. Наконец гонцы принесли ответ, и утром четвертого дня караван вышел на почтовый тракт для последнего перехода.
До самого Дели дорога шла среди виноградников. Верный своему правилу подмечать и запоминать любую мелочь, Ибн Баттута насчитал пять сортов винограда: черный, белый, финиковый, читорский и пурпурный. В Дели караван, ведомый шейхом Зинджани, вытянулся в сторону султанского дворца, где была назначена встреча с главным визирем Ходжа Джиханом.
Ходжа Джихан ожидал гостей в тронном зале, который назывался Хазар астун, что означает "Тысяча колонн". Входили туда по очереди, в порядке старшинства. Аудиенция оказалась на удивление короткой. В знак приветствия визирь отвесил гостям низкий поясной поклон, а они опустились на колени и коснулись руками прохладного мраморного пола. После этого находившиеся в зале накибы высокими голосами пропели "Во имя аллаха", что было сигналом окончания приема.
Еще в Масудабаде Ибн Баттута узнал, что Мухаммед-шах находится на охоте. Его приезд откладывался со дня на день, и новоприбывшим не оставалось ничего иного, как коротать время между прогулками по городу и вечерними меджлисами у знакомых сановников. В этом смысле Ибн Баттуте повезло больше других. Являясь Духовным лицом, он мог свободно общаться с делийскими богословами и факихами, которые были самыми образованными людьми в стране. К тому же все они свободно говорили по-арабски, а это было весьма существенно в городе, где для общения требовалось знать несколько языков. От ученых шейхов Ибн Баттута почерпнул немало полезных сведений из истории Дели и его султанов.
Корни мусульманской экспансии в Индии уходят в далекое прошлое. Уже в 660 году, при четвертом праведном халифе Али, арабы совершили набег на западную часть Индии Синд. Через четыре года первый омейядский халиф Муавия направил в Индию экспедиционный корпус под командованием Абдаллаха ибн Савада, который, впрочем, добиться своей цели не смог. В дальнейшем арабы еще несколько раз посылали свои войска в Синд, но все их экспедиции, носившие характер разведывательных набегов, сколько-нибудь ощутимых последствий не имели. Лишь в 711 году губернатор Ирака Хаджадж ибн Юсуф послал в Индию хорошо снаряженную армию во главе с Мухаммедом ибн Касимом, который завоевал Синд и присоединил его к омейядскому халифату.
Синд стал провинцией омейядских, а позднее аббасид-ских халифов. Именно в то время арабы открыли для себя величие и блеск древней индийской культуры. На арабский с санскрита переводились трактаты по медицине, астрономии, математике. Приобщение к индийской науке шло параллельно с освоением эллинского наследия. В Багдад, где визирствовали представители персидского клана Бармакидов, приглашались лучшие индийские врачи. В свою очередь, арабские медики отправлялись в Индию, где дотошно изучали древние руководства по фармакологии, книги о свойствах ядов и ядовитых змеях.
Несколько индийских астрономических трудов появились на арабском еще до перевода птолемеевского "Альмагеста". Самый знаменитый из них — астрономический трактат "Сиддханта" Брахмагупты — зазвучал на арабском языке в блестящем переводе Якуба ибн Тарика и аль-Фазари. Комментарии к "Сиддханте" писались в арабском мире, включая мусульманскую Испанию, вплоть до XI века.
Не менее плодотворным было воздействие на арабскую науку индийской математики. Известно, что целый ряд математических терминов арабские ученые заимствовали из санскрита, и даже цифры, которые европейцы считают арабскими, сами арабы именуют индийскими. Кроме астрономических и математических трактатов, арабы переводили с санскрита сочинения по логике и магии. Интересовались они и индийской философией, в частности буддизмом, влияние которого прослеживается в шиитской доктрине "скрытого имама" Ибн Бабавейха Кумми и в "Посланиях" так называемых "Братьев чистоты". Переведенный Ибн Мукафой со среднеперсидского цикл сказок о животных "Калила и Димна" тоже имеет древнеиндийское происхождение. К индийскому фольклору частично восходит и история Синдбада-морехода, вошедшая в знаменитый свод "1001 ночи".
…В последующие века Синдом правили различные мусульманские династии. В 1175 году Синд стал частью Делийского султаната.
Продолжая традицию своих предшественников, правители Делийского султаната упоминали багдадского халифа в пятничных проповедях и чеканили его имя на монетах. Естественно, что не могло быть речи о какой-либо зависимости Дели от Багдада, но делийские султаны, нередко бывшие невольники, объявляя себя вассалами аббасидского халифа, "наместника аллаха на земле", как бы утверждали в глазах верующих законный характер своей власти. В 1229 году, в период правления ставленника тюркской военной знати, бывшего раба Илтутмыша, Делийский султанат был официально признан багдадским халифом Мустансиром.
Всю вторую половину XIII века Делийский султанат, раздираемый внутренними усобицами, вел самоотверженную борьбу с монголами. Значительные успехи как в укреплении центральной власти, так и в расширении пределов Делийского султаната были достигнуты лишь в годы правления второго султана тюркской династии Хилджи — Ала уд-дина (1296–1316). При Ала уд-дине власть Дели распространилась на большую часть Северной Индии, включая территории современного Пенджаба, Синда, Уттар Прадеша и Гуджерата.
В 1320 году к власти пришла династия Туглаков. Мухаммед Туглак, вступивший на престол в 1325 году, был одной из колоритнейших личностей в истории мусульманской Индии.
Вот что писал о нем придворный летописец Зия уд-дин Барани в своем историческом своде "История Фируз-шаха":
"Султан Мухаммед в глубине души своей затаил несколько идей для того, чтобы весь населенный мир подчинить власти своих приближенных. Но об этих мерах он никогда не беседовал ни с кем из своих доверенных лиц и друзей. То, что он задумал, в его представлении было добром. Однако, осуществляя эти идеи, он потерял и те области, которыми владел, отвратил от себя людей, опустошил казну. Стали возникать волнение за волнением, замешательство за замешательством. По причине недовольства народ поднимал восстания и мятежи. Но задуманное султаном с каждым днем проводилось все упорнее. Большинство народа вышло из повиновения… Налог большинства отдаленных областей был потерян. Многие воины и слуги рассеялись и направились в отдаленные края. Казна оскудела… Кроме Гуджерата и Деогира (у султана) не осталось (других отдаленных) областей. И даже в самой столичной области Дели происходили волнения и мятежи.
Первая идея, которая послужила причиной разрушения страны и разорения крестьян, заключалась в том, что султан Мухаммед вздумал увеличить харадж (налог. — И.Т.) в Двуречье (Ганга и Джамны) на 1 /10 или 1 /5. Для осуществления упомянутой идеи султан ввел такие жестокие поборы и наложил такую поземельную подать, что спины крестьян надломились… Крестьяне отдаленных областей, прослышав о разорении крестьян Двуречья, из страха, что этот приказ будет распространяться и на них, вышли из повиновения и бежали в леса… Во всем Двуречье начался страшный голод, поднялись цены на зерновые; случился и недостаток дождей, так что голод стал всеобщим. Это продолжалось в течение семи лет. Тысячи тысяч людей погибли во время этого голода. Общины рассеялись, и многие люди лишились семей".
Мухаммед Туглак отличался сложным и противоречивым характером. Многие его поступки казались окружающим абсурдными, лишенными внутренней логики, бесчисленные прожекты смущали даже тех, кто привык безропотно повиноваться султанской воле.
"Больше всех людей, — писал Ибн Баттута, — этот монарх любит делать подарки и проливать кровь".
Мухаммед Туглак был известен своей щедростью, но и о жестокости его ходили легенды; он утверждал, что заботится о благе, а его реформы приносили одни бедствия, и, когда он погружался в размышления, все с ужасом старались угадать, какую сумасбродную идею он вынашивает в своей голове.
Одна из печально известных реформ Мухаммеда Туглака — замена металлических монет деньгами, штампованными из кожи. Султан искренне считал, что такая мера поможет привести в порядок государственные финансы. В действительности же все вышло наоборот: финансовые дела еще больше запутались, и благая задумка привела к почти полному банкротству казны.
Неудачей окончилось и другое грандиозное предприятие: перенос столицы из Дели в Даулатабад. Незадолго до этого монгольский правитель Мавераннахра Тармаширин предпринял грабительский поход против Индии, разорил Мултан и Ламгхан и захватил большую добычу и пленных в области Дели. Согласившись выплатить Тармаширину контрибуцию, Мухаммед Туглак в 1327 году заключил с ним мир, но вопрос о безопасности столицы уже не выходил у него из головы. Выбор пал на Даулатабад (Девагири) в силу его удобного географического расположения: город находился в самом центре огромной империи, что было весьма существенным в условиях несовершенных коммуникаций средневековья.
По словам Ибн Баттуты, султан велел жителям Дели покинуть город в течение трех дней; ослушавшихся хватали прямо на улицах или вытаскивали из домов и под конвоем отправляли на юг. В результате в Дели осталось всего два человека, которых, впрочем, решили не трогать, так как один из них оказался слепым, а другой — глухим. Ибн Баттута прибыл в Индию уже после перенесения столицы, и его сообщение построено на с