Для меня это, конечно, была большая радость. Ведь 19 лет назад написаны они! ДЕВЯТНАДЦАТЬ! И вот, пожалуйста. Это ведь еще те рассказики, по которым я проходил творческий конкурс в Литинституте и которые так странно «обсуждали» семинаристы – так странно, что я чуть из Литинститута не ушел навсегда. А тут – популярный «толстый» журнал! Честно скажу: приятно было смотреть на эти журнальные страницы. И ведь не уродовали ничего в рассказиках, не редактировали. «Раз его «Правда» печатает, значит, все у него написано правильно…».
Но если бы только это…
На одном из писательских собраний – я теперь имел честь на них присутствовать, – выступал главный редактор журнала «Октябрь» Ананьев Анатолий Андреевич. Он говорил о последних, наиболее заметных публикациях вверенного ему журнала и… я не поверил своим ушам… Он вдруг произнес буквально следующее:
– Журнал в этом году открыл еще одного очень хорошего писателя-прозаика. Это Юрий Аракчеев. Мы опубликовали два его великолепных рассказа…
Вот это да! Я себя, кажется, даже слегка ущипнул: не сплю ли? Да, нет вроде бы: сидящий рядом со мной знакомый писатель с улыбкой посмотрел на меня… Неужели я не ослышался? Где же они, издатели, главные редактора, были все эти 19 лет? Ведь в этих крошечных рассказиках нет никакого криминала, никакого даже намека на «антисоветчину», но зато в них было то, что как воздух необходимо нашей большевистской России – уважение к природе, любви, красоте! Так что же мешало им открыть меня раньше? Рукописи этих, как и многих других, моих рассказов и повестей где только ни побывали – в журналах, газетах… – никому и в голову не приходило меня открывать… Правда, эти два рассказа были опубликованы в книге «Листья», но их никто не заметил, а в рецензиях писали о «Переполохе» и «Подкидыше». Ну и ну.
Хотя о настоящей моей радости говорить, конечно, не приходится. Мне было, скорей, смешно. И, если честно, печально тоже. Я же прекрасно понимал, что как открыли, так и закроют. Ведь ничего в нашей жизни не изменилось по существу.
Однако я, естественно, тут же принес в «Октябрь» еще кое-какие рукописи – рассказы, роман… Но их мне через некоторое время благополучно вернули. Ведь в «Правде», кроме трех очерков, больше ничего не появлялось. Так что можно было теперь благополучно меня закрыть.
И все-таки еще две!
«Умом Россию не понять…». Вот и еще одна история с рукописью, которая написана грамотно, хорошо читается, основательна с точки зрения науки и – весьма злободневна уже не с политической точки зрения (что, допустим, чревато…), но – с экологической… Ведь всего этого не отрицал никто!
«Джунгли» так и лежали у меня без движения после того, как их легко отвергли в издательстве «Детская литература» – при том, что обе «внутренние» рецензии были весьма положительны. И несколько научно-художественных, литературно-художественных и научно-популярных журналов отвергли тоже, хотя и там никто не отрицал художественных, научных и даже социально-воспитательных достоинств рукописи. Наконец, однажды я вспомнил об этом, взорвался и, кажется, рассказал об очередной этой дури Редакторше своей первой книги. Она посоветовала рассказать Юрию Трифонову.
Я рассказал, он посмотрел рукопись, полистал, прочитал обе рецензии, возмутился и… позвонил заведующей того самого отдела издательства, с которой был, оказывается, знаком. Она предложила мне прийти, принести и рукопись, и рецензии. И то, и другое она отдала другой редакторше того самого отдела – прежняя, вернувшая рукопись, там уже не работала. Эту звали Инна Борисовна – да-да, не Инна Борисова, а Инна Борисовна, по фамилии – Шустова, дай ей Бог здоровья.
Она быстро прочитала, похвалила рукопись, но сказала, что вся она слишком велика для их издательства, и предложила разделить ее на две части: одна – собственно «Джунгли во дворе» с рассказом о моем открытии «великолепного пестрого мира», а другая – рассказ об экспедиции на Тянь-Шань и на Сырдарью. Именно вторая часть, как она сказала, больше подходит их издательству, а первую посоветовала предложить в какое-нибудь другое. Например, в «Мысль».
Что я и сделал.
Вторую назвал так: «Луна над пустыней». Ее поставили в план, и над ней началась работа.
О первой в «Мысли» написали две положительные рецензии, автором одной из них оказался начинающий становиться известным телеведущим Николай Дроздов – он очень высоко отозвался о рукописи, а меня сравнил аж с Жаном-Анри Фабром… Если вспомнить еще, что один из консультантов в Литинституте однажды сравнил меня с Кнутом Гамсуном, то на моем счету получается уже четыре сравнения (Салтыков-Щедрин и Короленко, помните?)…
И вот как-то так получилось, что лежала-лежала везде и всеми отвергнутая рукопись, а тут вдруг стало получаться из нее сразу две книжки в разных издательствах. Обе, кстати, исключительно по протекции – одна благодаря звонку Юрия Трифонова, другая потому, что рукопись случайно попала на рецензию тоже к нормальному человеку, Николаю Дроздову. И обе книги, естественно предполагалось иллюстрировать моими цветными слайдами, которые в обоих издательствах очень понравились…
Но это, оказывается, было только началом новой истории.
Редактура «Луны» Инной Борисовной прошла на редкость гладко. Практически все ее замечания и советы я принял, некоторые с благодарностью, а если согласиться не мог, то она спокойно мне уступала. Я уже и не надеялся, что так может быть… Рукопись сдали в конце концов в производство вместе со слайдами, которые подобрали мы с Инной Борисовной и художественным редактором. Неужели выйдет моя вторая книга?
Да нет, конечно. Нормальным путем у нас ничего нормального не выходит. На этот раз заслон был поставлен не тексту, а – слайдам. Дело в том, как уже говорил, что они у меня «узкие» и не на пленке «Кодак», а на пленке «Орвоколор». Типография просто-напросто их вернула: «Узкие слайды, да еще и на «Орво» мы не берем».
Думали-думали мы с Инной Борисовной… И с ней и заместителем главного редактора издательства сочинили этакую челобитную – письмо в типографию с уверениями в том, что слайды уникальны с научной точки зрения, а потому убедительнейшая просьба все-таки их принять, а Издательство со своей стороны обещает не придираться к техническому качеству иллюстраций. Я-то отлично знал, что в принципе слайды элементарно подходят: весь Запад давно уже работает именно с «узкими» слайдами, что же касается пленки, то мои слайды, хотя и на «Орво», однако проявлены качественно и получить с них приличные оттиски вполне можно.
Заместитель главного редактора с этим письмом и со слайдами, которые типография вернула, мужественно поехал в город Калинин, на Полиграфкомбинат, где должна была печататься книга, и – уговорил…
Вот теперь и на самом деле: уфф! Мы с Инной Борисовной с нетерпением ждали…
А вот с «Джунглями» получилось сложнее.
После впечатляющей весьма положительной рецензии Николая Дроздова книгу поставили в план и назначили мне редактора – женщину приблизительно в том же возрасте, что и Редакторша книги «Листья». Назовем ее здесь Редакторша-2. Рукопись, как она сказала, ей очень понравилась, предстояло ей написать «Редакторское заключение» и «готовить» рукопись к печати. Я пригласил милую женщину в гости, чтобы показать слайды – те самые, о которых речь в книге. Слайды ей тоже очень понравились… Мы разговорились, и постепенно выяснилось, что наши взгляды сходятся не только в отношении экологии и эстетики, но и – в отношении к нашему правительству и к той дури, что царит в стране. Неужели и она «наша»? Неужели кончаются мои мытарства – вот выйдут у меня две книжки (будет всего три…), – это и финансовую проблему решит, не надо будет бегать по детским садам и сидеть за увеличителем часами, это и морально как-то поддержит меня – ведь столько написано уже, а опубликовано всего ничего… Глядишь – и «Пациентами» можно будет заняться. Да и с редакторами вот, похоже, налаживается: с Инной Борисовной просто рай был, теперь, очевидно, и с Редакторшей-2… Благодать Божья!
Прошло какое-то время, Редакторша-2 позвонила и сказала, что «работа над рукописью в основном закончена», готово и «Редакторское заключение». Так что я могу приезжать.
Я приехал.
– Вы можете взять рукопись с собой, посмотрите, что я сделала, пора нам уже давать ее в корректорскую, а потом и в набор…
Я взял.
Дома открыл. Начал смотреть.
Граждане вы мои, что же это такое делается, а? Знал же, глупый, наивный, тупой, забывчивый, стреляный-недостреляный, что расслабляться нельзя ДО САМОГО КОНЦА! А – рассупонился, как князь Мышкин. «Единомышленники… Одно отношение к правительству, к дури?…» Расслюнился, как малый ребенок! Она же – Редактор. Советский Редактор! Времен Победившего Социализма! Мало ли о чем мы в неофициальной обстановке беседовали… Тут – РАБОТА ее. Тут, милый, официальная служба, а не квартирная кухня. Тут, дорогой, не Бог царствует, а – кесарь! Так что…
Почти все лучшие места в рукописи – самые, с моей точки зрения, «убойные», самые образные, самые живые – были ею подчеркнуты с целью непременного «смягчения», изменения, исключения. Я так гордился образностью изложения, юмором, смешными (а иногда и язвительными) аналогиями мира насекомых с нашим, человеческим, миром – «алкоголизм» муравьев, забавный и коварный «секс» пауков, «сообразительность» паучьих «донжуанов», «любовные игры» древесных клопов, чрезмерная «рациональность», «бездуховность» муравьиной цивилизации (о чем писал еще сам Жан-Анри Фабр), обманчивость «легкомыслия» бабочек и так далее. Известнейший и популярнейший уже в те времена Джеральд Даррелл потому и снискал, кстати, такую любовь читателей, что к животным относился так же, как к людям – никому и в голову не приходило усматривать в этом грех «антропоморфизма» (то есть как бы научного наделения животных «человеческими свойствами»). Я тоже вовсе не собирался «наделять», я просто размышлял, в частности, исходя из уже упомянутой сентенции: «Какую бы форму жизни мы ни изучали, от вируса до мамонтового дерева, – мы изучаем сам