В декабре 1979 года я вновь собрал рукописи и представил в издательство «Советский писатель» новый вариант сборника объемом 25 а.л., причем некоторые из представленных рассказов были опубликованы в центральных журналах. И вновь я получил отказ, хотя на этот раз вместе с редакторским заключением было прислано две рецензии.
Наконец, – в третий раз – я собрал рукописи (25 а.л.) в новом варианте и отнес в отдел прозы издательства «Советский писатель» в июле 1981 года.
И, кроме того, еще один сборник, поменьше (17 а.л.) предложил в издательство «Молодая гвардия».
Процент опубликованных в периодике рассказов и повестей был теперь гораздо выше – почти все рассказы, отданные в «Молодую гвардию», были напечатаны в центральных журналах.
В середине 1982 года я получил сразу два отказа, из обоих издательств.
«Молодая гвардия», продержав рукопись БОЛЬШЕ ГОДА, вернула ее мне даже БЕЗ РЕЦЕНЗИЙ, с одним только редакторским заключением.
Один из рецензентов издательства «Советский писатель» рекомендовал мою рукопись для издания, однако это никак не повлияло на резко отрицательное Редакторское заключение, написанное редактором Е.Скандовой, которая целиком солидаризировалась со вторым рецензентом, Г.Айдиновым.
Если мыслить обыкновенными житейскими категориями, то, испытав ЧЕТЫРЕ отказа в течение ШЕСТИ ЛЕТ, можно было бы, наверное, поставить на себе крест как на писателе, ибо какой же смысл соваться со своими творениями в солидные государственные учреждения, если они так спокойно и неизменно дают тебе от ворот поворот, да еще и пишут в рецензиях и редакторских заключениях такое, что ты видишь: твоя боль, твои мысли, твои самые лучшие побуждения до рецензентов и редакторов не дошли, а значит, видимо, они не дойдут и до читателя, а потому какой же смысл…
Но тут-то и возникло у меня первое сомнение.
Во-первых, я хорошо помнил, что ТОЧНО ТАК ЖЕ воспринимались ДО ОПУБЛИКОВАНИЯ все те вещи, которые вошли в первую книгу «Листья». И СОВСЕМ ИНАЧЕ они стали восприниматься ПОСЛЕ ОПУБЛИКОВАНИЯ в книге.
Восемь лет я точно так же глотал непонимание и неприятие, а потом ЗА ТЕ ЖЕ САМЫЕ рассказы и повести меня приняли в Союз, причем даже вне очереди. А главное – появились рецензии, в которых рассказы и повести были, наконец, оценены ПО СУЩЕСТВУ, и я наконец-то почувствовал себя как писатель ПОНЯТЫМ.
Хотя, конечно же, появись те самые вещи, которые были опубликованы в «Листьях», раньше – тогда, когда они были написаны (середина 60-х годов), – они имели бы гораздо больший резонанс и принесли бы, как мне кажется, больше пользы, ибо гражданственность, за которую мой сборник хвалили, всегда соотносится со временем. И хотя проблемы, которые я поднимал в «Листьях», не потеряли своей актуальности и сейчас, однако ясно же, что произведение, написанное на социальную тему, имеет максимальную остроту и актуальность именно в определенное время.
Пришлось мне, правда, вспомнить и то, что ведь и первая книжка вышла у меня в сущности совершенно случайно – потому только, что на «Семинаре молодых писателей Москвы», куда направил меня по давней памяти (1965 года!) журнал «Новый мир», одним из руководителей семинара оказался Юрий Трифонов. Он-то и рекомендовал меня по одной из повестей («Путешествие» – та самая, которая была напечатана в «Листьях» лишь частично, но составила теперь ядро сборника отданного в «Молодую гвардию») в издательство «Советская Россия», где и вышла, благодаря ему, Юрию Трифонову, первая моя книжка.
Но ведь книжка-то эта получила полное и многократное одобрение, почему же теперь-то картина ТА ЖЕ? Меня приняли в Союз Писателей, меня называли даже «перспективнейшим» (так выразился Ф.Ф.Кузнецов на Пленуме Правления в 1977 году, так же было и напечатано в «Литературной газете»…). Более того: многие рассказы, как я уже говорил, были даже опубликованы в центральных наших журналах («Октябрь», «Юность», «Дружба народов» и др.) и тоже получили одобрение в прессе… Так в чем же дело? Почему же отказ следует за отказом? Ведь со дня выхода первой книжки прошло уже восемь – опять ВОСЕМЬ! – лет…
Вновь и вновь самым внимательным образом читал я последние рецензии и редакторские заключения. И, наконец, возникло у меня второе сомнение.
Дело в том, что в последний вариант сборника, отданного в «Советский писатель», я включил несколько вещей, получивших особенно широкий резонанс в прессе. Они, собственно, входили в сборник «Листья». Именно благодаря им – и только им! – я и стал членом Союза Писателей.
И вот отзывы рецензентов и редакторов ИМЕННО ОБ ЭТИХ вещах были настолько нелестными для меня, настолько удручающими и они настолько РАСХОДИЛИСЬ с тем, что писала о них центральная пресса, что сомнение, которое возникло у меня, было весьма серьезным.
Судите сами.
3
Рассказ «Подкидыш», включенный мною в сборник, представленный в «Советский писатель», был впервые опубликован, как я уже говорил, в журнале «Новый мир», когда главным редактором его был А.Т.Твардовский – № 9 за 1965 год.
С тех пор «Подкидыш» много раз положительно упоминался в прессе.
О нем писал и сам журнал «Новый мир» (статья В.Гейдеко «Горизонты молодой прозы»), и газета «Комсомольская правда», и «Литературная газета», и журналы «Литературное обозрение», «Смена», «Октябрь», и газета «Литературная Россия». Он положительно упоминался в специальных работах, посвященных теме рабочего класса в советской литературе. Писатели и критики – Вл.Гусев, Г.Баженов, В.Гейдеко, В.Оскоцкий, Л.Полухина, Д.Нагаев, Б.Можаев, Ф.Кузнецов и другие – упоминали о нем в разных органах прессы, а некоторые и неоднократно.
Юрий Трифонов в предисловии к сборнику «Листья» назвал этот рассказ «образцовым на тему столь же важную, сколь и невероятно трудную – тему рабочего класса» (см. сборник «Листья», стр.3).
Писатель и критик Владимир Гусев в статье «Надежность поиска», посвященной критическому разбору моей книги «Листья»:
«…в его повествовании и особенно именно в «Подкидыше», много прямой теплоты, человечности, задушевности; груда железа – старый мотор – воспринимается сквозь призму мягкого человеческого сердца. Рассказ трогает»… (журнал «Литературное обозрение» № 12, 1974 г., стр.30).
Борис Можаев в статье «Запах мяты и хлеб насущный» так же подвергает книгу подробному и доброжелательному критическому разбору. С сокращениями привожу место, где он говорит о рассказе «Подкидыш»:
«Мне нравится этот рассказ. В нем ярко и точно написана заводская среда – не только шум и грохот моторов, скрежет конвейера, запах подгоревшего масла, теплые и упругие волны нагретого работой воздуха, но и те короткие общения между мастеровыми за конвейером или в курилке – эти полуфразы, полужесты, сразу выражающие смысл и желание каждого, эти шутки, шлепки мокрых ковриков и мочалок в душевой, эти перебрехивания за «козлом» во дворе, стреляние целковых и трешек, выпивка после работы, душевные откровения в забегаловке у инвалида-сапожника, домашняя маета и неполадки с женами… Все это написано умело, рукой уверенной и, главное, правдиво до последней степени… Эта, казалось бы, непонятная радость, это чувство бескорыстной симпатии к мотору-«подкидышу» и есть та рабочая совесть, которая движет поступками истинно мастерового человека. Она, эта совесть, в столкновении с производственными и бытовыми неполадками и заставляет Фрола Федоровича поступать так, а не иначе, она и есть внутренний стержень конфликта. Пока жива эта совесть, прочно стоит на земле человек. И мы, ощутив эту жизнь, всю, как она есть, можем не только скорбеть, но и радоваться, потому что знаем: при всех неурядицах бок о бок с нами живет и трудится рабочий человек Фрол Федорович, трудится не из корысти, не за страх, а за совесть… Нас волнует встреча с произведением искусства, наполненным живым и достоверным описанием наших современников, близких и понятных нам по их жизни…» (журнал «Литературное обозрение» № 7, 1976, стр. 11).
Феликс Кузнецов в докладе на Пленуме Правления Московской писательской организации, опубликованном затем в «Литературной газете» под названием «Гражданственность позиции», а также в книге «Живой источник»:
«…Тот же (гражданский, судя по контексту статьи, – Ю.А.) пафос – и в рассказе «Подкидыш» Юрия Аракчеева, который Юрию Трифонову показался, как он пишет в предисловии к книге, «образцовым на тему столь же важную, сколь и невероятно трудную для воплощения – тему рабочего класса» («Литературная газета» от 23 марта 1977 года, а также книга «Живой источник», стр. 151).
Но что же пишут о «Подкидыше» рецензенты и редактор издательства «Советский писатель»?
А вот что.
«Рассказ – как рассказ. Дни из жизни обычного «работяги», доброго по своей сути, порядочного человека, хорошего товарища и ужасно одинокого в этой серой жизни, где властвуют формализм и показуха (смотри митинг в конце рассказа, где принимаются социалистические обязательства)» – такова оценка «Подкидыша» одним из рецензентов, Г.Айдиновым (стр. 3 рецензии). И это – все, если не считать коротенького и столь же унылого «пересказа фабулы» да еще одного упоминания, где рассказ «Подкидыш» квалифицируется рецензентом как «сугубо газетный очерк» (стр.1).
А вот из Редакторского заключения Е.Скандовой:
«Рассказы в сборнике не спасают положения. Рабочий Фрол из «Подкидыша», взявшийся за доделку брошенного двигателя, наделен отрицательными чертами: бывший фронтовик, он «соображает на двоих», напропалую курит, «забивает козла», ссорится с женой. Его совершенно не интересует митинг, видимо, антивоенный. Наверное, автор хотел показать, что даже у неразвитого рабочего может появиться увлечение, но цель эта не достигнута» (стр. 5 Редакторского заключения).
И это – тоже все, что досталось рассказу «Подкидыш». Сначала я даже не поверил своим глазам. Неужели редактор самого престижного нашего издательства увидел в рассказе и образе Фрола только это: «напропалую курит» и «забивает козла»? Увы, ничего другого в Редакторском заключении не было. Приведенные строчки – все, что сказано Е.Скандовой о рассказе «Подкидыш».