С приходом второй роты все было закончено быстро.
Немцы зашли в тыл обороняющейся заставе и обрушились на пограничников.
Пленных не было.
Даже безоружными русские фанатики шли с лопатками на пулеметы. Один, правда, руки поднял. Но когда немецкие солдаты осторожно подошли к нему - выкинул под ноги им гранату.
После этого обозленные шютцеры добили даже раненых.
Одновременно полыхнули сотни километров. Егеря Дитля и финны Маннергейма атаковали Советский Север. Пехота фон Лееба рванулась через Литву к Ленинграду. Танковые группы Гота и Гудериана нацелились к Минску. Шестая армия Рейхенау ударила всСторону Киева.
Лишь на самом юге, на границе с Румынией и Венгрией, пока еще была тишина. Тишина временная. Но везде, где начались бои, советские пограничники не отступили ни на шаг. Заставы вели бой и этой бой был безнадёжен. Безнадёжен для непосвященного, умеющего смотреть, но не видеть.
Отчаянное сопротивление пограничников стало первым камнем на пути парового катка "Барбароссы". У них не было шанса выжить. Но зеленые петлицы и фуражки боевого отряда НКВД обязывали драться насмерть. Некоторые заставы гибли в первые же часы или дни. А там, где командиры успели поднять заставы в ружье, то пограничники бились неделями. По плану, немцы должны были их взять за 15-30 минут.
Так, на пути 75 дивизии генерала Хаммера и 111 дивизии генерала Стапфа встали пограничники лейтенанта Лопатина. 13 застава дралась в полном окружении одиннадцать дней.
Что такое для войны одиннадцать дней?
Много это или мало? Какой ущерб могут нанести шесть десятков бойцов-пограничников двум дивизиям? Минимальный?
Но батальоны сто одиннадцатой ганноверской дивизии застряли. Может быть, именно этих частей не хватило немцам, когда чуть позже ударят в тыл германским танковым дивизиям советские механизированные корпуса.
На войне все взаимосвязано.
Вопреки всем ожиданиям, дивизия не пошла на прорыв в день начала Великого похода на Восток.
Вперед пошли друзья-соперники - 11 танковая дивизия.
Аристократы же остались в тылу. Почему аристократы?
Дивизия Хубе имела славные традиции.
2 танковый полк - основа дивизии, ее костяк, ее ударная сила - был сформирован из бывшего, лейб-гвардии кирасирского полка. Практически все офицеры были аристократами. Здесь даже по званию друг другу обращались редко, чаще "Ваше сиятельство" и "Ваша светлость". Настоящий рыцарский орден. Например, вторым танковым батальоном командовал легендарный "танкист от кавалерии" граф фон Штрахвитц - в Первую Мировую именно его подразделение подошло ближе всего к Парижу, так что граф видел столицу противника невооруженным взглядом.
Ему уже было 49 лет, но усы его были черны и густы, словно у кайзера.
Они были опытными вояками, и потому совершенно не расстроились, когда узнали, что дивизия аристократов пойдет в бой вторым эшелоном. Дивизия понесла минимальные потери в Польскую и Французскую кампании, что ж... Минимальные потери понесут и в Восточной. Это несомненно.
Потому они пока весело пили мозельское и закусывали его жареным мясом, ведя весьма либеральные разговоры. Да, да. Жареное мясо не закусывают мозельским в приличных домах. Но ведь война же!
Аристократы не боялись гестапо. Честь рода превыше. И если не фрондировать - чем заниматься?
Больше всего обсуждали весьма занятные приказы о поведении войск.
С одной стороны, генерал Хубе прав - полная безнаказанность по отношению к мирному населению может привести к падению дисциплины в войсках. Привыкший к безнаказанности солдат может повернуть оружие против командира. Офицеры, прошедшие хаос восемнадцатого года, прекрасно это знали.
С другой стороны, приказ это приказ. И его необходимо выполнять. Фронда хороша за столом, но не на войне.
И есть еще третья сторона.
Восток есть традиционная земля для колонизации. Славянин лишь раб, обслуживающий персонал для германского аристократа. И кровь Грюнвальда и Кунесдорфа требует отмщения. Нет ничего более страшного для Европы, нежели объединенные орды славян.
- Господа! Разрешите тост? - поднялся барон Бернд фон Фрайтаг-Лоригофен, держа в руке хрустальный бокал.
Разговоры немного утихли.
- Господа! Я предлагаю выпить за Германию, за победу немецкого оружия! Как бы мы не относились к ефрейтору...
Раздался легкий смешок, волной прокатившийся вдоль длинного деревянного стола, накрытого белоснежной скатертью.
Барон слегка повысил голос:
- Да, господа, к ефрейтору, но, ефрейтору, поднявшему Германию до невиданных высот... Вы знаете меня, я никогда не назову его вождем, но определенное уважение к нему я испытываю. Как никогда мы сильны, благодаря ему. Сегодня мы начали поход против большевиков. И мы закончим его в Берлине, вернувшись с триумфом! Нас будут забрасывать цветами! Выпьем же за это! Дойчланд, дойчланд, юбер аллес!
- Юбер аллес ин дер вельт! - подхватил гауптмана могучий хор рвущихся к небу голосов.
Гимн, естественно, пели стоя.
Германия! Германия превыше всего! Все остальное - пыль на сапогах солдат.
И бросок бокалов под ноги.
Большая часть не разбилась - польская земля оказалась слишком мягка.
Война прекрасна в такие моменты. Синее до белизны небо нежно обнимает июньскую землю. Легкий полог над летним столом. Послушные денщики, вовремя и бесшумно меняющие фарфор.
Прекрасно!
Когда спели гимн, встал полковой капеллан, пастор Дитрих Штранц, один из немногих недворян дивизии. Он, стерев пот со лба, поднял свой тост:
- И сбудется древнее пророчество: "Иисус же сказал им: видите ли все это? Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; все будет разрушено"! Мы выступаем на антихристианское, на противоречащее роду людскому сатанинское общество. Помните! Они Христа распяли - распяли жиды и римляне. А кто себя называл Третьим Римом? Москау! Никогда мы, европейцы, не называли себя преемником палачей нашего Господа, нашего Спасителя, - пастор немедленно осенил крестным знамением свое покачивающееся тощее тело. - Благословляю. Благословляю Христово Воинство, Германию, фюрера и нас с вами и... Господи! Покарай руками нашими еретиков!
- Прозит! - уже нестройно откликнулся хор голосов.
С каждым тостом солнце все ближе клонилось к горизонту и все больше пьянели от вина и будущих побед офицеры полка.
В четверть девятого, когда кители уже были небрежно расстегнуты, кому-то из молодых вдруг вспомнилась та самая песенка "Тру-ля-ля!". Обычно ее пели на своих выпусках молодые кандидаты в офицеры. Песня была непристойна, но... Но сегодня такой день...
К чести сказать, старшие офицеры немедленно удалились под благовидными предлогами - кто-то покурить, кто-то по другим неотложным делам. За столом остались лишь гауптманы и ниже.
Младшие офицеры встали, перешагнув длинные лавки. Один из них. зацепившись сапогом, упал на спину под дружелюбный хохот коллег. Ему немедленно подали руку и он, покачиваясь встал в строй.
- Тру-ля-ля! - первый шаг на лавку.
- Тру-ля-ля-ля! - второй шаг на лавку.
Теперь главное не упасть. Но так же смело:
- Тру-ля-ля! - первый шаг на стол.
- Тру-ля-ля-ля! - второй шаг на стол.
Теперь разворот и расстегнуть штаны.
Невдалеке от стола стоял седой оберст и с улыбкой смотрел на веселящихся товарищей. К нему осторожно подошел молоденький лейтенант и тронул оберста за локоть:
- Господин оберст...
Полковник обернулся и улыбнулся еще шире:
- Лейтенант фон Везер? А почему вы не веселитесь?
Лейтенант пожал плечами. Может быть, в силу возраста, а, может быть, в силу непреодолимого и неназываемого чувства, лейтенант фон Везер не мог сказать о странных движениях души, всколыхнувшихся в сердце вчера ночью.
Не важно - понимаешь или не понимаешь, что с тобой происходит. Важно, можешь ли ты об этом сказать. Слово дано человеку оформлять мир. Нет слова - есть боль.
- Папа... - на французский манер, с ударением на последний слог, тяжело вымолвил лейтенант.
- Да? - удивленно повернулся к сыну оберст фон Везер.
- Тебе не кажется, что...
- Нет, сын. Это наше, мужское. Зря ты не там.
- Тру-ля-ля! - младший офицерский состав дружно стянул штаны, повернувшись спинами друг к другу.
- Тру-ля-ля-ля! - и нагнулись.
- Я про другое, герр оберст. Сегодня плохой день... Наполеоновский.
- Я знаю, герр лейтенант! Эй, рядовой! Вина нам с господином лейтенантом!
Дождавшись, когда один из денщиков услужливо наполнит бокалы, оберст фон Везер, не глядя на сына, сказал в тускнеющее сиреневым небо:
- Ты просто выполняй приказы, сын. Ты офицер Рейха. А офицер Рейха ничего не боится. Просто верь своим идеалам, сынок.
Его волосатый кадык дернулся, сглатывая рубиновую жидкость.
- Отец, мы вернемся?
И молчание. И только "Тру-ля-ля-ля!"
Кто-то не удержал равновесия и упал со стола, содрав кожу со лба о белую скамейку - это было первое ранение в 16 танковой дивизии на Восточной кампании.
- Выполняйте приказы, герр лейтенант. Как это делаю я.
Щека полковника дрогнула, а лейтенант фон Везер вдруг резким движением допил бокал, бросил его под ноги и, безжалостно раздавив сапогом, прыгнул на стол, лихорадочно стаскивая брюки.
- Тру-ля-ля-ля! Господа! Фон Везер с нами! Ваша светлость! Тру-ля-ля!
Когда же солнце село, пришел папа Хубе и разогнал всех спать.
А на востоке гремела канонада.
Тот же вечер того же дня. 2 батальон 2 танкового полка 16 танковой дивизии. Макс Штайнер.
Делать было нечего. А когда солдату делать нечего - он от скуки всякие непотребные коленца начинает выделывать. Чтобы такого не случилось, унтерфельдфебель Брандт заставил свой экипаж мыть танк с мылом. Причем, садист такой, сразу после ужина. Впрочем, Макс ни разу на него не обиделся. Командир экипажа вместе со всеми принялся готовить грозный Pz.IV Ausf.E к вступлению в большевистскую Россию.