Танк Максу нравился.
Нет, не так.
От танка он был в восторге. Тяжелый - в двадцать одну тонну - он напоминал Максу боевого коня крестоносцев. Сквозь корпус и башню, словно из глубины веков, проступала тевтонская неумолимая мощь - спокойная, уверенная в себе, без лишних эмоций. Мощь, под которой трещали римские щиты в Тевтобургском лесу, мощь, от которой бежали славянские орды под Танненбергом, мощь, при виде которой галльский петух снес яйца.
- Макс!
- Что? - повернулся заряжающий к своему командиру.
- Поднови эмблему дивизии на борту.
- А краску где взять?
- А это, гефрайтер, не мои проблемы, - ответил вечно серьезный Брандт. Зато радист с весьма подходящей фамилией Зингер немедленно растянул улыбку во всю свою веснушчатую рожу. Наводчик Ханс Кёллер и водитель Клаус Мюллер тоже почему-то заулыбались.
- Не, ну...
- Парень, - обернулся Брандт. - Время пошло. Считай, что это твое первое боевое задание.
Макс почесал потную шею, в которую так и норовили впиться комары и огляделся.
Поле было усеяно танками. Ну как усеяно? Несведущий человек и не понял бы, что бесформенные кусты это танки. Он бы даже не догадался, что это не кусты, а маскировочные сети. Впрочем, за весь первый день войны русская авиация не появилась даже на горизонте.
Хм... И где достать краску? Идти к тыловикам? Но тогда нужна письменная заявка от командира экипажа, заверенная командиром роты. После чего тыловики отправят заявку на склад и к следующему утру необходимая краска будет доставлена.
А заявку Брандт писать даже не собирается. И что делать? Выход: попросить у камрадов.
Однако, весь взвод последовательно послал Штайнера в задницу. А за взводом и вся рота.
Придется украсть, иначе стыдно возвращаться к своим.
Макс бродил по полю, приглядываясь к экипажам, но так и не нашел самой завалящейся банки с краской. Такая, чтоб на виду лежала и чтоб экипаж вокруг своего имущества не вертелся. Увы... Хотя... Есть! Возле одной из "троек" развалился на травке лишь один из танкистов. И ящик со снаряжением был открыт.
Штайнер осторожно обошел "тройку", потом подошел к дрыхнущему танкисту и легонько пнул его по подошве сапога:
- Эй, камрад!
Лопоухий танкист, возрастом как Макс, немедленно вскочил, словно пружина:
- А? Что? В бой? Кто? - пилотка слетела в сторону.
Макс даже хохотнул при виде этого заспанного, мятого лица, к щеке которого прилипла травинка:
- Никто. Парень, у вашей машинки палец из трака высунулся.
- Чего?
- Палец, говорю.
- Какой палец? - толком еще не проснувшийся лопоухий оторопело посмотрел на ладони.
- Из трака. Палец.
- Где?
- С той стороны. Иди, посмотри. А экипаж твой где?
- Купаться ушли. Меня оставили на карауле...
- Да ты что? - деланно удивился Макс. - И как караулится?
Лопоухий покраснел.
- Ладно, никому не скажу. Пойдем, покажу палец.
Они обошли танк и Штайнер ткнул, теперь уже своим пальцем, в первый попавшийся трак:
- Смотри. Видишь?
- Что?
- Вот этот штырь видишь?
- Ну! И что?
- Согласно уставу германских панцерваффе пальцы, соединяющие траки должны высовываться не больше, чем на три миллиметра. А у тебя сколько?
- Ээээ...
- А у тебя четыре. Где у тебя кувалда?
- В ящике... - лопоухий присел и стал водить руками по гусенице.
- Ладно, сиди. Я сам принесу.
Макс легко прыгнул на гусеничную полку, подошел к ящику, надежно привязанному к броне... Ага! Вот и баночка с белой краской. Хорошо, маленькая, всего на пол-литра. И хорошо, что целая. Он незаметно сунул ее в карман. Заодно и вытащил кувалду.
Затем он спрыгнул на землю, приземлившись словно кот: мягко и бесшумно. Правда, кувалду едва не выронил. Но ничего, удержал.
- Смотри и учись! - и со всей силы вдарил по гусенице.
- Это же не тот трак! - вдруг возопил лопоухий.
- Этот тоже выставлялся! - авторитетно заявил Штайнер и снова вдарил по гусенице, так что в ушах зазвенело. - Вот теперь нормально.
- Слушай, а как ты заметил? - почесал бритый затылок лопоухий, сдвинув пилотку на самые брови.
- Ты уже сколько лет в дивизии? - усмехнулся Макс.
- Две недели, - потупился незадачливый караульный.
- Послужи, сынок, с мое и не такое видеть начнешь.
Штайнер покровительственно похлопал парня по плечу и протянул ему кувалду:
- Сам свой инструмент убери. И да, не говори командиру, что я тебе помог. Иначе, сам понимаешь, халатное отношение к боевой технике, нарушение устава караульной службы...
- Спасибо, камрад! - лопоухий полез было обниматься, но Макс отскочил:
- Сочтемся! Удачи, солдат!
Когда довольный Макс вернулся к своему танку, Брандт обрушился на него с бранью:
- Тебя где носит?
- Ну... Вы же сказали...
- Что я сделал?
- Герр унтерфельдфебель, гефрайтер Штайнер ваше приказание выполнил! Почти! Краску нашел, готов прокрасить эмблему заново!
Командир вытаращил глаза:
- А в нашем ящике посмотреть не мог?
- Разве...
- Где взял?
- Контрибутировал из соседней роты...
Брандт помолчал, покачал головой и задумчиво буркнул:
- Из тебя хороший солдат получится... Молодец...
И гаркнул:
- Три наряда вне очереди!
- Яволь! А банку?
- Банку в танк. И быстро на построение роты!
Вот так и выяснилось, что инициатива в армии, даже в панцерваффе, наказуема.
На построение Макс прибежал с проклятой банкой: так и не успел выложить ее из кармана.
Построение оказалось достаточно странным.
Танкисты сидели полукругом, курили, кто-то даже развалился на травке. Прямо перед ними двое тыловиков сноровисто приколачивали прямо к дереву большую карту. Возле карты туда-сюда, мимо раскладного столика, ходил, пожевывая губы, какой-то незнакомый обер-лейтенант. На столике лежали бумажные тяжелые пачки.
- Это что? - вполголоса спросил Штайнер у радиста, когда приземлился на травку возле своих.
- Театр приехал. Что у тебя в кармане?
- Три наряда у меня в кармане. Что за театр?
- Одного актера. Рота пропаганды приехала.
- А кино будет?
- Нет. Но Марика Рёкк обещала сиськи живьем показать.
- Да иди ты...
Шутливую их перебранку прервал обер-лейтенант. Он вышел в центр полукруга и начал свою речь. Начал весьма неординарно для офицера:
- Солдаты! Мои боевые товарищи! Да, мы сегодня все боевые товарищи. Вы уже в курсе того, что Европа, во главе с Германией, начала Великий Освободительный Поход против жидо-большевистской России. Я приехал к вам не для того, чтобы читать проповеди. Я не пастор. Год назад я был ранен во Франции. С тех пор моя левая рука не работает. Но я с вами.
И точно. Только сейчас Макс заметил, что левая кисть обер-лейтенанта скрыта под черной перчаткой.
- Мы все сегодня вместе. И не только сегодня. У нас сложный путь впереди. Но мы его пройдем. Как прошли уже многое.
Одобрительный гул солдат перебил нудное зудение комаров над головами.
- Вся Европа поднялась в этот утренний час. Я бы хотел вам сообщить, что десятки, сотни тысяч наших вчерашних противников осаждают вербовочные пункты, чтобы идти против большевиков!
- И французы? - насмешливо выкрикнул кто-то из толпы.
- И от французов толк бывает! - обер-лейтенант поднял левую руку.
Солдаты гоготнули. Офицер им понравился. Одно дело штатские крысы, другое дело - раненый на фронте боевой товарищ.
- Теперь посмотрите на карту.
Обер-лейтенант взял со стола указку.
- Вот это - Европа! - он обвел маленькое коричневое пятно, покрытое свастикой, с левой стороны. - Вот это - Россия.
Он обвел красное огромное пятно и ткнул указкой в звезду с подписью "Москау".
- Смотрите сами. Красная Россия, словно медведь, разинула пасть и готовится сожрать нашу Европу. Они нависают над нами и только мы можем остановить их. Вы сами все помните. Когда мы разгромили кичливых поляков, они отобрали у нас половину добычи. Нашей добычи! Два года назад мы были слишком заняты с лягушатниками. Но сейчас... Под шумок, они отобрали у наших союзников - румынов - их исконные земли. Под шумок, они захватили и наши земли! Туда, куда мы несли свет цивилизации, свет христианства - Литва, Латвия, Эстония. Наши колонии, завоеванные правом крови. Всего лишь двадцать лет назад наши солдаты - ваши отцы! - стояли стальной стеной в Тифлисе!
Указка торжествующе ткнула куда-то вниз карты. В самую лапу красного медведя.
- Украина, Крым, Дон! Это были наши земли, самые плодородные земли Европы. Но жиды нашли выход... Вы помните? Помните, что произошло? Когда наши войска готовились к последнему удару на Париж, агенты большевиков подняли восстание и Германия пала, тяжелораненая ударом кинжала в спину. Это не наши отцы проиграли ту войну. Это было предательством. Германия медленно умирала. Поднимите руки, кто помнит из вас проклятые двадцатые, когда разные ротшильды высасывали репарациями всю кровь из наших женщин?
Несколько десятков рук поднялось:
- Ты, солдат! Говори ты! - метнулся обер-лейтенант к крепкому мужику лет тридцати.
- Ну... Я еще молод был. Ребенок совсем, - поднялся багровомордый фельдфебель. - Но я с десяти лет воровал еду. Отец работал в Руре, когда шахты закрылись, мы переехали на Нижнюю Вестфалию. Работы не было. Мы голодали, я... Мы...
- У кого ты воровал?
- У крестьян...
- То есть у тех, кто сейчас рядом с тобой сидит?
Фельдфебель опустил голову:
- Ты воровал еду у таких же мальчишек?
- Да... Но мама и сестренка...
Рота молчала.
- Ты не виноват, солдат. А кто виноват? Кто заставил десятилетнего мальчишку идти на воровство у ближнего своего? Кто вверг Германию в пучину ада?