Я тоже за качество порадовался, а потом сказал Бенкендорфу, что качество станет еще лучше, если в сталь прилично так марганца добавить — хотя и без фанатизма, а если туда еще молибдена немножко подкинуть…
— Я вам так скажу: если в сталь, которую в Арзамасе выделывают, добавить пару процентов марганца, то рельс из такой стали прослужит раз в семь дольше, нежели нынешний. А если в сталь добавить хотя бы один процент молибдена, то из такой стали можно будет пушки отливать с толщиной стенки ствола всего в полдюйма — и в такую пушку можно будет пороха закладывать вчетверо против нынешних зарядов.
— Про манганум вы уже рассказывали, где его руды добыть возможно, а про молибден… Знаете ли, где его руды искать можно? Имеются ли в государстве Российском руды его?
— Где есть руды — знаю, и знаю, где их купить можно не особо дорого: в империи Австро-венгерской. Есть они и в России, причем сдается мне, что в России имеется самое богатое месторождение в мире. Но где — я вам не скажу…
— Но отчего же⁈
— А я вам уже говорил: если о том узнают иностранцы, хотя бы те же британцы, то Россия от них сейчас просто не отобьется. Сейчас не отобьется.
— И нам ждать ваших рассказов пока сто миллионов людей в стране не появится?
— Нет. Ждать всего лишь пока в любой конец России десяток полков держава переправить сможет за пару дней. Проще говоря, когда дорог железных появится в стране верст так тысяч двадцать пять…
— То есть еще дольше ждать…
— Александр Христофорович, не надо быть таким пессимистом! За год вы уже выстроили полтыщщи верст, ничего до этого не имея: ни инженеров опытных, ни заводов, способных рельсы выделывать, да вообще ничего — а теперь в стране появилась уже железнодорожная промышленность, и не удивлюсь я, если уже в следующем году дорог будет выстроено больше тысячи верст. А через год уже и пара тысяч верст новых дорог не будет казаться чудом.
— Ну, здесь вы, пожалуй, правы. Однако опасаюсь, что ваши слова напротив моих слишком уж оптимистичны. Людишек-то на постройки дорог согнать — дело невеликое, а вот кто этих людишек после кормить будет… Я знаю, что вы в деревне показательной урожаи собрали заметные, но не модем же мы в каждую деревню по артиллерийскому полку в помощь направить. Опять же, урожай-то вы знатный получили, но его ведь даже не хватит, чтобы тех першеронов год прокормить…
— Мне першероны уже на следующий год нужны не будут, я мужикам лишь хотел показать, что и столь великий урожай — не чудо вовсе, а получаем легко при работе надлежащей. Да, я вот чего спросить хотел: может знаете вы, зачем мне в деревню ту император распорядился роту саперов на постой определить? Если на прокорм, то ведь верно вы отметили: на год в деревушке прокорма на лишние рты не хватит.
— Да не будет никакого постоя! Император видит, что вы людишек от невзгод защищать собрались, баб вон с детишками решили в дом свой новый на зиму поселить чтобы не замерзали они в холода. Но сие — дело, конечно, богоугодное, но… не дело это: мужиков в барский дом селить. Вот он и распорядился быстро дома для мужиков выстроить на манер Приората, а дабы стройка скорее шла, пригрозил офицерам, что ежели они в срок дома не выстроят, то там же и зимовать в недостроенных будут. Ну а вам, небось, слова императора переврали…
В начале октября состоялась моя очередная встреча с Николаем, причем на этот раз не царь меня пригласил, я а царя. И пригласил я его на «сланцевый заводик» на Крестовском острове, чтобы показать ему новую продукцию. Выделываемую совсем уж не из сланца.
На самом деле я собирался показать ему продукцию сразу десятка русских офицеров, а разработчиком «главного демонстрационного продукта» стал Пётр Григорьевич Соболевский, который после года с лишним экспериментов смог изготовить то, о чем я его просил: проволочку толщиной в пятьдесят микрон. То есть пока у него самая тонкая проволочина получилась микрон так в семьдесят диаметром — но это просто потому, что по разработанной им технологии на каждый следующий микрон толщины нужно было потратить день работы. И его лаборанты именно этим и занимались, но я просто больше решил не ждать и продемонстрировать царю все уже в текущем виде. Потому что «демонстратор технологии» отличается от серийной продукции очень много чем.
А еще я собирался царю показать и разработку еще двух групп «военных исследователей». Первая такая группа изготовила паровую турбину с не самым простым редуктором, а вторая — электрический генератор. И если в первой все офицеры были в какой-то степени инженерами, то во второй инженеров было только трое, а остальные трое были как раз химиками, официально «набирающимися опыта на сланцевом заводе». Потому что при дистилляции сланцевой смолы получалось очень много всякой дряни — и в том числе получалось фенола с фенолятами столько же, сколько и жидкого топлива.
А еще — поскольку основным топливом в Петербурге были дрова — на заводике имелись и установки по получению из дров угля, и из этих установок тоже много всякой дряни при пиролизе наружу лезло. И вот если правильно смешать две разные дряни, получается очень даже не дрянь. Вот только как эти две дряни смешивать, я и понятия не имел — но современные химики, детальными технологическими картами не избалованные, умели проявлять фантазию — и проявили, произведя фенолформальдегидную смолу. Немного произвели, но для изготовления изоляции для проводов, из которых обмотки генератора делались, ее хватило.
А генератор мне как раз для демонстрации достижений Соколовского потребовался, так как проволочину он сделал вольфрамовую. И с этой проволокой мы с ним вместе изготовили целых четыре лампы! Судя по всему, лампы получились мощностью ватт так по шестьдесят-семьдесят. То есть судя по показаниям напряжометра из инструментального набора «Девы Марии», как раз почти ровно семьдесят ватт, но светили они как-то… без особого энтузиазма. Однако светили, причем ярче даже, чем двадцатилинейная керосиновая лампа на чистом керосине!
Одно было плохо: выводы из стеклянной колбы пришлось пока делать из платины, но это — тоже всего лишь дело времени: я что-то в юности слышал про платинит. Который вообще делается из никеля и железа. И уже трое студентов-химиков подбирали нужные пропорции металлов для получения требуемого эффекта, а для откровенной показухи и платина сойдет. И вообще для показухи может много сойти, я бы даже мог испольовать «резервный» генератор с паровой машинкой для получения электричества, но смысл показухи был даже не в том, чтобы царю лампочку показать, а в том, чтобы царь увидел, что все это полностью made in Russia. Вообще все, включая выключатели, провода и патроны для лампочек…
Но совсем всё отечественным сделать все же не получилось, изоляцию для провода (не того, который в генераторе, а того, который от него к лампочках шел) пришлось делать из совершенно импортного каучука: мне его с последними кораблями почти сотню пудов привезли. Но я резину напрасно тратить все же не стал и в качестве изоляции применил пропитанную латексом (с серой и окисью цинка) оплетку из конопляных ниток. Из конопляных только потому, что избытке шелка у меня не было, а из конопли у местных мастериц нитки получались куда как тоньше льняных и даже тоньше хлопковых (хотя я и подозревал, что иноземные купцы паршивый хлопок с Россию поставляли, ибо «индийский батист»…)
А вот с окисбю цинка у меня вообще проблем не было. То есть не стало: в конце августа их Великого герцогства на какой-то шхуне привезли почти полторы тысячи пудов этой самой окиси: это была первая продукция новенького рудника, который (по совету железяки, воспринятому как мой, точнее как переданный мною совет… ну да, железяки) там открыл (причем «из своих средств») Егор Васильевич Карнеев. Да, не просто так царь именно его назначил начальником Горного департамента: рудник он за свой счет открыл, заводик по производству этой самой окиси цинка за свой счет выстроил — а когда всё там заработало, то предложил Николаю все это хозяйство в казну выкупить за сумму, равную его прежним затратам.
Правда, Николай на это не повелся, точнее, не повелся друг и начальник Егора Васильевича Егор Францевич. Канкрин сказал, что во-первых, денег в казне нет, а во-вторых, весь этот цинк больше всех просил Александр Васильевич, пусть этот граф и вкладывается в расширение производства, так как теперь него (то есть у меня) денег много. В результате между нами треля состоялась очень трогательная беседа (в смысле, каждый из собеседников был потрогать крепко сжатыми руками лица двух других собеседников), но Минфин оказался непреклонен. И мне чуть позже (как раз на демонстрации электролампочки) Николай объяснил, почему:
— Александр, я прекрасно вижу, что вы опять придумали что-то невероятное и очень людям нужное. Но сейчас мы просто не можем заводы потребные выстроить: не на что. Егор Францевич под постройку заводов железоделательных у друзей и знакомых огромные суммы в долг взял, с обязательством через год-полтора отдать — и нынче все поступления с производств, что вами задуманы, только в погашение долгов сих и идут. Доходы, конечно, с заводов ваших весьма немалые, но и их не хватает, я иные сейчас уже из своих средств покрываю. И знаю, что расходы сии вернутся сторицей, но нынче просто денег нет и не знаю, где их в следующие пару лет взять. Опять же, долги, что набраны были в прошлую войну, еще не покрыты… двадцать лет как прошло, а все процент выплачивать приходится. Верно пресвятая дева сказала: никаких дел с жидами-ростовщиками! Но по прежним обязательствам нам рассчитываться приходится…
— Это-то понятно, старые долги нужно отдать. И в новые не влезать.
— А как проделать-то сие? Егор Францевич из кожи вон лезет, да не выходит…
— Такое быстро всяко не получится, но к этому надо стремиться. Егору Васильевичу я, конечно, денег дам, сколько есть — столько и дам. Потому что цинк этот позволит с мужиков гораздо больше дохода державе получать, хотя и тоже не сразу. А вот где взять еще денег… есть у меня одна мысль: в России-то людей при деньгах немало имеется…