Ну а развитием российской промышленности займусь я, причем главным образом промышленности «оборонной направленности». То есть я, конечно, не брошусь ржавым напильником их обломка рельса вытачивать автомат Калашникова с командирской башенкой, а просто буду сидеть на попе ровно и раздавать полезные советы тем, кто делом заниматься и будет. Потому что даже выпускник-троечник средней школы двадцать первого века знал куда как больше, чем выдающийся инженер или ученый века девятнадцатого. Ну, если в школе он хотя бы не все уроки прогуливал и время от времени смотрел хотя бы передачи Пушного на ютубе. «Галлилео» — это вообще был кладезь знаний: технологии, конечно, из передачи вытянуть было, мягко говоря, трудновато — но по крайней мере становилось понятно, что сделать можно и примерно каким образом. И каким образом что-то делать явно не стоило — а вот инженерам и ученым первой половины девятнадцатого века даже такие «знания» представлялись «откровениями свыше». А как их до ума довести — это они уже сами придумывали, и придумывали, как мне кажется, довольно неплохо.
Например, товарищ Соболевский: я ему только рассказал, из чего делаются твердосплавные насадки на сверла и фрезы — а он уже сам разработал технологию из изготовления и даже придумал, как делать твердосплавные резцы для токарных станков. И сверла — тоже, а другие товарищи придумали, как эти сверла правильно использовать. Не вообще, а для производства очень нужных стране изделий: я им предложил наладить производство ружей тридцать второго калибра. И они уже такие ружья даже сделать успели! Два ружья…
Но лиха беда начало, со временем таких ружей они смогут много делать. Потому что главным в этих ружьях с считал не калибр, а то, что они заряжались «с казны» готовыми патронами. В которые ставился уже капсюль с гремучей ртутью. Правда, на два ружья я успел патронов изготовить всего лишь с десяток, но оружие — вообще дело неспешное. Я что-то я не помнил, чтобы Россия до Крымской войны где-то всерьез воевала, а если и воевала, то как-то обошлась без задуманных мною вундервафель. А вот кое-что другое хотелось сделать как можно быстрее, и это «что-то» тракторами не ограничивалось.
Хотя многое из «придуманного» мною император и сам прекрасно успевал сделать. Например, за лето по его указанию была проложена железная дорога от Петербурга до Гатчины с заходом в Царское село и Павловск, а теперь начались работы по продолжению дороги в сторону Луги. Понять, зачем дорога тянется к городу с населением менее тысячи человек, было трудно — но, похоже, в планах имелось в виду продолжить дорогу до Пскова или дальше на юг — а там точно было много всякого интересного. Но пока с железными дорогами хотя было и неплохо (в целом по стране), выявились и определенные проблемы. В основном, с качество стали для рельсов: уж больно быстро рельсы эти истирались. На дороге из Липецка в Арзамас их уже несколько штук пришлось заменить, а испорченные рельсы пристроить никуда не получалось. То есть было уже известно, куда их получится пристроить в следующем году, а пока они просто валялись в ожидании «светлого будущего».
Скорого светлого: в Донецке осенью запустили новую печь. Инженер Синицын после разговора со мной подумал-подумал — и придумал настоящий мартен. Качающийся: в России первые качающиеся металлургические печи еще в восемнадцатом веке выстроены были, а за прошедшее время люди опыта набрались и смогли такую печь куда как большего размера построить. Ну он и построил мартен на пятьдесят тонн металла, а в мартене и сталь переплавить было несложно Вот только тащить испорченные рельсы в Донецк гужевым транспортом никто не спешил: зачем спешить, если всего через год из Донецка до Липецка железная дорога дотянется? Причем дотянется железная дорога, построенная уже с применением «хороших рельсов»: под Никополем уже заработала печь, выплавляющее то, что не стыдно было бы назвать ферромарганцем. Правда этот «ферромарганец» в Донецк пока лошадками возили, в смысле сначала на расшивах, а потом уже на лошадках — но когда-нибудь и до Никополя железная дорога дотянется. Скоро дотянется: я уже начал привыкать к тому, что даже «года через три» здесь и сейчас считается «скоро»…
Все делалось именно «скоро» по довольно существенной причине: для любого дела нужно было сначала людей этому делу обучить — но вот хотя бы найти тех, кого обучать можно было, оказалось совсем непросто. И для того, чтобы задачу упростить, по отдельному императорскому указу в казенных деревнях начали организовывать школы для «мужицких детей». Ну а одна такая школа уже имелась — в Лепсари, и после «высочайшей инспекции» этой школы в деревне случились серьезные изменения. Все же я здание для такой деревни слишком уж больше выстроил — и царь решил, что проще в деревеньку «людей добавить».
Правда, добавлять людей он стал по-своему, по-царски: по сути, он сделал из школы интернат. Саперы (снова те же, что строили землебитные дома) построили два новых здания, в которых разместились «общежития для учащихся», и в них поселили сразу сто двадцать детишек, которых просто изъяли из семей в казенных деревнях. Из очень многих деревень изъяли: контингент собирался из «отроков десяти лет от роду», причем выбирались те, кто уже усилиями местных попиков грамоту осилил. А чтобы эти детишки не просто в общежитии болтались, но и науки нужные осваивали, в деревушке поднялись и шесть очень приличных домиков для учителей, да и сами учителя возникли.
Правда, этим новостройки в Лепсари не ограничились, уже сами мужики, сначала подивившиеся тому, как саперы из земли быстро дома строят, решили, что и сами они с такой работой справиться сумеют. А извести для такой стройки добыть им оказалось несложно: во все времена известняк был гораздо дешевле хлеба, а если какой-то купец привозит известь на казенную стройку, то ему и «частнику» закинуть немного несложно. Тем более, что это частник на своем тягле и казенную от берега до стройки доставляет.
Правда, в связи с бурным ростом деревни отдельные личности стали мне очень прозрачно намекать, что хорошо бы было прекратить деревню в село, причем за мой счет, но я ответил этой личности (а это был как раз Серафим), что церковь-то я поставлю, и мне Пастор даже священника надет, но нужен ли Серафиму католический храм в этом месте? И вопрос отпал, по крайней мере, я надеялся, что до моего отъезда в Москву он больше не поднимется.
А судьба (в лице Императора Всероссийского) послала мне очень интересного товарища: директором школы был назначен штабной офицер Байрамов. Интересной судьбы человек: отец его, перс, причем персидский христианин (что было редкостью) в самом начале века перебрался в Россию вместе с семьей и принял русское подданство. Сам он успел повоевать в двенадцатом году, был ранен под Смоленском — и с тех пор в невеликих чинах служил в Генштабе. Женился на русской девушке (дворянке, поскольку и сам был дворянином), остепенился — и теперь его направили директорствовать в деревню, а заодно и арифметику отрокам преподавать.
Строго формально, это даже можно было считать повышением в должности, так как должность практически писаря в Генштабе среди офицеров вообще не котировалась, да и пенсия по выслуге лет ему большая не полагалась — а возраст уже даже немного превысил в рами разрешенный. Так что горевать он особо не стал, да и в столицу теперь можно было при нужде быстро добраться. А командовать пусть небольшой, но все же командой учителей было, как ни крути, должностью начальствующей. Да и дисциплину он очень быстро в школе наладил, все же и боевой опыт у него был, так что с солдатами отставной уже поручик обращаться умел…
И не только с солдатами: мужиков в деревне от тоже быстро «построил». И теперь у меня и сомнений не оставалось, что очередную зиму сельская молодежь весомых утрат не понесет: амбары были полны, дровами деревню он тоже обеспечил (гоняя мужиков как сидоровых коз за невыполнение плана по рубке дров). И даже обучил четырех (из числа остатвих солдат) рабьоте на паровой лесопилке.
Паровые машины промышленного назначения — небольших, сил на двадцать прямоточников — Александровский завод теперь выпускал по штуке в сутки. И парочку я для своих нужд прибрал. И на базе одной такой машины мне там же, на заводе, и изготовили пилораму. Которая от бревна по одной доске отпиливала, а мужики нужны были чтобы это бревно на тележку взгромоздить и и аккуратно тележку через пилораму передвинуть. Производительность механизма была довольно скромной, но по сравнению с нынешними, сугубо «ручными» технологиями была просто потрясающей, так что у деревни появился дополнительный «источник заработка». Правда в основном лес в деревню можно было лишь зимой возить на санях, но в прошлом году запасец был сделан изрядный, а грядущей зимой он должен был буквально в разы увеличиться…
Александр Христофорович девайс осмотрел — и следующие две пилорамы уехали из Петрозаводска в Тосно, где с их помощью стали аккуратные шпалы делать. Раньше тоже делались по возможности «аккуратные», но ручная пила пилила все же не так ровно. И гораздо дороже, а мне «за изобретение» Николай отвалил премию в двадцать тысяч рубликов. На ассигнации, но тоже неплохо. И я все эти денежки тут же отправил в Лепсарь, но не на строительство церкви, а на постройку свинарников. Потому что корма свиньям в деревне теперь можно было очень много вырастить, а мясо — оно никогда лишним не окажется…
Ну а последним моим достижением в текущем году стало начало строительства завода уже судостроительного, и стройку я начал в Усть-Луге. То есть там еще никакой Усть-Луги не было, она только должна была появиться. Но вот уже следующим летом…
Николай, узнав об очередной моей затее, не удержался и спросил:
— Алекстандр, а зачем ты решил завод новый поднимать в глуши какой-то?
— Не зачем, ваше величество, а почему. Там глубины возле берега большие, а корабли я собираюсь строить, у которых осадка будет очень даже немаленькой.
— Так осадка-то большая получается когда корабль нагружен, а ежели он еще пустой… А адмиралтейской верфи вон какие большие корабли строились!