Таня смотрела в окно. Мимо магазина медленно проехала машина, и Тане показалось, что за темным стеклом мелькнуло знакомое лицо. За ней пожаловали родственники? Попытаются увезти ее силой?
Таня очень жалела, что вообще возвращалась домой. Теперь родственники знали слишком много и не хотели ждать, пока она сама одумается и вернется.
– Дмитрий Николаевич, – сказал в трубку майор, – руку покойной тщательно исследовали. В тканях и крови нет никаких следов ядов, ни органических, ни неорганических. Мы также тщательно исследовали кожу. Это ожог, со светлым центром и покраснениями по краям. Там нет сквозных повреждений, только поверхностные. Я, правда, затрудняюсь вам сказать, что она могла делать правой рукой такого, чтобы ее обжечь таким образом. Но это определенно ожог, а не что-то другое.
– Можно установить, сколько времени прошло между моментом ожога и временем смерти?
– Я выясню и позвоню, – пообещал майор и отключился.
– Не было никакой змеи, – сказал Дима, – на руке именно ожог. И вся теория об остановке сердца из-за укуса гадюкой рушится. Отверстие – это просто отверстие, которое не заметили и не заделали, скорее всего оно предназначалось для проводки.
Марина задумалась.
– Тогда контактный яд, – предположила она, – Полина Ульяновна взялась за что-то, намазанное ядом, яд попал в кровь, вуаля.
– Там нет яда вообще. Это именно ожог. Марина, после того, как я услышал, что там вообще нет никакого яда, я склоняюсь к мысли, что в смерти Полины Ульяновны не виноват никто, кроме старухи с косой, которая решила посетить ее именно в тот час и именно в том месте.
– Нет, – замотала головой Марина. – Нет. Мы что-то упустили, какую-то деталь.
– Ладно, – согласился Дима, – можно еще кое-что проверить.
Он пошел по коридору. Марина поспешила в туалет. Дима включил свет, открыл дверь и вошел внутрь.
– Пообещай мне, – сказал он, – что, если я сейчас ничего не найду, ты перестанешь искать в деле Полины Ульяновны криминальный след.
– Обещаю, – вздохнула Марина.
Дима поднял крышку бачка и засмеялся. В воде в полиэтиленовом пакете плавала пачка долларов.
– Кто был прав? – спросила Марина.
– Я, – ответил Дима, – потому что, кроме меня, проверять бачок никто не стал.
Марина вывалила содержимое пакета на стол в своем кабинете.
– Тысяч пять от силы, – сказал Дима.
– Думаю, ровно пять, – кивнула Марина, – мне эта толщина знакома.
Они пересчитали деньги. Там действительно оказалось пять тысяч долларов.
– Что-то я не пойму, – сказала Марина. – Кто там спрятал деньги. Полина Ульяновна?
– Видимо, так.
– А почему именно туда? Это что, деньги компартии?
– А что, лучше места для денег компартии, чем бачок туалета, найти нельзя было?! – засмеялся Дима.
– Погоди, – серьезно спросила Марина, – а как ты их вообще нашел? Как ты догадался, что они там есть?
– Логически, – сказал Дима. – Они там должны были быть. Но больше меня ни о чем не спрашивай, я еще не понял всех деталей, поэтому не смогу тебе ответить.
– Я все-таки не могу понять, как ты догадался, – настаивала Марина.
– Смотри, – пояснил ей Дима, – кто-то стоял и смотрел через витрины на дверь туалета. Понятно, что в этом случае в туалете просто обязано было быть что-то ценное. Либо это ценное должно было в туалете появиться, либо это ценное должны были из туалета забрать. А спрятать что-то в туалете, кроме как в бачок, некуда. Вот я и проверил бачок. Была некоторая вероятность, что что-то там лежит.
– Мы, видимо, начали не с того конца, – сказала Марина, – надо было изучать связи Полины Ульяновны, ее семью и деятельность в коммунистической партии. Не зря же ей Зюганов писал письма, значит, она не рядовой член, а приближена к руководству.
– А сумма тебя не смущает? – спросил Дима. – Зачем прятать столь незначительную сумму? Даже если бы там миллион лежал, и то я бы стал сомневаться, что из-за такой суммы можно убить.
– Это по твоим масштабам, – проговорила Марина, – а у нас тут локальная драма. Может, кто-то украл половину денег, которые Полина Ульяновна держала в бачке, и ее это так расстроило, что у нее случился сердечный приступ? Или там таки был миллион, а ей оставили только пять тысяч. Вот сердце тайного казначея коммунистов и не выдержало? Надо прорабатывать ее окружение.
– Неужели ты думаешь, что эта задача не решается, – пожал плечами Дима.
– Таня, – сказала Лариса, – мне нужно уйти с работы пораньше. – Поработаешь за меня?
Ларисе было неприятно обращаться к Тане с просьбой, она хорошо помнила сцену, которую устроила Таня в кабинете Марины Владимировны, рассказав той, какие все нехорошие, в частности, Лариса, бравшая вещи из магазина для личных нужд. Таня скосила на Ларису глаза. Без макияжа и без пирсинга она выглядела совсем юной девочкой.
– Валяй, иди, – разрешила девушка, – что там у тебя, личная жизнь рушится?
– Я хочу все знать наверняка, – проговорила Лариса, – не хочу верить словам, не хочу ничему и никому верить на слово, мне нужны подтверждения, факты.
– А что, факты подтасовать нельзя? – спросила Таня. – Я вот как раз ценю не факты, а… даже не знаю, как сказать… проявления заботы и эмоциональной привязанности. Хочу, чтобы на меня был устремлен добрый взгляд. Хочу, чтобы меня спрашивали, как я себя чувствую. Пойми, обо мне в семье заботятся. По-своему. Кормят, одевают, я живу, вернее, жила в прекрасной квартире, но я никогда не чувствовала, что меня любят. Ничего, кроме холода. Это я о фактах и об эмоциях.
Лариса покачала головой.
– Тебе надо было в разведку или в контрразведку идти, – сказала Таня, – явки, пароли, слежка… кстати, ты не знаешь, что приключилось с Полиной Ульяновной? Отчего у нее случился сердечный приступ?
– Я думаю, – сказала Лариса, понизив голос, – из туалета временно сделали газовую камеру. Видела, там небольшая дырочка просверлена? А раньше ее не было, точно! И Люся говорит, что просверлили ее недавно. Так вот. Кто-то напустил через дырочку в туалет газа. Например, угарного или какого-то другого. Полина Ульяновна зашла, дверь закрыла и через несколько секунд умерла. А баллон с газом потом преступник быстренько изъял. Следов насильственной смерти нет, яда в организме нет… идеальное преступление.
Люся все смотрела на свой палец и думала. В чудеса она не верила. Зажить палец, который болел уже несколько дней, за пару-тройку часов не мог. Тем более он не мог зажить так, чтобы на месте пореза остался только небольшой шрам.
«Теперь заживет», – вспомнила Люся слова Миши, когда они ели пончики и сидели на скамейке напротив магазина.
И вправду зажило. Люся посмотрела на спящего мужа. Сможет ли Миша вылечить и его, и как его об этом попросить? Она тряхнула головой.
«Я совсем уже потеряла остатки здравого смысла, – подумала она, – я же всю свою жизнь не верила ни в экстрасенсов, ни в Кашпировского, ни в Чумака, ни в гадалок, вообще ни во что мистическое. А верила в трезвый разум и в упорный труд».
Сейчас ей не могло помочь ни то, ни другое. Люся поправила мужу одеяло и спустилась вниз, в интернет-кафе.
По запросу «чудеса бывают» Google выдал ей два с половиной миллиона ссылок.
Гадалка вновь раскидывала карты. Волосы у нее были сальными и висели сосульками. Плечи накрывал несвежий платок. Напротив сидела Инна.
– Я вижу смерть, – сказала гадалка.
Инна сглотнула.
– Да, смерть была.
– А крестовый король к тебе уже ближе, намного ближе. Только между вами по-прежнему стоит червонная дама.
Цыганка подняла взгляд на Инну. Один глаз у нее слегка косил.
– И что будет? – спросила Инна.
– Позолоти ручку, скажу.
Инна Сергеевна дала ей купюру, которая исчезла в мгновение ока. Гадалка собрала карты и начала их снова раскладывать.
– Будет дальняя дорога, много разговоров в казенном доме, вода… почему я вижу воду? Может, море? Или река?
Цыганка задумалась.
– Может, курорт, – предположила Инна.
– Не знаю, – сказала цыганка, – но возле этой воды и решится твоя судьба.
Брови Инны полезли вверх.
– Лариса ушла, – сообщила Таня Артему. – Попросила меня поработать за нее.
– Нашла кого просить, – ответил Артем, – ты же ее тут же сдашь. Побежишь вот сейчас к Марине Владимировне или Инне Сергеевне…
– К Инне Сергеевне не побегу, она сегодня улетает на два дня в Италию товар закупать, – сказала Таня.
– Ну так чего к Марине не бежишь? Надо же глаза ей открыть, – произнес Артем, – и на меня в том числе. Я ведь кроссворды разгадываю в рабочее время. Вместо того чтобы, видимо, ходить за посетительницами и заглядывать им в глаза и сумки.
– А в глаза зачем? – спросила Таня. – Кстати, – продолжила она, – Лариса думает, что смерть Полины Ульяновны – не случайность, что из туалета сделали газваген. Там отверстие есть в стене. Пойдем посмотрим? Я, ладно уж, так и быть, никому не скажу, что ты покинул свое рабочее место посреди дня. Айгуль все равно никуда не уйдет, а мы – быстро.
Они прошли мимо кассирши, читавшей книгу, и свернули в коридор.
– Интересно, как тут с вентиляцией, – сказал Артем, – возможно, Лариса и права.
– Лариса у нас подозрительная и всюду видит подвох – улыбнулась Таня, – ее молодой человек…
– Слушай, у тебя слишком длинный язык, – остановил ее Артем, – ты все сразу вываливаешь. Даже странно. Ты вообще способна молчать и хранить чужие тайны?
– Могу, – сказала Таня, – как увижу своих маму и бабушку, сразу язык к нёбу прилипает. А со всеми остальными отлипает.
– Тебе надо к психиатру, – проговорил Артем.
При слове «психиатр» ему сразу вспомнилась Ксения и ее длинная коса.
– Никуда мне не надо, – махнула рукой Таня, – у меня уже есть все, что мне нужно. Только я этого раньше не понимала.
– Вот это отверстие.
Они склонились над сквозной дыркой.
– Это неспроста. Это ключевой элемент всей системы, я чувствую, – сказал Артем. – Зачем-то это здесь просверлено.