Андреа БрускиНациональные языки в дворянском образовании во Франции в конце XVI – XVIII веке[276]
Дворянство и изучение современных языков
В конце XVI и начале XVII века на фоне значительных социальных и политических изменений, таких как рост влияния «дворянства мантии» и усложнение государственного управления, а также кризиса эпохи гражданских войн и трансформаций в сфере военного дела (прежде всего эволюции методов ведения войны), перед старым французским дворянством встал вопрос о его идентичности, его функциях и основах его власти. Процесс пересмотра прежних стандартов наиболее ярко выражался в появлении – часто в среде самого дворянства – новых идей о воспитания молодежи в высокопоставленных семьях, традиционно идентифицировавших себя с военной деятельностью и, как считалось, с неприязнью относившихся к любым формам образования. Теперь дворянству было необходимо обосновать свое высокое положение в социуме и унаследованные привилегии владением какими-то особыми навыками. Молодые дворяне нуждались в образовании, чтобы выполнять возложенные на них политические и военные задачи. Оно должно было дать им элементы социальной и культурной идентичности, позволявшие контролировать себя и не противоречившие социальным нормам дворянства[277]. Уже с конца XVI века одним из способов получить образование, рассчитанное на новые потребности, стало для дворянства овладение современными языками (родным французским, а также иностранными). Эти дисциплины, как правило, не включались в учебные программы в рамках традиционной школьной системы[278]: в коллегиумах сосредотачивались на изучении латыни и латинских авторов; в университетах обучение также велось на латыни[279].
Очевидно, что не только молодые дворяне были заинтересованы в изучении национальных языков. Во Франции XVII и XVIII веков французский преподавался в публичных школах, которые не предназначались для дворян. К примеру, его изучение было включено в учебные программы «малых школ» (petites écoles) Порт-Рояля, существовавших между 1639 и 1661 годами, и учебных заведений для девочек, где латынь по большей части не изучалась. Иностранные языки также использовали торговцы, солдаты и члены монашеских орденов, путешествовавшие за пределами франкоязычных территорий; их изучали (по крайней мере начиная с XVIII века) в «частных домах» (maisons particulières), специализировавшихся на подготовке будущих торговцев и инженеров, а также в школах и в классах для изучения языков, которые организовывались как в столице, так и в провинциях[280]. Однако дворяне бесспорно составляли значительную часть тех, кто упражнялся во французском на письме и изучал современные иностранные языки либо самостоятельно, либо занимаясь с частным учителем дома или после уроков латыни в коллегиуме[281].
Печатные грамматики, предназначенные для дворян, часто представляли современные языки как «искусство» или способ проведения досуга. Во всяком случае, их не следовало изучать методично и долго. В 1677 году флорентийский грамматист Микеле Берти объясняет «маркизу Пьеру Антуану Жерини», которому он посвящает свою книгу Искусство обучения французскому языку посредством итальянского и итальянскому языку посредством французского, что французский язык должен развлекать его так же, как поэзия, музыка и живопись[282]. Как уверял учитель французского Шарль де Ришани во Французско-итальянской грамматике, сочиненной для знатных господ, современные языки следует изучать как «игру, доставляющую нам удовольствие, а не как науку, требующую нашего особого усердия»[283]. Несколько десятилетий спустя Аннибале Антонини (1702–1755), известный итальянский педагог, работавший в Париже в начале XVIII века, автор нескольких итальянских и французских грамматик, предназначенных для читателей из дворянства, замечает в предисловии к Итальянской грамматике для дам, что заниматься серьезным изучением этого языка бессмысленно, так как учат его только для забавы[284].
Тем не менее национальные языки (иностранные и родные) играли важную роль в образовании дворянства. С одной стороны, в связи с изменением методов ведения войны и усложняющейся организацией военной деятельности начиная с середины XVI века дворяне, нацеленные на военную карьеру, должны были получать новые специфические навыки, например в счете. Знание истории, моральной философии, политической науки, риторики, географии и математики обеспечивало преимущество в ведении переговоров и освоении военной тактики. Поскольку обучение было основано на произведениях великих античных авторов, некоторые латинские тексты, касавшиеся специфических «дворянских» дисциплин, стали появляться на французском языке в кратком изложении и переводе[285]. Это позволяло одновременно повышать уровень владения правильным французским языком и заниматься учебой, не тратя большую часть времени на усвоение древних языков, в том числе латыни. С другой стороны, представители элиты должны были владеть как минимум одним иностранным языком: это было необходимо для путешествий (будь то образовательные поездки или дипломатические миссии), и к этому обязывала придворная культура. Со второй половины XVII века знание латыни, даже поверхностное, стало незаменимым для социального взаимодействия элит; однако именно преобладание национального языка в светском общении помогало отличить дворян от тех, кто получил основное образование на латыни (такое образование воспринималось как книжное и чрезмерно «ученое»). Даже от французских дворян, чей национальный язык выполнял функции lingua franca европейских дворов, ожидалось, что они смогут продемонстрировать в обществе некоторые познания о других культурах и языках континента и, хотя бы из вежливости, выговорить наиболее распространенные приветствия иностранцам на их родном языке[286].
В данном исследовании я не пытаюсь представить историю местных языков и их преподавания французскому дворянству или провести систематический анализ учебников и печатных грамматик[287]. Моя цель – показать, каким образом новые идеи о воспитании дворянства были выражены в некоторых проектах, подчеркивавших, как никогда ранее, важность преподавания современных языков дворянам, а также рассмотреть, как эти идеи помогают объяснить некоторые специфические практики в изучении национальных языков. Во-первых, я сосредоточусь на двух проектах XVI–XVII веков, посвященных основанию образовательных учреждений для дворян; во-вторых, я проанализирую информацию о практике преподавания языков, представленную в источниках того времени (к сожалению, очень фрагментарных и разнородных). Я уделю особое внимание Франции, упомянув в то же время несколько источников, касающихся других европейских стран, поскольку они связаны с изучением французского языка нефранкофонами. Практики, рассматриваемые здесь, в большинстве своем были распространены и в других национальных контекстах.
Роль современных языков в проектах создания дворянских школ
Во Франции дебаты относительно использования родного языка в качестве средства обучения вместо латыни появились только в XVIII веке[288]. Однако идея эффективного учебного плана, в основу которого был бы положен родной язык и который включал бы изучение современных иностранных языков, была озвучена уже в некоторых проектах по созданию дворянских школ, появившихся на рубеже XVI и XVII веков[289]. В большинстве проектов такие учреждения, названные академиями, должны были предлагать весьма полную программу не только по военному делу (armes), но и по словесности (lettres). Этим они отличались от уже существовавших по всему королевству многочисленных академий верховой езды (académies d’équitation): там ученики упражнялись в основном в верховой езде, танцах, фехтовании, иногда в фортификации (то есть прикладной математике для военных целей)[290].
Упомянем самый известный проект, предложенный гугенотом капитаном Франсуа де Ла Ну (1531–1591) в пятом томе его Рассуждений о политике и войне (1587)[291]. Он рекомендует, чтобы в четырех академиях, которые он предлагал открыть в Париже, Лионе, Бордо и Анже или в королевских резиденциях Фонтенбло, Мулен, Плесси-ле-Тур и Коньяк, обучение шло в соответствии с широким учебным планом. Ученики там могли бы не только улучшить свои навыки в верховой езде, танцах, фехтовании, плавании, борьбе, фортификации и в некоторых искусствах (музыке, живописи), но и ознакомиться с несколькими теоретическими дисциплинами, в том числе с географией, древней и современной историей, моральной философией, политикой и военной стратегией[292]. Такое теоретическое образование ученики должны были получать на родном языке, оно не требовало глубокого знания латыни и греческого. Ла Ну утверждает, что все главные тексты классической Античности, посвященные истории, войне и политике, следует читать во французских переводах. Что же касается иностранных языков, их изучение должно быть быстрым, практичным и отвечающим потребностям молодого дворянина: наиболее важные национальные языки следует учить, как указывает Ла Ну, в той мере, в какой они могут быть полезны[293].
Однако наиболее продуманные соображения об использовании современных языков были высказаны в послании, адресованном около 1640 года кардиналу Ришелье с целью добиться открытия дворянской академии в одноименном городе, который кардинал построил на своих фамильных землях. Это послание, а также некоторые официальные документы, связанные с основанием нового заведения, в том числе правила школы и инаугурационная речь, объединены в один том. Автор послания – Николя Ле Гра (около 1600 – около 1670), французский священник и врач из региона Корбей. Его жизнь была полна приключений и путешествий – по Европе, Северной Африке, Востоку и Южной Америке. Позже он был отлучен от церкви, осужден инквизицией как еретик в 1660‐х годах и, вероятно, умер в тюрьме в Перу или в Испании[294].
Учреждение, задуманное Ле Гра, как он сам объясняет в письме к кардиналу, будет отличаться от обычных дворянских академий, где ученики занимаются исключительно физическими упражнениями. Из таких школ их выпускают хорошими всадниками, их тела гибки, они умеют танцевать и держать меч, но им незнакомы ни добродетель, ни их обязанности, ни «искусство войны и мира» – словом, все «совершенства ума», необходимые для работы на благо королевства[295]. Кроме верховой езды, фехтования и танцев, новая академия предложит широкий диапазон теоретических дисциплин, которые, однако, не будут преподаваться по методике, принятой в традиционных школах. Ле Гра указывает, что не только бесполезно, но и вредно было бы использовать основанные на латинской грамматике учебные программы коллегиумов и университетов. На протяжении веков учителя латыни и греческого напрасно пытались заставить своих учеников заниматься мертвыми языками, вместо того чтобы уже в раннем возрасте знакомить детей с науками. Кроме того, учитывая сложность древних языков, дворянство, несмотря на свою естественную склонность к гуманитарным наукам, в конечном счете отказалось от всякой формы интеллектуального образования[296]. «Нам бы лучше […] заботиться о нашем языке и искать истину», – пишет Ле Гра[297].
Ле Гра хотел бы превратить свою школу в настоящий «Университет наук» (Université des Sciences) для дворян и в то же время сделать из нее отделение Французской академии, которое будет способствовать улучшению и развитию французского языка, а также распространению правил грамматики, предложенных академиками. Он утверждает, что с этой целью составляет французскую грамматику (вероятно, предназначенную для обучавшихся в его академии дворян и, к сожалению, утерянную), которую он вкратце излагает в своем письме к Ришелье. На примере нескольких четких правил Ле Гра в своем пособии предлагает фонетическую реформу правописания и объясняет, как уточнить и расширить словарный запас путем создания новых слов или заимствования их из других языков[298].
В соответствии с планом Ле Гра, наиболее удобным способом упорядочить язык и, как следствие, дать ему вечную славу и силу является превращение его в средство передачи знаний. Кроме того, обучение и язык связаны диалектически: так же как французский язык можно утвердить за счет его использования в качестве языка науки, знания можно развивать с большей легкостью, если они выражены на родном и живом, а не на мертвом языке[299]. В академии города Ришелье французский, таким образом, будет применяться вместо латыни. Поскольку языки следует изучать на практике, а не с помощью правил, Ле Гра выдвигает оригинальную шестилетнюю программу обучения, в которой на родном языке будут объясняться все дисциплины, то есть не только французская грамматика, поэтика, риторика, но и картография, хронология, генеалогия, история, мифология, механика, оптика, астрономия, география, математика, физика и физиология, метафизика, логика и мораль (с политикой). Латынь (учебная программа рассчитана на четыре года) и греческий (один год) должны изучаться в качестве иностранных языков во второй половине дня[300]. По обещанию Ле Гра, после пребывания в академии города Ришелье невежественные провинциалы, никогда до этого не осмеливавшиеся появиться при дворе, будут прекрасно говорить на парижском французском и мастерски владеть всеми дисциплинами, в которых должен разбираться каждый начитанный молодой дворянин[301].
По замыслу автора послания, академия в городе Ришелье также будет школой современных иностранных языков. Во-первых, в соответствии с программой обучения, среди дневных занятий будут итальянский и испанский: эти языки будут преподаваться в течение одного года студентам шестого года обучения (première classe), а методика обучения будет основана на сравнении их с французским, древнегреческим и латынью[302]. Во-вторых, новый институт призван привлечь иностранных дворян, приезжающих из Северной Европы и посещающих Францию во время Grand Tour: такие занятия хорошо подготовят их по французскому языку, при этом прививая знания по наиболее подходящим для молодого дворянина предметам, не исключая физической подготовки (exercices).
Иностранцы тоже долго ждали открытия этого института, особенно все те северные народы, что так желают знать французский язык […]. [Иностранные дворяне], ежедневно общаясь и заводя дружбу с французскими дворянами и непрерывно слушая своих учителей и наставников, […] легко усвоят местный выговор и произношение […]. […] Как только новость об этой школе будет обнародована, дворяне потянутся сюда в несметном количестве со всего Севера, и высшая знать будет рада возможности воспитывать своих детей рядом с самой блистательной молодежью Франции так, чтобы они могли перенять от молодых французов ловкость и учтивость, которыми те естественным образом обладают, одновременно занимаясь науками, языками и упражнениями […][303].
Ле Гра указывает, что город Ришелье, где говорят на чистейшем французском, еще и расположен рядом с берегами реки Луары – одним из любимых мест иностранного дворянства[304]. Академия, которую Ле Гра открыл и которой он руководил в период между 1640 и 1644 годами, действительно воспринималась некоторыми иностранцами в качестве одной из лучших школ французского языка в королевстве. В своем путеводителе под названием Руководство для иностранных путешественников (1642) Джеймс Хауэлл предлагает английским дворянам, путешествующим по Франции и желающим улучшить свой французский, «провести некоторое время в Новой Академии, устроенной наконец французским кардиналом в Ришелье, где все науки читаются на французском с целью сделать язык более благородным и более богатым»[305].
Документы, оставшиеся после Ле Гра, не дают дополнительной информации о том, каким образом он и его коллеги преподавали «философию» на французском и иностранных языках. После смерти кардинала Ришелье и закрытия академии из‐за отсутствия средств мечта Ле Гра о шестилетней программе обучения для дворянства, в основу которой было бы положено обучение на французском языке, так и осталась мечтой[306]. Мы знаем, что идея одновременного преподавания языков и неязыковых дисциплин не была новой для дворянского образования и что она касалась и преподавания латыни. Хотя «школьный» подход, подразумевающий долгие годы учебы, в обучении молодых дворян не применялся, изучение собственно латыни, самого традиционного школьного предмета, не исключалось. Уроки латинского, проводившиеся на дому частными учителями, нередко были основаны на текстах по истории, политике и военному искусству, целью которых было дать ученику основы древнего языка и одновременно познания в практических дисциплинах, необходимых для исполнения его будущих обязанностей как дворянина[307]. Уже в конце XVI века в основе уроков латыни молодого герцога Неверского лежали работы на военную тематику, которые обычно не включались в учебные программы коллегиумов. Задания заключались в переводе и комментировании под руководством учителя с опорой на тексты по современной истории и географии[308].
Что касается преподавания современных языков, факты, выявленные к настоящему времени (хотя и относящиеся к периоду несколькими десятилетиями позже, чем предложение Ле Гра), подтверждают, что его проект соответствует педагогическим практикам, как они сложились во Франции в конце XVII и XVIII веке. Словари и руководства по изучению иностранных языков, изданные и/или распространяемые в Париже и во всем королевстве, а также записные книжки и периодическая печать того времени дают нам некоторое представление о преподавании современных языков и применяемых на практике методах обучения.
Изучение языков, обучение с помощью языков
Для усвоения слов и фраз на иностранном языке часто использовались упражнения, состоящие в неоднократном чтении и переводе (устно или письменно) более или менее сложных текстов: эта методика была унаследована от латинской дидактики, которая с XVI века во Франции основывалась на «темах» (thèmes), то есть на переводах с французского на латынь[309]. Традиционные школьные занятия по древним языкам давали глубокие знания грамматических правил. Напротив, те, кто изучал современные языки, уже на первых уроках, после нескольких упражнений по чтению, занимались переводом с родного на иностранный язык и наоборот. Эти же самые предложения могли переводиться обратно на родной язык; пробелы и ошибки ученика в конечном итоге отмечались и исправлялись путем сравнения нескольких письменных переводов одного и того же текста; как правило, образец перевода сравнивали с версией ученика[310].
Большинство грамматических категорий не излагались систематически, а лишь иногда подвергались краткому обсуждению во время и после упражнений по переводу. Вышеупомянутый де Ришани, например, описывает свой метод обучения в составленной им Франко-итальянской грамматике, предназначенной для итальянских дворян, таким образом: занятия начинаются с обучения чтению (одновременно показываются таблицы с произношением) и спряжению вспомогательных глаголов. После усвоения элементарной лексики ученикам предлагается заняться «темами» (thèmes) и сочинениями (compositions), в том числе переводом некоторых «повседневных диалогов» с итальянского на французский и с французского на итальянский; впоследствии они изучают правильные и неправильные глаголы и другие части речи. Как признает сам автор, в то время это был наиболее распространенный метод. Такой же метод обучения предлагается философом, историком, грамматиком Клодом Бюфье (1661–1737) в его Французской грамматике по новой системе (1709), а также в Итальянской грамматике для дам Аннибале Антонини. Последний пишет, что после изучения артиклей, вспомогательных и правильных глаголов «мы сразу начнем объяснять какого-нибудь итальянского автора по-французски, затем мы возьмем тот же французский перевод и переложим его обратно на итальянский, одновременно изучая различия между двумя языками»[311]. Печатные руководства XVII и XVIII веков часто включали в себя двуязычные диалоги и короткие рассказы для перевода. Достигшие же более высокого уровня учащиеся читали на языке оригинала и переводили «хороших авторов»[312]. Возможно, для изучавших иностранный язык – как дворян, так и простолюдинов – цель состояла не в идеальном овладении языком, а в возможности читать известные произведения в оригинальной версии. Дабы оправдать свое решение печатать только итало-французскую часть своего Итало-латинско-французского словаря (1735), Антонини заявляет, что «почти все занимающиеся изучением иностранного языка не ищут ничего большего, чем понимание авторов». Латинский перевод итальянских слов был добавлен только для того, чтобы предоставить читателям «более правильное понимание этих двух языков [итальянского и французского], вышедших из него [латинского языка]»[313].
Свод текстов, служивших дворянам и дворянкам для упражнения в иностранных языках, не ограничивался литературными произведениями. Изучение современного языка, как часть культуры высшего класса, было связано с их общественной жизнью и, в частности, с перепиской. Составление посланий на национальных языках включалось не только в программу обучения дворянства (элиты). К примеру, составление черновиков для деловых писем на иностранном языке в Европе было обычной практикой для купцов, изучающих английский или французский по профессиональным причинам[314]. Тем не менее в благородных кругах эпистолярное творчество приобрело особую значимость в свете своей социальной функции. Действительно, во Франции начиная с XVII века хорошо образованный дворянин должен был знать формы и проявления этого строго регламентированного жанра, который воспринимался как искусство вежливого разговора, выраженного на бумаге, – искусство, которое по большей части было исключено из учебных программ коллегиумов[315]. В самом деле, для знати письмо представляло собой не только инструмент общения и поддержания отношений с семьей и друзьями. Благодаря переписке молодые дворяне, осваивавшие основы письма с детства, развивали чувство принадлежности к элите. В более общем смысле качество написания писем определяло социальный статус автора и служило критерием для оценки утонченности автора и его уровня образования. Частную переписку дворянина могли продемонстрировать и даже публично прочитать в узком кругу или в небольшой группе участников переписки[316]. Составление писем на французском (или на иных языках) и перевод таких текстов на другие национальные языки позволяли ученикам оттачивать свои навыки в сочинении посланий и в то же время расширять свои знания о современных языках. В частности, с конца XVII века в некоторых грамматиках публиковались главы, посвященные эпистолярному стилю, и было издано несколько письмовников[317].
Путешественник Шарль-Адеода Фербер, немецкоязычный представитель элиты Данцига (Гданьска), оставил нам свою тетрадь с упражнениями в иностранных языках, выполненными, вероятно, во время его поездок на рубеже XVII–XVIII веков[318]. В рукописи много упражнений по сочинению писем на различные темы, такие как благодарственные письма, поздравления, соболезнования, рекомендации, любовные письма и рассказы о путешествиях. Первым для упражнения предлагается французский язык (листы 360–367). Большинство текстов записаны в два столбца: справа приведен более простой и правильный французский текст (переведенный, продиктованный или скопированный в качестве образца); слева – новый переформулированный текст того же содержания, он перечеркнут и переписан. Далее следуют короткие заметки об итальянском произношении, существительных, предлогах, личных, притяжательных и указательных местоимениях, артиклях и глаголах, написанных на латыни, где французский все еще используется в качестве опорного языка (листы 368–371). Затем снова приводятся образцы для писем, перемежающиеся с различными текстами (в основном касающимися повседневной жизни), а после – примечания об итальянской грамматике (листы 372–386). Здесь Фербер переводит некоторые итальянские письма из антологии XVI века на французский язык[319] и создает эпистолярные «темы» в виде двух столбцов, где представлен перевод с французского на итальянский. Его рабочая тетрадь заканчивается упражнениями по составлению писем только на итальянском, представленных в соответствии с тем же параллельным текстовым шаблоном.
Изучение национальных языков также было связано с повседневной деятельностью молодого дворянина. В руководствах по изучению современных языков, специально разработанных для знати, особое внимание (даже в том, что касается самой элементарной фразеологии) уделяется выражениям, связанным со светской деятельностью и с окружением, характерным для члена элиты («учитель иностранного языка, фехтования, игры на гитаре», «мне нравится ходить в фехтовальный зал, […] в танцевальный зал», «упражнения [в верховой езде]», «Он был очень хорошо принят Госпожой Принцессой», «Я получил письмо от Госпожи Вашей Кузины»). Это видно на примере «Замечаний о главных трудностях французского языка» (1673) – грамматики, написанной парижским учителем по имени Алсид Бонказ де Сен-Морис[320]. Его современник и коллега Луи де Лепин помещает в своей книге Учитель французского языка в Италии (1683) фразы, связанные с военным и верховым искусством, чтобы угодить двум категориям читателей: военным и дворянам, посещающим академии верховой езды[321]. Интересна рукопись XVIII века, хранящаяся в библиотеке Сорбонны и представляющая собой английскую грамматику для носителей французского языка. Этот анонимный документ, вероятно, составляет основу языкового курса, по которому обучался дворянин (или, во всяком случае, представитель элиты) под руководством частного учителя: в одном из отрывков учитель (автор рукописи?) непосредственно обращается к своему ученику, объясняя некое грамматическое правило, и предлагает ему выполнить упражнения[322]. Предположение, что это руководство написано для дворянина (или знатной дамы), основывается на том, что ряд «тем», предложенных в грамматике, начинаются с текста об аристократии: ученику, например, с самого начала предлагается узнать правильный перевод наиболее важных дворянских титулов[323].
Как правило, учителя, преподававшие языки и предлагавшие свои услуги французским и иностранным дворянам во Франции, как и в других странах, обучали широкому диапазону «благородных» предметов, недоступных в коллегиумах и университетах. Эти учителя также объясняли некоторые из традиционных дисциплин на национальном языке. Молодые дворяне зачастую изучали с помощью одного и того же учителя не только французские произведения и итальянский, испанский, английский и/или немецкий языки, но также физическую и политическую географию, рисование и геральдику. Иногда давались основы латыни, математики (астрономии и фортификации, в частности), древней и новой истории и моральной философии. Некоторые печатные объявления, опубликованные на рубеже XVII–XVIII веков в парижском издании Liste du Bureau d’Adresse & de Rencontre, показывают разнообразие дисциплин, предлагаемых французскими и иноязычными учителями:
Если кому-то нужен человек, [преподающий] словесность, историю, геральдику, геометрию, астрономию и другие разделы математики, [и] философию [обращаться в бюро][324].
Господин Дидле, писарь и арифметик, ученик покойного господина Алле, извещает публику о том, что обучает письму в теории и на практике […]. Он также преподает арифметику, геометрию, основы латыни и рисунок, и все в очень короткое время […][325].
Обучаем латыни, греческому, немецкому, философии, праву (на каждый предмет отводится восемь месяцев), а также географии, хронологии, истории, геральдике, геометрии, фортификации […] (по одному месяцу на каждый предмет). Улица Сен-Луи […][326].
Теперь приведем два примера из грамматик современных языков. Уроки Луи де Лепина касались итальянского и французского, но также геральдики, истории, хронологии, моральной философии, географии, фортификации и даже прикладной математики для навигации[327]. Вышеупомянутый Алсид Бонказ де Сен-Морис представляется в своих Замечаниях о главных трудностях французского языка в качестве учителя итальянского, французского и испанского, но также утверждает, что преподает философию на французском, историю, геральдику, географию, астрономию и другие разделы математики, необходимые для благородного человека. Он опубликовал работы по географии, в том числе политической, а также Надежный путеводитель для иностранцев, путешествующих по Франции (1672)[328]. Кроме того, поскольку учителя национальных языков говорили как на латыни, так и на нескольких современных языках, иностранные дворяне нанимали их в качестве переводчиков и сопровождающих в путешествиях. Они также становились специалистами в областях знаний, которые можно назвать «культурой» и «историей искусства». В 1732 году Аннибале Антонини опубликовал Записку о Париже и его окрестностях – путеводитель, описывающий самые красивые парижские памятники[329].
Таким образом, неудивительно, что преподавание иностранных языков часто было тесно связано и, возможно, иногда сливалось с преподаванием других предметов из этой всеобъемлющей учебной программы, усвоение которой к тому же не предполагало больших затрат времени. В частности, традиционный метод чтения и перевода применялся к различным письменным трудам, касавшимся дворянских дисциплин, так что молодые дворяне получали возможность узнавать, с помощью учителя и/или самостоятельно, и содержание предмета, и способ его выражения на другом языке[330]. В одном из «повседневных диалогов», представленных Микеле Берти в его Искусстве обучать французскому языку посредством итальянского или итальянскому языку посредством французского (1677), учитель французского и итальянского, перед тем как начать урок современного иностранного языка, дает ученику книгу о жизни Генриха IV[331]. Хотя большинство текстов, включенных в записную книжку вышеупомянутого Шарля-Адеода Фербера, представляют собой образцы писем, литературные анекдоты и рассказы о повседневной жизни, некоторые из этих переводов четко отражают знания автора о европейской политике и государственном управлении: например, он использует два отрывка из дипломатической переписки того времени, подробно описывая отношения между Францией и Испанией времен короля Филиппа V в 1710‐х годах[332].
Упражнения по переводу на целевой язык («темы»), предложенные в рукописной английской грамматике, хранящейся в Библиотеке Сорбонны, включают подстрочный перевод французских текстов[333]. Учащиеся могли легко и быстро практиковаться в иностранном языке без использования словаря, так как английские слова указаны в интервалах между строками, прямо над соответствующими им французскими; цифры указывают читателю на синтаксические правила, приведенные на первых листах, в то время как дополнения, вписанные красными чернилами на французском, предлагают дословный перевод[334]. В этом случае также предполагается, что дисциплины преподаются с помощью английского языка и наоборот. Некоторые из диалогов, которые ученик должен был перевести, объясняют наиболее важные грамматические правила целевого языка: таким образом, учащиеся одновременно познают теорию английского языка и используют язык на практике[335]. Другие «темы» касаются широкого спектра вопросов, однако особое внимание уделяется наставлениям из моральной философии и анекдотам из древней истории, заимствованным из сочинений главных латинских историков. Стоит отметить, что многие из этих текстов (вероятно, используемых в частных уроках) взяты из школьной грамматики: хотя этот учебник не предназначен исключительно для дворян, он явно основан на педагогических принципах, которые являются предметом нашего исследования. Анонимный автор грамматики не приводит свой источник, но в рамках этих «тем» он предлагает французские версии упражнений по переводу, которые можно найти в современном ему руководстве по латыни, написанном английским учителем Джоном Кларком (1687–1734) и переизданном несколько раз в XVIII и начале XIX века. Это руководство также призвано сделать изучение латыни средством приобретения специальных знаний, а изучение древней истории – средством для лучшего усвоения языка римлян. Озаглавлено оно весьма многозначительно: Введение в природу латыни, […] к которому прилагается […] краткий отчет о деяниях Древней Греции и Древнего Рима; предназначенное для ознакомления мальчиков как с историей, так и с особенностями латинского языка […][336].
Как правило, даже посещавшие школу дворяне бросали учебу очень рано, а их образование завершалось службой в армии, пребыванием при дворе и путешествиями. Формальная модель образования, которая доминировала на заре Нового времени и была распространена в коллегиумах и университетах, действительно лучше подходила представителям дворянства мантии, традиционно выбиравшим карьеры, требующие специализированной подготовки, чем представителям дворянства шпаги[337]. Новые идеи о воспитании молодых дворян, появляющиеся в последние десятилетия XVI века и позже, побуждали к разработке учебной программы, основанной на новых критериях. Во-первых, теоретическое образование должно было сочетаться с физическими упражнениями; во-вторых, учебный план должен был включать дисциплины, необходимые для дворянина, но почти всегда отсутствовавшие в коллегиумах и университетах, хотя период обучения предполагался более коротким, чем в подобных учреждениях. Другими словами, было желательно, чтобы молодые дворяне совершенствовали свое образование, но цель превратить их в ученых не ставилась[338].
Представленные в данной статье проекты благородных академий и данные о практике преподавания, отражающие необходимость переосмыслить образование дворянства, помогают нам лучше представить его образовательный идеал. План Ле Гра, к примеру, составлен в противовес учебным программам коллегиумов и университетов. В отличие от длительной учебы по традиционной схеме Ле Гра предлагает относительно короткий период обучения, что соответствует реальным потребностям дворянства; в нем критикуются как монополия латыни в преподавании, так и чрезмерные затраты времени на изучение этого языка. Конечно, Ле Гра не исключает латынь из своей идеальной учебной программы, но предлагает ее изучение наравне с другими иностранными языками. Сначала же его ученики должны приобрести базовые познания в науках и во французском – языке, на котором науки и должны преподаваться. С другой стороны, увеличение начиная с XVII века числа источников, связанных с практикой преподавания дворянам современных языков, доказывает их важность для образования элиты. Конечно, этот свод документов является частичным и фрагментарным и не позволяет делать обобщения о методах ассимиляции языков, но в то же время он отражает интеграцию этих новых (или практически новых) дисциплин в дворянскую культуру.
Изученные документы показывают, что языки воспринимаются не только как самостоятельные предметы, но в первую очередь как часть более широкой и продуманной учебной программы. Образовательная модель, позволяющая избежать ученого подхода и длительного периода изучения латинской грамматики, присущих школьной системе, опиралась на теорию (а в некоторых случаях и практику) обучения на основе национального языка, что подразумевало быстрое получение информации, полезной как с профессиональной точки зрения, так и с точки зрения социабельности. Применяемые в качестве средства обучения или усвоенные посредством чтения, сочинения и перевода, национальные языки являлись одновременно объектом изучения и инструментом трансляции культуры и ее усвоения.