— Я не хочу, чтобы ты что-то доказывала мне. Я говорю тихо, чтобы другие не услышали меня.
— Почему ты так хочешь этого? Само твое требование доказать мою любовь — признак того, что все идет неправильно.
— Не делай этого. — Он закидывает голову назад и стонет. — Пожалуйста, не делай этого.
Мы соответствовали всеобщему стереотипу, что капитан футбольной команды и капитан команды группы поддержки должны быть вместе. В течение нескольких лет мы жили этим. А теперь наше расставание будут изучать под микроскопом и распространять вокруг нас слухи. От этой мысли у меня бегут мурашки по коже.
Но я не могу притворяться, будто ничего не изменилось. Это решение, наверное, еще аукнется мне. Если родители могут отправить мою сестру в хоспис, потому что им это удобно, если Дарлин обманывает каждого парня, с которым вступает в контакт, потому что чувствует себя лучше от этого, то почему я не могу сделать то, что считаю правильным? Я кладу руку Колину на плечо и стараюсь не замечать слез в его глазах. Он пожимает мою руку.
— Скажи что-нибудь, — прошу я его.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал, Брит? Что я рад нашему расставанию? Прости, но это не так.
Он вытирает глаза ладонями. Мне тоже хочется заплакать, и мои глаза наполняются слезами. Мы думали, это настоящее чувство, но в итоге оказалось, что мы лишь исполняли роли, и сейчас этому приходит конец. Мне становится грустно. Не оттого, что мы расстаемся, а оттого, что наши отношения разрушились из-за… моей слабости.
— У меня был секс с Миа, — проговаривается он. — Этим летом. Ты помнишь, та девушка на фото.
— Ты говоришь это, чтобы задеть меня.
— Я говорю, потому что это правда. Спроси Шейна.
— Тогда зачем ты вернулся ко мне и притворяешься, что мы до сих пор золотая пара?
— Потому что все этого ждали. Даже ты. Не отрицай этого.
От его слов мне больно, но это правда. Я больше не играю в идеальную девушку, которая живет по правилам, в том числе своим собственным. Мне пора начать настоящую жизнь.
После нашего разрыва с Колином я иду к мисс Смолл и говорю, что мне нужно отдохнуть от чирлидинга. Я чувствую, будто гора упала с моих плеч. Я возвращаюсь домой, провожу время с Шелли и делаю уроки. После ужина я звоню Изабель Авила.
— Я должна удивиться твоему звонку. Но я не удивлена, — говорит она.
— Как тренировка?
— Не очень. Дарлин не лучший капитан, и мисс Смолл знает это. Зря ты ушла.
— Я не ушла. Просто сделала перерыв. Но звоню не поэтому. Я хочу, чтобы ты знала: сегодня мы с Колином рассталась.
— И ты говоришь это мне, потому что…
Это хороший вопрос, на который я не могу ответить.
— Я хочу обсудить это с кем-нибудь, и у меня есть друзья, которым я могу позвонить, но я не хочу, чтобы об этом сплетничали. У моих друзей длинные языки.
Сьерра — единственный близкий мне человек, но я соврала ей про Алекса. Потому что ее бойфренд Дуг — лучший друг Колина.
— Откуда ты знаешь, что я не разболтаю? — спрашивает Изабель.
— Я не знаю. Но ты не рассказала мне о прошлом Алекса, когда я спрашивала, поэтому, думаю, ты умеешь хранить секреты.
— Это правда. Выкладывай.
— Не знаю, как это сказать.
— Я не могу ждать весь день…
— Я поцеловала Алекса, — вырывается у меня.
— Алекса? Bendita![79] Это было до или после того, как вы с Колином расстались?
Я морщусь.
— Я этого не планировала.
Изабель хохочет так сильно и громко, что мне приходится убрать телефон от уха.
— А ты уверена, что он не планировал это? — спрашивает она, как только перестает смеяться.
— Это произошло само собой. Мы были у него дома, а потом пришла его мама и застукала нас…
— Что? Его мама видела вас? В ее доме? Bendita! — Дальше она тараторит по-испански, и я понятия не имею, о чем она говорит.
— Я не говорю по-испански, Изабель. Объясни, пожалуйста.
— Ой, прости. Кармен очень разозлится, когда узнает.
Я вздыхаю.
— Я не скажу ей, — быстро произносит Изабель. — Но мама Алекса — женщина с крутым нравом. Когда Алекс встречался с Кармен, он старался, чтобы они не пересекались. Не пойми меня неправильно, она любит своих сыновей. Но она оберегает их, как и большинство мексиканских матерей. Она тебя выгнала?
— Нет, но она практически назвала меня шлюхой.
На другом конца линии снова захохотали.
— Это не смешно.
— Извини. — Она по-прежнему смеется. — Хотела бы я стать мухой и посмотреть сцену, когда она увидела вас вдвоем.
— Спасибо за сочувствие, — отвечаю я сухо. — Я вешаю трубку.
— Нет! Прости мне смех. Просто чем больше мы говорим, тем больше я понимаю, что ты совершенно другой человек, не такая, как я думала. Теперь я понимаю, почему ты нравишься Алексу.
— Спасибо. Помнишь, я клялась тебе, что между мной и Алексом ничего не будет?
— Да. Но это было как раз перед тем, как ты его поцеловала. Верно? — Она хихикает и добавляет: — Я просто шучу, Бриттани. Если он тебе нравится, то почему бы и нет? Но будь осторожна! Думаю, что он любит тебя больше, чем хочет признать, поэтому будь начеку.
— Если между нами что-то произойдет, я остановлюсь, не волнуйся. Я всегда настороже.
— Я тоже. Ну, за исключением той ночи, когда ты спала у меня дома. Мы немного подурачились с Пако. Я не могу рассказать об этом своим друзьям, потому что им насрать на это.
— Он тебе нравится?
— Я не знаю. Я никогда не думала о нем раньше, но было здорово. Как тебе поцелуй с Алексом?
— Приятно, — говорю я и вспоминаю, насколько чувственным он был. — На самом деле, Изабель, это было не просто приятно. Это было чертовски приятно.
В этот раз мы хохочем с Изабель вместе.
34. Алекс
Бриттани вылетела из школы вслед за Ослиной Мордой. Я видел, как они разговаривали на поле. Она выбрала его, а не меня, что в принципе неудивительно. Когда она спросила меня сегодня на химии, что ей делать, я должен был попросить ее бросить этого недоумка. Тогда я был бы счастлив, а не взбешен. Es ип cabron de mierda![80]
Он не заслуживает ее. О'кей, я тоже.
После школы я заезжаю на склад в надежде разузнать что-нибудь об отце. Но бесполезно. Ребята, которые знали mi Papá, помнили только то, что он постоянно говорил о своих сыновьях. Все наши разговоры закончились, когда на склад ворвался Сатин Гуд: он решил отомстить. И он не остановится, пока не расстреляет всех. Не знаю, радоваться или переживать, что склад одиноко стоит за старой железнодорожной станцией. Никто не в курсе, что мы здесь, даже копы. И замечательно, что копы не в курсе.
Я уже привык к «пиу-пиу-пиу» перестрелок. На складе, в парке… Я готов к ним. На одних улицах безопаснее, чем на других, но склад — это наша священная территория, и наши враги знают об этом. И они ожидают возмездия. Это культура. Вы не уважаете нашу землю — мы не уважаем вашу. В этот раз никто не пострадал, поэтому и мы не будем их убивать. Но будем мстить. Они знают, что мы придем. И мы их не разочаруем. В моем мире насилие определяет круговорот жизни.
После разборок я возвращаюсь домой длинным путем и проезжаю мимо дома Бриттани. Я ничего не могу с собой поделать.
Как только я пересекаю рельсы, меня останавливает полицейская машина, откуда выходят двое парней в форме. Они не говорят, почему остановили меня. Один из копов приказывает мне слезть с мотоцикла и спрашивает у меня права. Я протягиваю ему удостоверение.
— Почему меня остановили?
Парень изучает мои права и заявляет:
— Вы сможете задать вопросы только после того, как ответите на мои. У вас есть при себе какие-либо наркотики, Алехандро?
— Нет, сэр.
— Оружие? — спрашивает другой офицер.
Я на секунду колеблюсь и говорю правду:
— Да.
Один коп достает пистолет из кобуры и целится мне в грудь. Другой приказывает мне поднять руки и лечь на землю, пока вызывает подкрепление. Черт! Я спалился по-крупному.
— Какое оружие? Конкретнее.
Наморщившись, я отвечаю:
— Девятимиллиметровый «глок».
К счастью, я отдал «беретту» Уилла, иначе меня связали бы дважды. Мой ответ заставил копа нервничать, и палец на курке начинает дрожать.
— Где он?
— На моей левой ноге.
— Не двигайтесь. Я собираюсь разоружить вас. Если будете лежать спокойно, то не пострадаете.
Пока первый достает мой пистолет, второй коп надевает резиновые перчатки и спрашивает властным голосом, достойным миссис Пи:
— У вас есть при себе шприцы, Алехандро?
— Нет, сэр, — говорю я.
Он давит мне в спину коленкой и надевает на меня наручники.
— Вставайте, — приказывает он, заставляет меня подняться и наклониться над капотом.
Когда этот парень меня обыскивает, я чувствую себя униженным. Черт! Хотя я знал, что ареста не избежать, но оказался к нему не готов. Коп показывает мне мой пистолет:
— Вы понимаете, почему мы вас остановили?
— Алехандро Фуэнтес, вы имеете право молчать, — произносит один из офицеров. — Все, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде…
В камере пахнет мочой и дымом. Или, может быть, мочой и дымом пахнет от ребят, которых заперли вместе со мной в этой клетке. В любом случае я хочу поскорее отсюда убраться. Кому мне позвонить, чтобы меня вытащили? У Пако нет денег. Энрике вложил все средства в автомастерскую. Мать убьет меня, если узнает, что меня арестовали. Я опираюсь спиной о железную решетку и думаю, хотя в этом вонючем месте это почти невозможно. Полицейские называют это камерой, но это лишь красивое наименование клетки. Слава тебе господи, я здесь в первый раз. И черт побери, я надеюсь, что в последний. Lo juro![81] Эта мысль ставит меня в тупик, потому что я всегда знал, что пожертвую жизнью ради братьев. Какая разница, даже если мне придется провести ее за решеткой?.. Все дело в том, что в глубине души я не хочу такой жизни. Я хочу, чтобы моя мать гордилась мной не потому, что я член банды. Я хочу себе достойного будущего. И отчаянно хочу, чтобы Бриттани считала меня хорошим парнем. Я бьюсь затылком о стальную решетку, но мысли не покидают меня.