Трент пожал плечами и, не встречаясь со мной взглядом, протянул зеркало мне.
— Я попросил его у Ковена. Я знал, когда-нибудь оно тебе понадобится.
Зеркало в моих руках казалось холодным и пустым. Выгравированное зеркало все еще показывало мир в красных оттенках вина, но оно было бледным и невыразительным — мертвым. Боже, что же я с собой сделала? Неожиданно, я поняла, что Трент стоит надо мной, на расстоянии в несколько дюймов, и от него исходит запах зеленого леса, успокаивающий мою головную боль.
— Расскажи, как ты планируешь остаться в живых на достаточное время, чтобы договориться с ним, если не будешь использовать то, что я приготовил? — попросил Трент, его тон говорил мне, что он считает меня глупой.
Я подняла взгляд, чувствуя тошноту.
— На самом деле у меня нет плана, но прятаться в усиленной заклятьями комнате, окруженной целым арсеналом, не сильно поможет. У него есть мое имя вызова.
Трент нахмурился.
— Как и у меня, — сказал он, направляясь к своему столу.
Верно. Мое дыхание выскользнуло из меня в длинном выдохе. Я не стану игрушкой для их собак. Я видела собачьи игрушки — они всегда сломаны и покрыты слюнями, брошены под дождем и забыты. Моя слабая улыбка исчезла, когда я заметила волнение Трента, его беспокойство… его страх под профессиональной маской. Он будет вместе со мной, и он знал об опасности. Роясь на этот раз в верхнем ящике, Трент сказал:
— Может, я просто…
— Только защита. Пообещай мне, — потребовала я. Он помедлил, не сводя с меня глаз. — Проклятье, Трент, пообещай мне, — попросила я, не желая чтобы он лгал мне. — Ты только и говоришь, что я должна взять на себя ответственность, так вот — это мое решение. Я должна сделать это по-своему.
Поморщившись, он закрыл ящик, держа в руке лоскуток яркого шелка.
— Не то, чтобы я не доверяю тебе, — сказал он, выпрямившись, подчеркивая это. Я переложила тяжелое зеркало на свои колени. Раньше оно было живым, но сейчас казалось мертвым. Или это я была мертва?
— Доверяешь мне? — передразнила я. — Он может убить тебя. Я не говорю, что он не станет. Но если ты применишь чары для чего-то еще, кроме как защиты, я сама лично заколдую тебя. — Я дождалась, пока Трент хмуро посмотрит на меня через разделяющий нас стол. — Уверен, что хочешь остаться?
Его ворчание было достаточным ответом для меня, и я посмотрела мимо него на дверь — мне казалось, будто мы двое детей, играющие за сараем в покажи-и-расскажи. Айви с Дженксом будут вне себя от злости. Кери заденет, что я не попросила ее помощи. Квен скажет, что я сглупила, не попросив его поддержки. Но я не хотела рисковать ими. Айви и Дженкс двигались вперед без меня и я была рада этому. У Кери теперь другая жизнь, в которой есть дети, и я не могла рисковать этим. Квен — дракон, готовый прилететь и спасти меня, но до сих пор пугающий меня. Трент… Трент был достаточно хорош для помощи, и достаточно плох, чтобы не быть опорой. Вероятно, гораздо более важно, что я хочу сама это сделать. Трент может помочь, потому что мне это нужно и он втравил меня во все это. Он прекрасно сможет жить дальше, когда я уйду.
По моим рукам побежали мурашки, когда я узнала шляпу и ленту в его руках.
— Спасибо, — прошептала я, вспоминая месть линии, бегущей сквозь меня без ауры — между мной и энергией созидания. — Будет больно?
— Нет, — чётко и коротко ответил Трент — он надел шляпу с такой быстротой, что я не посмела сказать, что он выглядит забавно. Он казался совершенно другим, я больше не знала, что думать. Лента упала на его шею за воротник и легла спереди. Она качнулась, когда он перетащил стул на линию, поставив прямо напротив меня. Я должна была чувствовать линию, видеть Безвременье своим вторым зрением, но я была мертва изнутри.
— И почему я здесь, если ты ничего не позволяешь мне делать? — проворчал он, усаживаясь — его колени были в дюйме от моих.
Меня начало трясти достаточно сильно, чтобы он заметил, но я не могла остановиться, и меня должно было трясти. Почему он здесь? Потому что он достаточно силен, чтобы прикрывать меня, и достаточно слаб чтобы эту проблему могла решить я, а не он. Но я не могла сказать ему это.
— Дай мне руки, — сказал Трент, наши взгляды пересеклись. Его глаза светились необходимостью сделать это. Ему не терпелось вернуть Алу должок за потерянные пальцы, не терпелось доказать демону, что он не тряпка, не фамилиар, а кто-то, кого стоит принимать в серьез. Господи, я знала, каково это. Как мне сохранить ему жизнь?
Мои пальцы скользнули в его, и мы сжали руки — костяшки моих пальцев покоились на холодном стекле зеркала вызова. Его руки были холодными, мои дрожали, и Трент легонько пожал мои пальцы, привлекая мое внимание к себе.
— Не отпускай, пока я не скажу, — сказал он и, вздрогнув, я уставилась на него.
Трент закрыл глаза, его губы шептали что-то, что не было ни латинским, ни английским. Слова скользнули в изгибы моего разума, как талый лед, охлаждая и обезболивая, мелодичные взлеты и падения, как не спетая песня, как ветер в деревьях, как деревья тянущиеся к солнцу. Завораживая.
Трент открыл глаза, как будто он почувствовал это во мне.
— Sha na tay, sha na tay, — произнес он, — Tunney metso, eva na calipto, ta sowen.
Мои глаза расширились, пальцы сильнее сжали его. Неожиданно я почувствовала, как что-то шевелится в моем ци. Я застыла от болезненного ощущения, поднимающегося во мне — вкусная боль старых времен слезла, открывая новую кожу, которая заболела от первого же дуновения ветра. Как жидкий свет скользнувший по углам, энергия лей-линии влилась в меня, просачиваясь соблазнительно медленно, она проходила каждый синапс один за другим.
Я глубоко вздохнула, и вдруг поняла, что энергия имеет вкус души Трента — она вливалась в меня все возрастающими волнами.
Как в бреду, я посмотрела на Трента: его глаза были закрыты, губы шевелились, пока он пел, и его пальцы, держащие меня, начали дрожать. Я ничего не могла поделать. Он велел мне не отпускать его.
Я вздохнула, и задержала дыхание. Я чувствовала как чары, которыми он зачаровал меня, начали расплетаться, укладываясь внутри меня и затихая, как распутанный узел, который нужно только потянуть. Его энергия смешивалась с моей, собираясь в моем ци, пока там не оказалось достаточно, чтобы уравновесить меня с остальной вселенной. Она была окрашена его душой, одновременно светлой и темной, смешанной без смешивания; она кружилась с моей природной энергией, пока две не стали единой.
И наконец, она достигла наивысшей точки. Я почувствовала болезненный рывок и как две капли воды, моя душа уравновесилась с реальностью.
Глаза Трента широко распахнулись от изумления, его пение прекратилось.
— Мой Бог, — прошептал он, неожиданно напряженный и потрясенный. Жар от заклятья улегся в его глазах, обещая то, что могло бы быть — могло быть, если бы я снова доверила кому-то свое сердце. И было больно сознавать, что это не мое.
— Оно закончено? — спросила я, чувствуя боль неудовлетворенной страсти. Я жаждала ее ухода.
Трент облизал губы, качая головой.
— Tunney eva so Sa’han, esperometsa.
Я ахнула, пальцы Трента сжались на моих, когда неожиданная мощь линии затопила меня, чистая и незапятнанная. Она звонила в моей душе как колокол, купая нас в звуке внутри и снаружи. Я наслаждалась этим, откинув голову назад и вдыхала линию, чувствуя, как она золотом заполняет меня, смывая затяжную головную боль и покалывая на всем пути вниз до пальцев ног. Это было великолепно, и я чуть не расплакалась, поняв, сколь многого я лишалась. Никогда. Никогда больше так не сделаю.
Испытывая радость, я посмотрела на Трента. Мои глаза широко распахнулись, я увидела, что он сидит передо мной с опущенной головой; его аура мерцала над ним как вторая тень, величественная и прекрасная, без намека на демонскую копоть, с трагическими прожилками красного, проходящими сквозь блестящую золотую дымку.
И потом до меня дошло — он скорчился от боли.
Я опустила глаза на наши переплетенные ладони.
— Прости! — воскликнула я, пытаясь вырваться, но его руки только сильнее сжали мои.
— Приглуши ее, чтобы я мог думать, — прохрипел Трент, и я приглушила энергию, все еще чувствуя приливы и отливы потока. Боже мой, зачем я сделала это с собой?
— Sha na tay, euvacta, — прошептал он, и я резко втянула воздух, когда его пальцы дернулись, отрываясь и спадая с моих.
— Теперь они закончены и опечатаны, — почти прокаркал он, глядя на свои пальцы, скрюченные, как когти.
Задыхаясь, я выпрямилась. Широко раскрытыми глазами я посмотрела на браслет. Он по-прежнему висел не моем запястье, но гравировка пропала и металл почернел. Заклинание было разрушено. Вне себя от волнения, я опустила его на руку, желая снять. Металл оцарапал кожу, и потом, дернув еще раз, я почувствовала как металл казалось расширился и соскользнул на мои сложенные пальцы и скатился вниз.
Мое сердце заколотилось. Я уставилась на кольцо черного металла, которое, покачиваясь, замедлилось и упало на ковер в лучах поддельного солнца. Оно ушло.
— Лучше?
Сморгнув слезы, я сфокусировалась на Тренте. Он отодвинулся с изнуренным видом. Я кивнула, не в силах отыскать слова. Я чувствовала линии — всех их — хотя ощущение постепенно исчезало. Они пели во мне как сердцебиение солнца — тысячи тонов соединялись в один звук «ом». А потом они медленно начали исчезать с ощущением искр, оставляя только слабый гул линии, на которой мы сидим.
— Спасибо, — сказала я, потом скривилась. Теперь будет трудно.
На моих коленях заблестели сверкающие линии моего зеркала вызова, обрамляя рубиновое отражение реальности. Мои пальцы болели там, где они покоились на гладкой поверхности, и я почувствовала скрытую энергию, вжимающуюся мне в ноги. Браслет был мертв — зеркало ожило. Все изменилось. Нам осталось только убедить Ала позволить мне остаться… и все будет прекрасно.
Трент потирал руки — белые отметины там, где я слишком сильно сжимала их, были хорошо видны.