Лорин прикусила губу.
Элли тяжело вздохнула. Так дальше продолжаться не может.
— Я… в таких делах не специалистка… — промолвила Элли. — Но у меня дома была подруга, и… она была в отношениях., и, в общем, ее парень…
Элли, не договорив, замялась. Она была не уверена, что пример, который она только что собиралась привести, вообще в данном случае уместен. Да, парень ее подруги порой вел себя как собственник, пытался ее контролировать, но ни разу даже пальцем не тронул.
— Дома — это где? — спросила Лорин.
Элли обрадовалась, что первокурсница пошла на контакт.
В Провиденсе. Штат Род-Айленд. Была там когда-нибудь?
Лорин молча покачала головой.
— Сперва советую побывать во всех остальных сорока восьми штатах. Шучу. У нас там прикольно. А еще там живут мои родители.
Элли помолчала.
— А у тебя есть парень? — спросила Лорин.
Элли кивнула в ответ:
— Да ты его даже сама пару раз видела. Но в последнее время он тут редко появляется. Работает.
— То есть он старше тебя, так?
— Чуть-чуть. А твой…
— Ты его любишь?
— Я… Ну, да.
Элли запнулась. Лицо Лорин приобрело настолько страдальческое выражение, что слова у нее застряли в горле.
— Господи, Лори, — всплеснула руками она. — Умоляю, скажи уже, наконец, что с тобой случилось.
Она потянулась, чтобы коснуться руки девушки. Пальцы Лорин были холодные, словно у мертвеца.
— Что бы там у тебя ни случилось, — промолвила Элли, — в этом нет твоей вины.
— Мама… брат… я не хочу, чтобы они меня увидели… в таком вот виде… Я должна была ехать домой на Рождество… А если отец узнает…
— Они захотят помочь…
— Я не хочу, чтоб они меня видели! — вскрикнула Лорин.
Элли поморщилась:
— Успокойся, домой ты поедешь. Отеки спадут, к следующей неделе все будет нормально.
Лорин уставилась в окно. Со двора доносились крики, внезапно раздался глухой удар, когда снежок врезался в стену рядом с оконной рамой, отчего обе девушки подпрыгнули от неожиданности.
— Он меня старше, — выдавила из себя Лорин.
— Кто? — гам на улице отвлек Элли.
— Мой… парень. Ты же спрашивала.
Элли кивнула на следы побоев:
— Его работа? Лорин, если он поднял на тебя руку, ты должна от него уйти. Сама знаешь, как про таких говорят. Ударил один раз — значит, ударит потом еще.
— Если… если я тебе расскажу, что случилось… обещаешь, что не будешь меня… ненавидеть? — Элли сглотнула.
— Да как я вообще могу… Лорин, я же тебе сказала: ты не виновата в том, что произошло. И вообще, я не понимаю, как можно заставить человека сделать тебе больно?
— И никому ни слова. Я поклялась, что никому ничего не скажу.
Элли кивнула, дав таким образом обещание молчать, заранее зная, что не сможет его сдержать.
Лорен принялась рассказывать, через что она прошла, а Элли ошарашенно слушала.
Когда первокурсница замолчала, Элли от стыда склонила голову.
Она ведь была куратором Лорин. Должна была присматривать и заботиться о ней. Как, черт подери, все это могло случиться?
— Прости, Лорин, — вьщавила из себя Элли. — Но такое в себе держать нельзя. Нельзя, и все тут. Я знаю, тебе страшно. Это понятно. Но нам надо кому-нибудь об этом рассказать.
— Я поклялась, что буду молчать!
— Это неважно!
Лорин снова расплакалась, и Элли тут же умолкла, беспомощно глядя, как несчастная девушка, не в силах вынести душевных терзаний, всхлипывает, обхватив себя руками.
— Кому, кому такое расскажешь? — тихо прошептала Лорин.
Неожиданно Элли поняла, что напрасно считала себя бесполезной. Господи, да ведь это же очевидно!
До нее внезапно дошло, к кому именно может обратится Лорин.
Первокурсница смотрела на Элли во все глаза.
А та не сомневалась: ей известен выход из сложившегося положения. Она излучала такую непоколебимую уверенность, что в глазах Лорин впервые за последнее время затеплился огонек надежды.
Эрин
Тогда
Мне надо зайти в нашу с Дэнни квартиру.
Причем в одиночку.
Отдам Тане должное, она это хорошо понимает.
И сегодня спускает мне с рук очень многое.
В частности, не торопит после того, как мы с Глорией возвращаемся в отель, не спрашивает, почему я так долго копаюсь, почему медлю.
Волею случая таксист останавливает машину аккурат рядом с автомобилем Дэнни, стоящим на парковке за домом.
Надо полагать, машина Дэнни теперь принадлежит мне.
Таня говорит, что рассчитается с водителем и будет ждать. Я растерянно киваю.
Одного взгляда на машину Дэнни достаточно, чтобы понять: ее уже обыскали и выпотрошили его коллеги. В ней отродясь не бывало настолько идеального порядка.
Вместо того чтобы отправиться к главному входу, я перемахиваю низенький беленький заборчик слева от дома, прохожу через сад, а потом проскальзываю в один из боковых подъездов. Ехать на лифте — слишком большой риск. Если столкнусь в нем с кем-нибудь из соседей, секунды неловкого молчания в тесноте кабинки покажутся мне вечностью.
Восемь коротких лестничных пролетов. Высота всех здешних многоквартирных домов не превышает пять этажей. Администрация Ньюпорта, с одной стороны, стремится избежать дефицита жилья, а с другой — не желает портить городской ландшафт зданиями, даже отдаленно напоминающими небоскребы.
Впрочем, пяти этажей в случае с Дэнни оказалось вполне достаточно.
Перед последним лестничным пролетом я останавливаюсь, а потом снова начинаю подниматься, не дав себе возможности передумать и, развернувшись, сбежать. Взобравшись на самый верх, я открываю дверь на площадку и вхожу в коридор.
Там все совсем так, как прежде, и отчего-то это меня потрясает до глубины души.
Пальма в горшке у двери нашей квартиры чувствует себя великолепно. Ковер на полу, уже чуть истертый посередине, все того же ржавого оттенка. Все те же стены кремового цвета, украшенные черно-белыми профессиональными фотографиями залива.
Я вставляю ключ в замочную скважину и поворачиваю его — совсем как в самый обычный день.
Затем переступаю порог и захожу в квартиру.
Я даю себе обещание не кидать первым делом взгляд на окно. Естественно, именно туда я сразу и смотрю.
А потом опускаюсь на колени.
Боль в животе такая сильная, что кажется, я вот-вот обделаюсь, причем одновременно меня еще и вырвет. Я подаюсь вперед, одной рукой опираюсь о паркетный пол, другой прикрываю рот, сглатываю подступившую к горлу желчь. Когда дыхание восстанавливается, а перед глазами перестает плыть, снова поднимаю взгляд на окно.
Тогда оно было открыто. А будь оно закрыто? Дэнни пришлось бы его открыть, это бы заняло у него какое-то время. Может, мне бы его хватило, чтобы остановить мужа?
Я присаживаюсь на пятки и осматриваюсь.
В квартире все неуловимо поменялось. Вещи тут трогали, сдвигали, осматривали, а потом ставили на место.
Внезапно в голову приходит одна мысль. Я поспешно встаю и бросаюсь в ванную комнату.
Дэнни, перед тем как все случилось, только что помылся. А что, если он мне оставил что-нибудь в ванной? Послание? Знак?
Воображение рисует записку, начертанную пальцем на запотевшей дверце душа.
Блядь, я схожу с ума.
Мгновение спустя я стою, наклонившись, и прижимаюсь лбом к фарфоровой раковине.
В моей руке бритва Дэнни, меж лезвий виднеются волосинки.
Он брился. Брился перед тем, как покончить с собой.
Чуть позже, во второй половине дня, я принимаю решение подыскать юриста.
Дело в том, что квартира у нас с Дэнни была в рассрочку, а я хочу переехать. Но за квартиру надо расплачиваться еще полгода, а я эту сумму не потяну, если придется заодно снимать еще и другое жилье.
Помимо этого надо уяснить мои права на пенсию Дэнни, да и вообще понять, полагается ли ему пенсия, принимая во внимание тот факт, что он был, если верить Бену, объектом внутреннего расследования.
Да и вообще, в этой стране на удивление любят сутяжничество. Может, стоит не отставать и подать в суд на полицейское управление Ньюпорта?
Если я поняла Бена правильно и Дэнни находился на работе под подозрением, я обязана получить ответ на вопрос: а не это ли спровоцировало стресс, которого мой муж в итоге не выдержал?
Поймите правильно, меня беспокоит не только сумма компенсации за моральный ущерб. Мне хочется реабилитировать себя в собственных глазах. Если я узнаю, что это начальство довело мужа до самоубийства, меня не будет так сильно терзать чувство вины, что я не уберегла Дэнни.
Проблема в том, что знакомых юристов у меня нет. Адвокаты, занимающиеся вопросами защиты чести и достоинства, услугами которых мы иногда пользуемся в нашем издательстве, в данном случае вряд ли помогут.
Я звоню одному из наших авторов — Дэвиду Фоксу, который живет и работает в Нью-Йорке. По моим сведениям, у него очень обширные связи.
— Эрин, — произносит он, и в его голосе столько искреннего сострадания, что я едва сдерживаю слезы. — Мы уже знаем, что у тебя случилось. Чем я могу помочь?
— Сейчас… сейчас я не могу подолгу разговаривать, — выдыхаю я в трубку. Я знаю: Дэвид человек чуткий и не станет лезть с расспросами. Возможно, он даже рад, что я не собираюсь сейчас донимать его своими переживаниями. — Мне… похоже, нужен юрист. Желательно, чтоб у него был офис где-нибудь радом. И чтоб он знал, как общаться с полицией.
Некоторое время Дэвид молчит и размышляет.
— Есть у меня одна дама на примете. Хватка — стальная, как у питбуля. Я с такой в огонь и в воду бы пошел. Когда-то давным-давно я ей помог. Адреса у меня нет, но я знаю, что она пару лет назад перебралась куда-то в ваши края.
— Просто скажи, как ее зовут, а я уж сама найду.
Он диктует имя и фамилию, после чего еще раз предлагает помочь всем, что в его силах.
Я едва успеваю повесить трубку, прежде чем разрыдаться.