— Но Дэнни при этом был вашим пациентом.
— Да.
— И потом, уже подружившись с Эрин, вы сказали ей, когда он впервые обратился к вам за помощью?
— Да.
— И когда же к вам стал ходить Дэнни Райан?
— Осенью 2017 года.
— Через несколько месяцев после знакомства с Эрин Кеннеди?
— Да, — чуть помолчав, отвечает Лесли.
По залу суда проносится всеобщий вздох.
— Вы сообщали подзащитной, что именно заставило ее мужа обратиться к вам?
— Я никогда не рассказывала ей, о чем мы беседовали с Дэнни во время приемов.
Лесли поступает очень умно, сформулировав свой ответ именно таким образом. Само собой, она не пересказывала дословно, о чем шла речь на сеансах терапии. Она дала мне это понять намеками, в общих чертах.
— И как Эрин Кеннеди восприняла новость, что ее муж практически сразу же после знакомства с ней обратился за помощью к психиатру? — вопрошает Робертс.
Народ в зале начинает хихикать.
— Протестую. Свидетельницу просят дать умозрительное заключение, — на этот раз на краткий миг Карла отрывает взгляд от бумаг, что служит Робертсу предупреждением: «Думаешь, я тут сижу, читаю? Нет, я внимательно за тобой слежу».
— Принимается. Ближе к делу, господин обвинитель.
Робертс одаривает присутствующих широкой белозубой улыбкой, поднимает руки — словно школяр, допустивший ошибку, после чего снова поворачивается к Лесли.
— Мне просто хотелось бы понять, в каком состоянии находилась подзащитная семнадцать месяцев назад, — обвинитель пожимает плечами. — Попробуйте вспомнить, что подзащитная сказала, узнав, что на протяжении полутора лет ее брака Дэнни Райан регулярно пользовался вашими услугами. Будьте любезны — дословно.
Пауза. Лесли отвечает тихо, будто просит у меня прощения за то, что сейчас произносит.
— Она сказала, что, если б он сейчас был жив, она бы, блядь, его убила.
Чертовски обидно, что в данном случае у Лесли нет возможности уйти от прямого ответа.
Ох, Дэнни, Дэнни. В те дни мне еще многое предстояло о тебе узнать.
Гарвард
Декабрь 2016
Когда Элли добралась до кампуса, она поняла, что стряслось нечто очень-очень плохое.
Лорин сделала все, о чем ее попросила Элли. Куратор даже не думала, что для этого потребуется столько стойкости и мужества со стороны первокурсницы, но та все же нашла в себе силы. Одно дело просто сказать: «Следует поступить разумно, обратиться к профессионалам, чтобы они зафиксировали факты», а другое дело видеть, как девушка от этих слов начинает трястись от страха.
Но все же Элли добилась своего, и теперь она могла уже всерьез позаботиться о Лорин.
Элли заскочила в университетскую кондитерскую за, пончиками, которые обожала Лорин, набрала их целую коробку, причем самых разных, и вдобавок к ним взяла два стаканчика кофе покрепче.
Она как раз направлялась к Кеннеди-Холлу, когда увидела, как открывается дверь блока «Е», в котором находилась комната Лорин.
Из подъезда показался парень Элли.
На часах едва перевалило за полдень. Элли застыла как вкопанная. Из ее рта в небо поднимались белые облачка пара.
Застыл и ее парень — словно олень, внезапно осознавший, что попал охотнику на мушку.
Посмотрел на Элли.
Их разделяло всего несколько метров.
Кругом — ни живой души. Обычно на улице кто-нибудь из студентов да есть, а тут все либо учатся, либо попрятались от холода.
Они могли спокойно переговариваться, даже не приближаясь друг к другу.
— Что ты тут делаешь? — спросила Элли. — Что-то хотел выяснить? Мне казалось, Лорин все рассказала.
— Элли… я…
Он оглянулся на дверь подъезда, из которого только что вышел, и пробормотал:
— Прости… Когда ты сказала… Я думал, что смогу помочь. Я не знал, о ком шла речь, и…
Он замолчал. Впрочем, по его липу и так все было понятно.
Какое-то движение наверху. Элли подняла взгляд.
Лорин. Открыла окно и выглядывает из него.
Смятение на ее лице.
Парень Элли продолжал стоять на месте и молчать.
— Погоди… — нахмурилась Элли. — Ты его знаешь?
Он начал было качать головой, а потом просто опустил глаза и, уставившись в землю, вьщохнул:
— Все очень сложно.
Глаза Элли застило от слез. Сложив два и два, она получила пять.
Она уронила коробку с пончиками и поднос с кофе в снег. Коробка подпрыгнула и открылась, пончики покатились по земле. Сахарная пудра на них напоминала иней.
Элли кинулась к общежитию.
Ее парень попытался ухватить ее за руку, но она оттолкнула его с такой силой, что он едва не упал.
Он даже не попытался последовать за ней.
Добравшись до комнаты Лорин, Элли принялась колотить в нее кулаками, но первокурсница не открывала.
— Лорин, — выдохнула Элли, чувствуя, как у нее заходится сердце, — ну пожалуйста! Впусти меня!
Из-за двери раздался тихий, слабый голос девушки:
— Ты велела меня рассказать, что случилось. Сказала, что он поможет.
Элли опустилась на колени в коридоре и прижалась лбом к закрытой двери.
Пообещала себе заставить своего парня объясниться.
С усилием встав, она заставила себя спуститься по лестнице на первый этаж.
Когда она открыла дверь подъезда, ее парня уже и след простыл.
Эрин
Тогда
Человеку, который ни разу не бывал в Ирландии, заведение «У Макналли» действительно может показаться настоящим ирландским баром.
Его владелец, Бад «Макналли» Джонсон, уверяет, что у ближайших его предков и по матери, и по отцу в жилах течёт ирландская кровь, но если верить местной легенде, его пращуры перебрались в Америку чуть ли не на «Мейфлауэре»[12], а потом были среди тех, кто первым решил послать подальше Британскую империю, когда разгорелся диспут из-за высоких налогов на чай. Бад состоит в родственной связи с одним из старейших семейств, проживающих на Лонг-Айленде, из тех семейств, что владеют особняками на здешнем Золотом побережье и распоряжаются такими огромными состояниями, что о них даже неприлично говорить вслух. Будучи обладателем белоснежной улыбки, он производит впечатление человека богатого, с его кожи круглый год не сходит загар, а на его голове копна волос, какую не часто увидишь у людей его возраста (ему почти семьдесят).
При всем при этом, насколько я понимаю, у Бада в былые годы имелись проблемы с алкоголем, в результате чего он промотал часть наследства и приобрел энциклопедические сведения о барах.
Вполне логично, что он решил открыть именно бар.
Мы с Дэнни обожали время скидок в баре «У Макналли», куда любили завалиться в пятницу вечером.
Я и подумать не могла, что я встречаюсь там с мужем сразу после его сеансов с психиатром.
Когда я прихожу в бар после беседы с доктором Лесли Кляйн, подавляющее большинство посетителей свдит снаружи, на террасе, наслаждаясь синим, постепенно темнеющим небом и роскошным закатом.
Внутри практически никого нет, за исключением мужчины на дальнем конце стойки, который слишком хорошо одет для подобного заведения. Впрочем, возможно, это кто-то из приятелей Бада.
Я забираюсь на барный стул, ставлю ноги в кроссовках на подпорку и пытаюсь сообразить, какой коктейль выбрать. Вот бы такой, чтобы напрочь забыть о событиях последних нескольких дней. Из динамиков доносится голос Хозиера, поющего «Take Me to Church». Таня сегодня по моей просьбе согласилась составить компанию Глории. Уговорила ее сходить в парикмахерскую. Глория поначалу упрямилась — так бы поступила на ее месте и я, но потом сдалась. Сейчас они, скорее всего, все еще ходят по магазинам — выбирают галстук, в котором будут хоронить Дэнни. Я знаю, какой костюм ему нравился, — серый, в котором он был на свадьбе, но галстук, который Дэнни надел в тот день, потом потерялся, а какой выбрать на замену — я решить не могу. Голова отказывается думать над такими мелочами. Я вообще о похоронах думать не могу.
Бад ставит передо мной пинту красного эля «Смитвик».
— Мои соболезнования, — произносит он.
— Бад, «Смитвик» пьют только старые деды.
Старше моего отца.
— Зря ты так, солнышко, — осуждающе качает головой Бад, но все же быстро приносит бутылочку лагера «Сэм Адамс».
Я сижу, понурив голову, всем своим видом показывая, что не нуждаюсь в общении, что оно сейчас невыносимо, но при этом чувствую, что Бад крутится где-то рядом.
Достаю телефон, вижу миллиард пропущенных звонков, непрочитанных сообщений, переполненный ящик электронной почты, и убираю его обратно в сумочку.
Большая часть людей, которые пытаются связаться со мной — коллеги по работе. Их сообщения читать без надобности, я и так знаю, что там написано.
«Мы искренне соболезнуем. Ни о чем не беспокойся. Если что, обращайся за помощью». В таком море сочувствия можно и потонуть.
Бад удаляется и снова возвращается с тарелкой снеди, которая, с его точки зрения, видимо, должна меня подбодрить. Он хочет угостить меня жареным беконом из индейки, шинкованной капустой и целой горой картофеля фри.
Когда я удаляюсь на нетвердых ногах, он говорит мне вслед, что выпивка и вся еда, которую я, между прочим, не заказывала, — за счет заведения.
Он очень хороший. Я спешу поскорее уйти. Сейчас начнут подтягиваться постоянные клиенты, которых я знаю, они полезут со словами утешения, и тогда уж я точно разревусь.
Домой я возвращаюсь окольным путем. Целый час иду по пляжу, благодаря удачу за то, что, наконец, стемнело и туристы убрались восвояси.
Когда я сюда переехала, мне нравилось постоянное присутствие отдыхающих. Находясь в окружении этого моря лиц, слыша гомон на разных языках и диалектах, я думала, что все еще не утратила связь с цивилизацией.
Дэнни в тот момент жил у самого побережья, в Монтоке — считай, настоящий край света. Квартиру он снимал вместе с несколькими друзьями, так что перебраться к нему я не могла. Он предложил подыскать жилье еще дальше, там, где остров выгибается дугой, а залив встречается с океаном. Я вежливо, но категорично выразила свое несогласие.