— Знаете, что я вам скажу, Эрин? Его подставили. Это святая истина.
— Очень хочется вам верить, Кайл. Но пока это пустые слова. И они требуют подтверждения. Серьезного подтверждения.
Кайл устремляет взгляд на стол, его шея багровеет.
— Ваш муж пытался узнать правду. Пролить свет на одно дело. Это было под силу лишь ему, а теперь вот его не стало… Вы должны это знать, чтобы спокойно жить дальше.
Мужчина, сидящий рядом со мной за столиком, мне никто. Мы познакомились на прошлой неделе.
И при этом я нутром чувствую, что он говорит правду.
Может, дело в том, что в глубине души я просто отчаянно хочу поверить в услышанное? Однако в манере Кайла есть нечто такое, что вызывает у меня доверие к нему — куда большее, чем к Бену Митчеллу. Я цепляюсь за его слова, словно утопающий за спасательный круг. И несмотря на все это, меня терзает жуткий, гадкий, мерзкий голосок сомнения, который никак не удается унять.
— Если Дэнни ничего предосудительного не совершал и его подставили, зачем ему было кончать с собой? — спрашиваю я. — Вы ведь знаете, что говорят. Мол, он это сделал, потому что был виновен и не мог допустить разоблачения.
— Люди сводят счеты с жизнью по куче самых разных, порой идиотских причин, — говорит Кайл, — Могу только вообразить, что происходит у человека в голове, когда люди, которых ты считал своими друзьями, готовы поверить в нелепые обвинения против тебя. Да ладно там поверить! Они готовы подставить тебя! Тут, Эрин, и крепкий человек может сломаться.
— Но что он такое мог расследовать, что восстановил против себя своих друзей? — в отчаянии спрашиваю я. — И как вам стало обо всем известно?
Лицо Кайла становится напряженным.
— Он… кое-кому помогал.
Я свожу брови.
— Вам? — спрашиваю я. — Он помогал вам?
Кайл косится на Карлу. Может, мне-то он и доверяет, а вот Карле? Но вот Кайл снова переводит взгляд на меня и вздыхает.
— Он помогал Лорин, — шепчет мой собеседник.
— Лорин? Что за Лорин? Кто она вам?
— Она моя сестра, — отвечает Кайл. — Он пытался добиться для нее справедливости.
Эрин
Сейчас
Квартира мистера Новака располагалась аккурат напротив моей. Мы прожили соседями не один год и все это время ограничивались лишь дежурными «здрасьте», поздравлениями с праздниками и ничего не значащими разговорами, вроде «ой, а у вас тоже труба подтекает?».
Мы с Дэнни любили шутить о нем — в те времена, когда я полагала, что мы с Дэнни совершенно одинаково смотрим на мир.
Господи боже, как же я, оказывается, плохо знала собственного мужа!
Мы с Дэнни считали мистера Новака слегка придурковатым. Живет один, немного косит, из-за чего непонятно, куда он на самом деле смотрит, а говорит уголком рта. Впрочем, все это не имело никакого значения. Важно было другое. В мистере Новаке было нечто такое, что инстинктивно чувствует каждая женщина. Что мистер Новак относится к тому типу мужчин, у которых в квартире есть подзорная труба, но направленная вовсе не в небо.
— Скажите, пожалуйста, вас удивило решение Эрин Кеннеди остаться жить в своей квартире после того, как Дэнни Райан выпрыгнул из окна? — обращается обвинитель Робертс к мистеру Новаку.
— Не то слово, — отвечает мистер Новак. — Я вам больше скажу: я бы после такой трагедии не смог жить в этой квартире.
Ненавижу. Ненавижу эти вопросы, ставящие под сомнение оправданность моих решений, словно люди, что отвечают на них, способны влезть в мою шкуру.
Само собой, мне хотелось съехать. Карла даже договорилась о разрыве договора о рассрочке на приобретение той квартиры. Надо сказать, управляющая компания проявила человечность и выдвинула вполне себе приемлемые условия. Но когда дело дошло до переезда, я вдруг поняла, что не могу расстаться с квартирой. С ней было связано слишком много приятный воспоминаний, и далеко не все из них стер приключившийся со мной кошмар. И вот теперь меня за это собираются распять.
— Вернемся к событиям того вечера пять месяцев назад, — продолжает обвинитель Робертс. — Какие звуки доносились из квартиры Эрин Кеннеди?
— Я слышал, как там ссорятся мужчина и женщина.
— В показаниях, которые вы дали в ходе следствия, вы сообщили, что ранее тем самым вечером вы видели, как в дом вошел мужчина Это так?
— Да.
— Вы можете его описать?
— Боюсь, я его не очень разглядел. Было темно, и я смотрел из окна. Я видел, как кто-то вошел в наш дом, а потом на нашем этаже раскрылись двери лифта, и я услышал, как хлопнула дверь квартиры Эрин.
— Вы можете хотя бы приблизительно описать того мужчину?
— Высокий, крепкого телосложения. Рост где-то метр восемьдесят. На нем были черное худи и кепка.
— Это черное худи?
Обвинитель Робертс, поднимает худи в прозрачном пластиковом пакете для улик. Худи изъяли из моей квартиры. Черный цвет скрывает следы кровоподтеков и потому их не видно.
— Возможно. Сложно сказать наверняка.
Мистер Новак образцовый свидетель. Говорит лишь о том, за что может поручиться.
— Если бы тот мужчина был мужем Эрин Кеннеди, вы бы его узнали?
— Не уверен. Уж слишком большое было расстояние, да к тому же стояла темень. Я был мало знаком с Эрин, а с ее мужем и подавно. Однако это вполне мог быть и он.
— Вас бы удивило появление ее мужа?
— Да.
— И тем не менее вы подтверждаете, что видели, как в дом вошел мужчина, напоминавший супруга Эрин Кеннеди?
— Да.
— Итак, вы утверждаете, что вскоре после того, как этот мужчина зашел в квартиру Эрин Кеннеди, вы услышали звуки ссоры?
— Именно так. Услышал.
— И вы слышали звуки ссоры несмотря на то, что дверь квартиры Эрин Кеннеди была закрыта и ее отделяет от двери вашей квартиры ширина коридора?
— Видите ли… у нас дома со звукоизоляцией, не так чтобы очень гладко, — отвечает мистер Новак. — Да и орали они друг на друга достаточно громко. Ну и кроме того, я открыл дверь своей квартиры.
— Открыли дверь?
— Да, и вышел в коридор.
— И зачем вы это сделали?
— Ну, раз разговор шел на повышенных тонах, я решил постучать и спросить, все ли в порядке.
— Вам удалось расслышать, о чем конкретно велся спор?
— Нет, я слышал только голоса.
— А интонации вам различить удалось?
— Женщина говорила раздраженным злым тоном. Мужчина вроде как оправдывался. Так всегда бывает, когда ссорятся мужчина и женщина.
В зале послышались смешки — а основном среди мужчин.
— Но при этом в дверь квартиры вы так и не постучали, — склоняет голову обвинитель Робертс.
— К стыду своему, мне нечем вам возразить, — разводит руками мистер Новак. — Я решил, что нечего лезть не в свое дело. Взрослые люди — сами как-нибудь должны выяснить отношения между собой. Сейчас я, конечно, очень жалею, что не вмешался.
Мистер Новак? Вмешивается в чужую ссору? Я едва сдержалась, чтобы не фыркнуть.
— Вам не показалось, что в какой-то момент ссорящиеся дошли до рукоприкладства? — спрашивает Робертс. — Может, вы слышали звуки ударов, бьющейся посуды…
— Да, сэр. Несколько раз до меня донеслись звуки ударов и треск ломающейся мебели.
— Благодарю вас за ответ. И сколько длилась ссора, мистер Новак?
— Точно вам не скажу. Я потом вернулся к себе в квартиру, занялся своими делами, но время от времени выглядывал в коридор. Я бы сказал, что ссора началась около четверти одиннадцатого и длилась где-то до десяти сорока пяти. Может, даже раньше закончилась.
— И что случилось дальше?
— Я услышал, как хлопнула дверь квартиры Эрин Кеннеди, а потом раздался звук вызова лифта. Я подошел к окну и увидел, как Эрин Кеннеди бежит с места преступления.
— Протестую! — Карла буквально подпрыгивает на стуле. — «Бежит с места преступления»? Как прикажете это понимать?
Судья, чуть выгнув бровь, поворачивается к мистеру Новаку. Мой сосед допустил первый промах.
— Мистер Новак, сторона защиты считает, что вам следует аккуратней подбирать выражения. Должен заметить, что и на мой взгляд вы несколько экспрессивны. Вы ведь до ухода на пенсию работали преподавателем английского языка?
— Да, ваша честь.
— В таком случае кто, как не вы, поймет мою просьбу не поддаваться искушению облекать ваши ответы в форму, которая может оказать дополнительное воздействие на мнение присяжных.
Мистер Новак краснеет.
— Слушаюсь, ваша честь.
— Итак, вы видели, как Эрин Кеннеди вышла из дома, — продолжает допрос обвинитель Робертс. — Вы уверены, что это была она?
— Да.
— Но ранее вы утверждали, что было темно, и потому не могли с уверенностью опознать мужчину, который зашел в дом.
Робертс умен. Он понимает, какие вопросы может задать Карла, и лишает ее такой возможности, сам пуская их в ход.
— Мужчина был в худи и капюшоне, будто специально не хотел, чтобы его узнали, — поясняет мистер Новак, — а Эрин Кеннеди выбежала без головного убора и к тому же оглянулась и подняла взгляд на дом.
— Вы наблюдали за ней из окна?
— Да.
— То есть вы видели ее лицо?
— Именно. Лицо и волосы. У нее такая шевелюра, что ошибиться невозможно. Знаете… такие длинные каштановые локоны.
Я чувствую, как по коже начинают бегать мурашки.
— На что еще вы обратили внимание?
— Как я уже сказал, она выбежала из дома бегом. Остановилась только для того, чтобы оглянуться.
— Что-нибудь еще?
— Она выглядела так, словно ее избили.
— Избили? — обвинитель Робертс выдержал паузу для большего эффекта.
— Да. У нее была припухшая губа. Да и щека тоже.
— Кровь вы разглядели?
— У нее в чем-то была вымазано лицо и одежда в области груди. Может, это была и кровь. По крайней мере, это было нечто, очень на кровь похожее.
— Скажите, а ее раны кровоточили?
— Протестую! — на этот раз в голосе Карлы слышится снисходительность. Она встречается с судьей глазами, всем своим видом пытаясь показать, мол, ваша честь, вы и сами должны прекрасно понимать, что это уже перебор.