Мэг почувствовала, что плечи Люсинды трясутся. Она заплакала, голова ее поникла.
— Теперь подними взгляд, Люси, — сказала Мэг, когда увидела, что судья просит Пирсона и Бордмана подойти и проконсультироваться с ней. — Посмотри судье в глаза.
Люсинда быстро вытерла лицо и высморкалась, потом выпрямилась и сделала то, что сказала ей Мэг. Щеки Люсинды были в пятнах, челка намокла и растрепалась. Но взгляд ее был прямым и покорным.
Обсуждение было долгим и, по-видимому, горячим; для тех, кто внимательно за ним наблюдал, как это делала Мэг, было понятно, что окружной прокурор проигрывает судье важный спор — и проигрывает основательно. Его лицо покраснело от гнева, его жесты становились все развязнее — руки на поясе, плечи отведены назад, нога нетерпеливо притопывает… Наконец раздраженным жестом судья Марин остановила дискуссию.
— Это суд закона, — медленно сказала она, переводя взгляд с окружного прокурора на Ларк, а потом на зал. — Это место, где мы пытаемся прийти к истине — а потом свершить правосудие. Сегодня мы проводим предварительное слушание. И только. И, тем не менее, мне кажется, что слишком многие пришли сегодня в зал суда с предубеждением и заранее вынесенным приговором. Снаружи находятся протестующие, которые используют это дело в своих целях. Я не позволю никому, — судья пристально посмотрела на Пирсона, — использовать эту сложную ситуацию в его или ее личных целях. Мы рассматриваем дело судом закона — и никогда судом общественного мнения.
В зале воцарилась тишина, а судья резко добавила:
— Я устанавливаю залог в размере ста тысяч долларов и разрешаю выпустить подозреваемую под надзор ответственного взрослого, проживающего на Манхеттене. Я удовлетворяю требование окружного прокурора, что касается прохождения подозреваемой психиатрического обследования согласно разделу 73, пункт Q. Защита согласилась предоставить своему клиенту соответствующие консультации в Нью-Йорке при условии получения моего разрешения. О дате следующего заседания суда всем вам сообщат по почте.
Этот разговор для обеих стал неожиданностью. Бордман предложил забрать Люсинду с собой в служебное помещение суда, пока он будет по телефону решать вопрос с залогом. Мэг должна была найти Ханну и вместе с ней подогнать машину на маленькую персональную стоянку за зданием суда. Предполагалось, что Люсинда и Мэг ускользнут незамеченными. Но когда Мэг торопилась вниз по лестнице, она натолкнулась на Ларк и Франсин, выходящих из других дверей.
— Ты действительно забираешь ее? — спросила Ларк. Голос ее дышал злостью.
— Ларк, послушай… — Мэг старалась рассуждать здраво. — Ей просто больше некуда идти.
— Есть. Она может отправиться прямиком в преисподнюю, — сказала Ларк.
Франсин сжала локоть Ларк.
— Репортеры смотрят, — прошептала она. — Ты же не собираешься устраивать сцен…
— Нет, собираюсь. Поскольку это касается меня, имею право бунтовать, — сказала Ларк, вырываясь от Франсин и поворачиваясь к Мэг. — Не могу поверить, — ну просто не могу, — что ты действительно забираешь эту маленькую шлюху в свою квартиру. Что ты вносишь за нее залог. Что ты приютишь ее! Я видела, как ты обнимала ее. Господи! От этого зрелища меня тошнило. Как ты можешь? Ты, Мэг! После всего, через что мы с тобой прошли, — целая жизнь вместе, — как ты можешь предпочесть ее, эту змею, мне?
— Это не вопрос предпочтения… — начала Мэг, но Ларк оборвала ее.
— Вот здесь ты сильно заблуждаешься! Нельзя быть безликой в вопросе преданности, Мэг. Там, где речь идет о том, на чьей ты стороне, нет серых зон. Когда дело касается настолько важных вещей, как убийство. Когда дело касается меня и девочек. Если ты не с нами, тогда ты против нас.
Ларк опять направилась к лестнице, но Мэг схватила ее за руку.
— Это неправда, — сказала она.
— Извини, старшая сестричка, — медленно ответила Ларк. — Яд наполнял каждое слово. — Но ты больше не в праве говорить мне, в чем заключается правда. И не в праве думать, что я должна благоговеть перед землей, на которую ступила твоя нога.
Отбросив руку Мэг, она пошла вниз по ступенькам, сопровождаемая Франсин, лицо которой было грустным.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Мэг Люсинду, поворачиваясь к ней с переднего сидения. Люсинда внимательно смотрела в окно на унылую ленту рекламы «KFC» и моторного масла «Джиффи Люб» вдоль дороги из Монтвиля до магистрали, соединявшей штаты.
— Ну, вроде как устала. — Голос ее звучал печально.
— Инфекцию тебе вычистили?
— Да. — Порыв благодарности, который Люсинда продемонстрировала в зале суда, прошел, его место заняло настроение, которое Мэг не могла разгадать. Может быть, Люсинда опасается Ханны? Или слушание отняло у нее больше сил, чем Мэг могла предположить? Все молчали те десять минут, которые понадобились, чтобы доехать до скоростного шоссе, ведущего на юг. Люсинда закурила сигарету.
— Только не в машине, Люси, — сказала Мэг, снова поворачиваясь к ней. — И сначала, пожалуйста, спрашивай разрешения.
— О, извините меня, — ответила Люсинда, держа сигарету между средним и указательным пальцами продуманным жестом и делая вид, что ищет пепельницу.
— Все в порядке, — сказала Ханна. — Но откройте окно.
Прошло еще десять минут, прежде чем кто-то решился нарушить молчание.
— Есть какие-нибудь мысли по поводу того, чем бы ты хотела заниматься в Нью-Йорке? — спросила Ханна.
— Спать.
— Люси, не груби, — сказала Мэг. — Ханна была исключительно любезной, проехав такое расстояние, чтобы забрать тебя.
— Да, я знаю. И смелой тоже, со всеми этими домохозяйками, которые хотели меня посадить. — Страх в ее голосе внезапно объяснил, почему девушка настроена так воинственно.
Глядя вперед на дорогу, Люсинда продолжила:
— Ты слышала, как судья сказал, что они пытаются использовать этот случай в своих целях? Я уверена, они хотят меня линчевать.
— Думаю, они планируют связать нас с тобой вместе, — заметила Мэг, стараясь не придавать особого значения угрозе, которая, как она чувствовала, становилась уже очень реальной. Она вспомнила выражение праведного гнева на лице Полы Йодер, шокирующие оскорбления, на прощание сказанные Ларк.
Через двадцать минут Люсинду унес сон, и весь дальнейший путь в город она шумно сопела. Мэг, благодарная Ханне за все, что та в этот день для них сделала, поддерживала беседу, которая могла ей понравиться и польстить: задавала вопросы о галерее и круге ее друзей-художников.
Они вернулись в город около семи — очень быстро, насколько могла судить Мэг. Она начинала понимать, как слабо подготовлена, чтобы справляться с обузой, которую на себя взяла. Любой подросток потенциально является источником хлопот, но Люсинда, со своей проблемной историей и неопределенным будущим, начинала казаться Мэг непосильной ношей.
Мэг пригласила Ханну присоединиться к ним на пиццу с доставкой на дом, но Ханна отказалась.
— Спасибо, нет. Я уверена, что найду для обеда другой вариант, не предусматривающий еду пальцами, согнувшись над картонной коробкой.
Жирный, но очень вкусный обед, однако, произвел на Люсинду целительное действие. Расправившись с двумя последними кусками пиццы с дополнительной порцией сыра, она сказала:
— Это самая лучшая пицца, которую я ела.
— Ладно, но не рассчитывай на такой способ домашнего приготовления пищи каждый вечер, — сказала Мэг. — И кстати, об ожиданиях. Я думаю, нам нужно обсудить некоторые основные правила.
— Это круто, — сказала Люсинда, закуривая сигарету.
— Например: в квартире не курить.
— Вот блин… — Люсинда пристально посмотрела на нее.
— Не ругаться. Не пить. Никаких наркотиков. И не забывать за собой убирать. Мы должны справляться со всем сами.
— Ради бога, даже Ларк разрешала мне курить.
— Что-то сегодня днем я не видела, чтобы Ларк была на твоей стороне в зале суда или подписывала чек на твой залог. Я — это все, что у тебя на настоящий момент есть, Люси, так что лучше постарайся со мной ладить.
— Н-да, — Люсинда бросила зажженную сигарету в свою открытую банку с диетическим пепси. Раздалось шипение. — Я тебя слышу, не беспокойся.
— Будешь спать в кабинете. Там есть матрац. Постель я тебе дам.
— О’кей, — сказала Люсинда, зевая. Она даже не шевельнулась, чтобы убрать после обеда, но Мэг решила сейчас не обращать на это внимания. Люсинда выглядела истощенной и не особенно здоровой, несмотря на то что, по ее словам, раны заживали. Когда Мэг вернулась, чтобы сказать Люсинде, что постелила ей, она увидела, что девушка уже уснула. Она мягко разбудила ее и проводила в кабинет.
— Спасибо, Мэг, — пробормотал Люсинда, укладываясь. Два коротких слова… Но готовясь ко сну сама, Мэг вдруг поняла, как ей было необходимо их услышать. Будет совсем непросто жить в одной квартире с Люсиндой, и теперь она отдавала себе в этом отчет. Уже имели место первые конфликты: когда они ждали пиццу, то не сошлись во мнении, что смотреть по телевизору, потом эта проблема с курением… Мэг негодовала по поводу того, что Люсинда лишила ее права на уединение — подросток физически и психологически занял место, которым она так дорожила. Но это «спасибо» Люсинды — каким бы оно ни было недовольным и запоздалым — вызвало у Мэг теплое чувство.
Она залезла под одеяло. Блаженство длилось почти минуту — достаточно долго, чтобы успел зазвонить телефон.
Это был Эйб. Он почти целый вечер звонил ей из Лос-Анджелеса.
— Как все прошло? — спросил он. Мэг говорила ему о дате слушания.
— И хорошо, и плохо, — запнулась Мэг. — Смотря для кого.
— Я имею в виду для тебя, конечно. Что произошло?
— Бордман сумел вытащить Люсинду под залог.
— Я же говорил тебе, что он хорош. Ну, и что? Где она? Могу себе представить, Ред-ривер вряд ли ждет ее с распростертыми объятьями.
— Именно об этом подумала и я, — торопливо проговорила Мэг. — И ей необходимо побыть с кем-то близким, кого судья может посчитать благонадежным. Поэтому