сейчас?
Может быть, она действительно сошла с ума?
Если человек в здравом уме, он не забывает, кто он и где находится! Когда человек в здравом уме, ему не кажется, что он вдруг перенесся в прошлое, как будто он умеет путешествовать во времени! И он не перестает осознавать все, кроме прошлого.
— Бланш? — раздался знакомый голос.
Она вздрогнула: у подножия лестницы стоял сэр Рекс и ждал ее. Но он улыбался. Значит, он не видел, что у нее был припадок безумия. Она испуганно посмотрела ему в глаза, и ее поднимавшийся как волна панический страх немного ослаб. Сэр Рекс никогда еще не был таким красивым. В белом пиджаке, надетом к ужину, он был неотразим. Он был внизу, а она наверху, и ей хотелось как можно скорей сбежать к нему по лестнице и встать рядом с ним. Как будто это было очень важно. Сэр Рекс сейчас был для нее безопасным убежищем, концом пути, местом, куда она должна прийти.
Но он имел все права знать, что с ней происходит.
Она сошла вниз, по пути быстро меняя выражение лица и замедляя дыхание: он не должен заподозрить, что с ней что‑то не так.
— Я вижу, мы оба догадались одеться нарядно, — сказала она.
Она не должна говорить ему ни слова о том, что сейчас произошло. Иначе он решит, что ее место в сумасшедшем доме, и ее стыду не будет предела!
— Что‑то не так? — спросил сэр Рекс и пристально взглянул на нее. В его взгляде был тот же вопрос.
Бланш молчала, не зная, как ей быть. Разве она может не сказать ему правду? Он ее жених и имеет право знать, что случилось. В каком‑то смысле ей станет легче, если она скажет ему, что начала вспоминать тот давний мятеж. Ей стало бы легче, если бы она упала ему на грудь и призналась, что с ней происходит что‑то ужасное, что оно заставляет ее снова чувствовать себя шестилетней девочкой. Но он решит, что она сошла с ума, и бросит ее. Если эти приступы не прекратятся, она сможет дать ему гораздо меньше, чем он заслуживает. Поэтому он должен будет расстаться с ней.
Бланш похолодела от ужаса.
«Но я же не сумасшедшая! — сказала она себе. — Тому, что происходит со мной, есть объяснение. Оно должно быть». Слава богу, скоро все это закончится. Воспоминания исчезнут. Она забудет этот день навсегда и никогда больше не проживет заново ни одной минуты из него. Это должно прекратиться, потому что она наконец полюбила!
Но тут ее душу сжал слепой панический страх. А вдруг то, что с ней происходит, необратимо? А вдруг припадки будут повторяться?
— Нет, все в порядке. — Каким‑то образом она сумела это произнести.
Потом Бланш подошла к сэру Рексу. Он взял ее за руку, но не сдвинулся с места.
Она попыталась прижаться к нему.
— Вы выглядите так, словно чем‑то испуганы, — тихо сказал он.
Бланш встревожилась. Она не умела лгать и охотнее умерла бы, чем солгала сэру Рексу. Но она солгала:
— Я немного нервничаю из‑за этого званого ужина.
Сэр Рекс улыбнулся, но его глаза остались серьезными.
— Иногда я очень сильно чувствую, что вы от меня что‑то скрываете, — сказал он таким тоном, будто говорил о пустяке.
Она усилием воли прочно удерживала на своем лице улыбку.
— У меня нет никаких тайн, которые бы стоило скрывать, — таким же беспечным тоном ответила она. Но с самого начала у нее была одна тайна — ее ненормальная бесчувственность, а теперь появилась другая тайна, гораздо важнее этой.
— Я не хотел унизить вас своими словами, — быстро сказал он. Но его взгляд продолжал смотреть ей в душу и не дрогнул даже на мгновение. — Бланш, у вас неприятности? — вдруг спросил он.
— Я не очень понимаю, о чем вы говорите, — ответила она. — У меня есть только одна неприятность — сложные имущественные дела, которые мне оставил отец. Но я скоро передам их в ваши руки, и тогда у меня не останется никаких забот.
Сэр Рекс неуверенно улыбнулся:
— Я надеялся, что мы скоро сможем уехать в город. Я понимаю, что вы, должно быть, хотите публично объявить о нашей помолвке. И нам надо многое спланировать для свадьбы, хотя она и будет скромной.
Бланш больше не могла улыбаться.
— Вы ненавидите город. А теперь вы хотите сейчас же мчаться туда. Как же так?
Он пожал плечами — слишком беспечно, чтобы это было правдой.
— Графиня будет вне себя от радости, когда узнает нас.
Бланш пристально посмотрела на него.
— Хорошо, — хмуро признался он. — Я хочу, чтобы вы там побывали у врача. Я волнуюсь за вас.
Рассказала ли ему Анна о том, что случилось днем? Бланш снова была в панике. И вместе со страхом в ее ум снова пробрались эти ненужные образы — умирающая лошадь и усмехающийся человек‑чудовище, который тянется к ней. Как врач сможет ей помочь, если она не расскажет ему все полностью? И как она сможет признаться, что временами бывает почти сумасшедшей? Она должна каким‑то образом научиться управлять этими воспоминаниями и никогда больше не возвращаться в тот день. Она будет сэру Рексу хорошей женой, а не больной женой‑обузой. Ей нужно только найти очень много силы где‑то в глубине себя.
— Я прекрасно чувствую себя, сэр Рекс. Нам совершенно не нужно мчаться в город — во всяком случае, ради того, о чем вы сейчас упомянули. А сейчас я очень голодна! Скоро ли будет подан ужин? — Сказав это, она отодвинулась от своего жениха.
Но краем глаза она увидела его мрачный вопрошающий взгляд.
«Он знает, что я солгала, — печально подумала она. — Он понял, что случилось что‑то очень плохое».
Ей пришло на ум, что так нельзя начинать супружескую жизнь.
В глубине души она знала, что сэр Рекс не заслуживает того, чтобы жить с больной или сумасшедшей женой. Если судьба толкает ее на такой путь, она должна расстаться с ним. Пусть все кончится, еще не начавшись.
Глава 14
Бланш вбежала в кухню. Ее волосы были причесаны для ужина, и она уже надела свои бриллианты, но была одета в простое дневное платье — светло‑серое, шерстяное. Было половина шестого. Супруги Ферроу должны были приехать в половине седьмого. Ей уже пора было надевать темно‑зеленое сатиновое платье, но у нее вдруг возникло дурное предчувствие. Переступив порог, она тут же замерла на месте: в кухне невыносимо пахло рыбой.
— Анна! — в смятении крикнула Бланш. Но горничной нигде не было видно.
Бланш разозлилась. Она быстро подошла к сковородам, которые стояли в ряд на кухонном столе. Во всех были только филе трески и картошка. А она специально заказывала на ужин кур по‑корнуоллски и голени ягнят. Бланш подошла к печам — они оказались горячими, но пустыми. На плите она обнаружила снова картошку и бобы в стручках.
Ее начало трясти.
— Анна?!
Не могла же служанка нарушить ее приказ и приготовить не то, что она заказала! Бланш прошла в кладовую — там было пусто. Потом она увидела Анну во дворе, рядом с высоким светловолосым кузнецом. Они вели приятный неторопливый разговор, как будто через час не должен начаться первый званый ужин в истории замка Боденик. Более того, эти двое явно заигрывали друг с другом.
Бланш потеряла терпение. Это ее поразило: до сих пор она не испытывала ни вспышек гнева, ни тем более ярости. А сейчас она была по‑настоящему сердита и потому не могла остановиться.
Она выбежала во двор и крикнула:
— Анна! Мне надо поговорить с тобой сейчас же!
Анна повернулась и взглянула на нее. Молодой кузнец сделал то же самое. Потом он улыбнулся и снял перед Бланш свою шерстяную шапку. Молодая леди сурово кивнула в ответ. Анна подошла широкими шагами. Она явно торопилась.
— Где куры по‑корнуоллски и баранина? — быстро спросила Бланш.
Анна в ответ только захлопала ресницами и сказала:
— Миледи, простите меня, но я уже говорила вашей горничной, что на рынке не было кур, а в мясной лавке нет голеней.
У Бланш опять началась дрожь.
— Мег не сказала мне ни слова.
— Должно быть, забыла сказать.
— Треска — обычная рыба. Никто не подает на стол на званом ужине треску!
Анна только смотрела на Бланш, словно дурочка.
— Мы это будем есть за ужином? Я еще заказывала к обеду салат из луговой зелени.
— Боюсь, что у меня есть только бобы, картошка и треска.
Бланш никогда в жизни так не злилась. Ее трясло от ярости. Если бы Анна уже не была уволена, она прогнала бы ее немедленно.
— Еда, которую ты приготовила, не подходит, — ледяным тоном произнесла она. — Я хотела, чтобы для гостей сэра Рекса все было сделано безупречно.
— Я приготовила заварной крем точно так, как вы просили.
Бланш едва не задохнулась. Она смутно чувствовала, что не должна так страдать из‑за изменений в меню. Но она страдала. Она была совершенно выбита из колеи и, более того, была в опасной близости к тому, чтобы заплакать.
— Ты что, хочешь сорвать ужин?
Анна беззвучно ахнула.
— Зачем мне это делать, миледи? Сэр Рекс всегда был со мной великодушен и невероятно добр.
Бланш пристально смотрела на горничную. Она была уверена, что Анна намекает на свою любовную связь с сэром Рексом.
— Значит, ты хочешь опозорить меня?
— Я бы никогда даже не подумала вступить в спор с такой знатной леди, как вы, леди Херрингтон, — ответила Анна.
Это было сказано вежливо, но в ее словах чувствовалась насмешка.
— По‑моему, ты хочешь сделать мне больно оттого, что я выхожу замуж за сэра Рекса! — услышала Бланш свой собственный крик. Она едва могла поверить в то, что может так сильно повысить голос на кого‑то, тем более на служанку.
— Я очень рада за вас обоих. И если вы желаете, чтобы ужин был подан в семь часов, мне бы лучше вернуться на кухню, — сказала Анна.
А потом Анна просто взяла и пошла прочь от нее, оставив ее стоять одну посреди кухни. Бланш при виде этого оцепенела от изумления, а потом схватилась руками за гудевшие от боли виски, потому что у нее началась головная боль — та самая, которой она боялась. Она напряглась и приготовилась встретить натиск еще одного воспоминания, но увидела только образы, которые ей уже были знакомы. Когда она поняла, что нож не вонзится ей в голову и новое воспоминание не унесет ее в прошлое, она успокоилась, но не совсем. Может быть, она в конце концов выздоравливает.