– Ничего я не натворила, Кайл. – Я глубоко вдохнула, медленно выдохнула и выдала правду, которую отчаянно старалась оставить в прошлом. – В газете считают, что я выдумала источник. Считают, что мои обвинения беспочвенны, но это не так.
Он молча переваривал информацию.
– Ты выдумала человека, – повторил Кайл первую часть моего заявления, опустив остальное.
– Не человека.
Это уже перебор, но почему все верят?!
– Один черт.
Не один. Нет. Кайл не понимал.
– О каком источнике речь? – спросил он, когда я села в кресло напротив. – Надеюсь, не о том, который сообщил о таблетках и профессоре?
Я не ответила. Кайл побелел, поведение его резко изменилось.
– Знаешь, что думает мой шеф? Что ты кормишь нас сказками. Что ты умнее нас всех, вместе взятых. – Он вновь оглядел меня с головы до ног и добавил, понизив голос: – Что никто в этом доме с тобой не жил.
Все мои страхи материализовались.
– Я подозреваемая? – Мой голос срывался, невозмутимость таяла на глазах, жизнь выходила из-под контроля. В который раз. – Ты меня подозреваешь?
Кайл вскинул руки.
– Я защищал тебя, Лия. Защищал. Твердил – вы ошибаетесь, есть другое объяснение. И вдруг я узнаю вот это. Что прикажешь думать? Ты уже так поступала.
Нет, не поступала, не поступала!
Однако субъективное восприятие – штука упрямая. Как защищаться, когда мой противник – сама история?
– Я потеряла все. Думаешь, не усвоила урок?
– Не знаю. – Кайл откинулся на спинку дивана. – Правда, я ни в чем не уверен. Может, ты мастер обмана. Может, и сейчас водишь меня за нос.
Я подалась вперед.
– Это не я вожу за нос! Ты хотел обыскать дом – и обыскал. Это тебе нельзя доверять!
– Ты солгала ради истории.
– То, что я сделала… – Не солгала, не совсем так! – …я сделала ради правды.
Лицо Кайла исказилось. Я представила, что именно он прочел, что узнал по полицейским каналам или выяснил своими силами. Сопоставил причину и следствие, восстановил череду событий, которые привели меня сюда.
– Только добилась ты совсем другого, – услышала я. – Если ты искренне веришь, будто ничего страшного не произошло…
– То что тогда? Ты во мне ошибся? Но ты же меня в лгуньи записал! Так, может, и хорошо, что ошибся? Ты уж определись со своими ценностями, Кайл.
Он зло фыркнул:
– Вот, значит, как ты обсуждаешь проблемы? Блещешь остроумием? Давишь речевыми оборотами?
Я отпрянула:
– А ты, Кайл? Разве ты сам не делаешь того же ради работы? Не говоришь нужных фраз, чтобы добиться признания?
Он помотал головой:
– Моя работа – вести расследование, держать преступников взаперти и тем самым охранять остальных людей. Я могу добиться этого только одним способом – выяснить правду.
– Не такие уж мы с тобой и разные. – Я вновь подалась вперед. – Просто ты не попадался.
Я тут же подумала о письме, которое переслала Кайлу. Он, интересно, тоже?
Кайл поерзал, уперся локтями в колени. Спросил:
– Хочешь сказать, ты бы поступила так еще раз?
Я внимательно на него посмотрела и заговорила очень тихо, ему пришлось придвинуться ко мне чуть ли не вплотную:
– Когда отдел собственной безопасности получит анонимное заявление о том, что ты провел ночь в доме подозреваемой – ведь я теперь подозреваемая, верно? – так вот, как ты станешь тогда оправдываться?
Кайл оцепенел, но меня это не остановило.
– Ты скажешь: «Сэр, я действовал по плану, добивался от нее признания»? Или: «Цель оправдывает средства»? Или скажешь: «Я совершил ошибку» – и станешь ждать наказания, смиришься с понижением в должности, возьмешь отпуск за свой счет, будешь сидеть дома и думать: «Я загубил свою карьеру ни за что ни про что»?
Кайл не сводил с меня глаз, слушал жадно. Тоже прокручивал в голове варианты.
– Или ты будешь думать: «Я положил свою карьеру на алтарь правды и ради этого с радостью пожертвовал своей профессиональной честью»?
Кайл откинулся назад, подальше – лицо каменное, тема закрыта.
Я продолжала, не в силах сдерживать злость:
– Какой ответ ты выберешь? Он ведь зависит от последствий. Зависит от всего, что ты пережил, что привело тебя сюда. От твоей готовности действовать и принимать; от того, жив ли еще в тебе идеалист. Или его безжалостно зарезали во сне, когда ты расследовал свое очередное дело? Так каким же будет ответ, детектив Донован? Объяснитесь.
Меня трясло от ярости.
Он встал, схватил пиджак и направился к выходу.
– Выбор делать уже поздно, Кайл.
Он помедлил в дверях, оглянулся на меня. Процедил:
– Одно я знаю точно. Я никогда не стану оправдывать себя, если из-за моей лжи кто-то покончит жизнь самоубийством.
Кайл ждал, пригвоздив меня глазами к креслу.
Держи рот на замке, Лия. Гневом спора не выиграешь. Разбитой вазой решения не найдешь. Орать – не цивилизованно.
Я наблюдала за его уходом молча. Но внутри бушевал гнев – раскаленный, словно потревоженные угли. Бушевал, как тогда.
Я не называла в статье имя Аарона Хэмптона, но понять, о ком речь, было нетрудно.
Я полагала, что об остальном позаботится университет. Затеет проверку, привлечет Аарона к ответственности. Думала, статья заставит полицию возобновить расследование.
Аарон наверняка увидел для себя удобную возможность. Использовал волну самоубийств, о которых все говорили, и добавил еще одно. Оставил в ванной возле утопленного тела Бриджет пузырек с таблетками, словно это она их купила. Подготовил декорации. Ее широкая улыбка навеки застыла на фотографии, в череде таких же лиц.
Пусть я не могла доказать причастность Аарона к смерти Бриджет, но могла хотя бы проучить его. Я хотела, чтобы об этом узнали в университете, – и карьере Аарона пришел бы конец. Хотела, чтобы узнала Пейдж.
Чтобы Аарон раскрыл газету и прочел – я знала, он прочтет. Хотела, чтобы он увидел под статьей мою подпись – и понял, кто его погубил.
Я предвкушала. Отправляя статью в редакцию, я ощущала нервный трепет; он рождался в позвоночнике и перетекал в руки, ноги.
На следующий день после публикации Аарон выразил свою позицию убедительно и просто. Деревянная балка, прочная веревка, мастерский узел – плюс седативное, чтобы все прошло гладко, чтобы нервы не подвели.
Формально самоубийство профессора Аарона Хэмптона стало очередной сенсацией в череде негативных публикаций, посвященных колледжу в том семестре. Оно положило начало грандиозным проверкам в службах психологической помощи, спровоцировало всестороннее обсуждение проблемы. Хэмптона возвели в ранг жертвы, наряду с несчастными девушками, и за это я его возненавидела.
В результате меня изгнали из собственной жизни. Будто я собственноручно набросила петлю на шею Аарона и затянула ее.
Глава 28
После ухода Кайла я дала себе несколько минут на то, чтобы остыть и успокоиться.
Затем открыла личную электронную почту. Я созрела написать ответ на адрес TeacherLeahStevens. Поговорить с автором писем, как он говорил со мной – через разделяющий нас экран монитора. Я могла быть кем угодно, мой собеседник – тоже.
Однако, введя пароль, я обнаружила другое, новое письмо. От Ноя. Тема: Запрошенная информация. Сообщения внутри не было, только вложения.
Ной все-таки решил помочь. Признал, что он передо мной в долгу, признал свою вину.
Я быстро поняла, почему сама смогла узнать так мало. Бетани Энн Джарвиц провела довольно долгое время в государственном исправительном учреждении Пенсильвании.
Я жадно приникла к экрану.
Бетани Энн Джарвиц была дочерью Джессики Джарвиц, матери-одиночки, которая скончалась около десяти лет назад, предположительно от передозировки наркотиков. Отцом никто не значился. Череда адресов, все – съемные квартиры, разбросанные по трем ближайшим штатам. Адреса менялись каждый год, вплоть до тюремного заключения Бетани. Ее послужной список оказался очень коротким, потому что в двадцатилетнем возрасте ее признали виновной в поджоге и непредумышленном убийстве. Ближайшей родственницей, указанной в старой социальной страховке, числилась кузина по имени Мелисса Келлерман. Сведений об образовании не было – значит, старшую школу Бетани, скорее всего, не окончила.
Ее история стала еще туманней. Бетани не относилась к тем, ради кого люди готовы объединяться, организовывать сбор средств, развешивать плакаты с призывами о поддержке и молитвах. Нет, эта девушка сама по себе.
Я вспомнила слова Марты – в больнице до сих пор ждут родственников Бетани. Я поискала в интернете Мелиссу Келлерман, но ничего толком не нашла. Очень уж распространенное имя, как мое собственное. Я не знала ни города, где она живет, ни ее возраста. Сотрудники больницы вряд ли добились большего успеха.
Я изучила подробности дела, закончившегося для Бетани тюрьмой. Возможно, кто-то счел приговор слишком мягким и решил отомстить Бетани Джарвиц – осуществить справедливость своими руками? В первоначальной заметке упоминалось лишь имя жертвы, по нему я отыскала начало истории: пожар, предполагаемый умышленный поджог, который унес жизнь тридцатидвухлетнего мужчины. Камера видеонаблюдения в магазине напротив сгоревшего дома зафиксировала Бетани вместе с кем-то еще, однако идентифицировать этого человека по видеозаписи было невозможно. Лицом к камере стояла только Бетани, и ее фотографию – увеличенную, зернистую – опубликовали с призывом к населению делиться любой информацией.
Бетани арестовали, когда она гостила у друзей. Очевидно, кто-то ее предал, сообщил полиции. Второго человека, насколько я поняла, так и не опознали.
Я уже собралась написать Ною, поблагодарить, как вдруг поняла – вот и все, это было мое последнее выходное пособие. Отныне я сама по себе.
В тот же вечер я нашла Винса Мендельсона. Правда, сначала пообщалась с его женой, Тиффани. Ее не обрадовали ни мой звонок, ни его причина, поэтому от Винса я ожидала такой же реакции. И была удивлена, когда в десять часов вечера он перезвонил мне сам.