Эмми. Может, Тео ее видел.
– Не сразу. Сначала была одна.
– Как она выглядела?
– Ну, я уже говорил. Та, которая тащила тело, выглядела в точности как вы.
– Это была не я.
– Уверены? – От улыбки губы его растянулись в узкую полоску.
Черт, черт, черт.
– Когда это произошло, Тео? – Он не ответил, и я добавила: – Тебе не кажется, что я заслуживаю хотя бы нормального объяснения? Ты ведь передо мной в долгу.
Однако я не тешила себя иллюзиями о справедливом устройстве мира.
Тео рассмеялся и заявил:
– Кстати, в библиотеке нет видеокамер. Максимум, что вы могли узнать, это IP-адрес. Но в библиотеке он для всех одинаковый – и для учителей, и для учеников, и для тренера Кобба в том числе.
– Почему ты так решил?
– Боже, вы хоть представляете, что творится в этой библиотеке после уроков? – вновь засмеялся он. – Нет, камер там точно нет.
– У меня есть номер. Предоплаченного телефона. Я знаю, это ты звонил.
Тео склонил голову, лишь чуть-чуть. И не подтверждение, и не отрицание.
– Ничего у вас нет, Лия.
Я пошла прочь. Уж лучше я так ничего и не выясню, чем попрошу Тео Бертона об одолжении.
– Это произошло в понедельник ночью, – крикнул он мне вслед, и я замерла. – Или во вторник утром. Недели две-три назад. Возможно, месяц. Не помню точно. Я возвращался домой от трейлера Джея Ти. Дорога идет мимо вашего дома, кстати. Люблю гулять в лесу. Никто тебя не замечает.
Я повернулась к Тео. Он улыбался. Я слежу за тобой, Лия. Я наблюдаю.
– Ну и вот, в лесу увидел девушку, она держала под мышки мужчину, тащила. Я пошел за ними сюда. Руки-ноги у него были обмякшие, а рубашка спереди красная. Я понял, что он мертв. Уже мертв.
– И ты ничего не сделал?
– Чтобы еще и меня прихлопнули? В общем, она как будто ждала чего-то. Вот тут-то и прикатила машина. – Тео указал на покрытый гравием склон за нашими спинами. – Из нее вышла вторая девушка – и впала в истерику. Нет, честно, просто удивительно, что их никто не слышал. Я был уверен на все сто, что эта вторая позвонит в полицию.
С озера налетел порыв ветра, но кожа у меня словно одеревенела. Наверное, мне уже не могло стать холоднее.
– Как она выглядела, вторая девушка?
– Миниатюрная, коротко стриженная, худая. Но было темно.
– Что она говорила, Тео? Когда была в истерике. Что говорила?
Я хотела в конце концов узнать, права ли полиция насчет Эмми – мол, она не жертва, а преступница. Или Эмми просто слишком близко подошла к опасности, сама о том не подозревая. Злые письма, которые я обнаружила у Бетани; скрытый гнев, который годами не находил адресата и все тлел, тлел… Еще я отчаянно искала подтверждения тому, что Эмми не водила меня за нос.
– Не помню. На нее я не особенно обращал внимание. – Намек на то, что Тео внимательно наблюдал за Бетани. За девушкой, которая могла быть мною. – Ну, истерика… Зато вторая девушка была очень спокойна. Она сказала: «Он явился ко мне домой, потребовал больше. Он должен исчезнуть. Сама понимаешь. По-другому нам никак». – Тео облизнул губы. – Я стал подкрадываться ближе, чтобы лучше разобрать. Но они, наверное, меня услышали – обе замолчали. Я ушел. Не знаю, что было дальше. Хотя предполагаю, что они засунули тело в машину, так?
Тео произносил «они» с многозначительной интонацией, словно и правда вел речь обо мне.
– Ясно, – кивнула я. Не смогла выдавить из себя ни слова благодарности.
– Слушайте, Лия. Только это между нами. – То ли обещание, то ли угроза. Мол, от него полиция ничего не узнает. Мы теперь связаны общей тайной. – Я рассказал вам только потому, что мы похожи, я уверен.
У меня мурашки поползли по коже. Однако слова Тео содержали долю истины. Мы оба оказались втянуты, пусть и по разным причинам. Оба видели лишь кусочек головоломки – и выстраивали вокруг него историю. Мы с Бетани не были близнецами, но в темноте… Тео видел то, что хотел видеть.
У каждого участника имелась своя версия развития событий. Тео подозревал меня. Иззи подозревала Тео. Полиция – мужчину по имени Дейвис Кобб. Я же получила в руки новую ниточку.
Мы подтасовываем кусочки головоломки так, чтобы полученная картина соответствовала нашим убеждениям.
Спросите у свидетелей, и они скажут: «Все произошло так быстро».
Память их подводит.
Они выдергивают отдельные кусочки головоломки, а остальное додумывают. Мы жаждем логики, причин и следствий: начало, середина, конец.
Тео дал мне очередной фрагмент: Бетани Джарвиц, которая тащит по лесу тело Джеймса Финли. Не такая уж невинная жертва. Совсем даже не жертва.
Злодей, которого наше воображение рисует исключительно в маске и в темном переулке, на самом деле гораздо ближе. Сосед по квартире. Профессор, читающий лекцию. Бывает, даже еще ближе, особенно в юности.
Непривычное возбуждение, огонь, который я видела в Тео… Я попыталась вспомнить себя в его возрасте. Вернуться в то время, когда я впервые столкнулась со злом лоб в лоб. Когда мы заигрывали с опасностью и незнакомцами. Безрассудно испытывали себя на прочность. Проверяли – сумеем ли шагнуть навстречу. Призывали риск, искали его, нарушая границы.
Затем, в большинстве случаев, опасность утрачивала свою притягательность, становилась другой – чужеродной и отталкивающей. Монстром.
Правда, не сразу. Это потом мы классифицировали ее и сдавали в архив, а поначалу не видели в ней ничего отталкивающего. Она вдруг касалась нас и вынуждала принять решение.
Тео смотрел, как женщина, которую он принял за меня, тащит окровавленного мужчину. Смотрел и испытывал желание.
Я брела к дому в трансе. Факты перетасовались. Бетани притащила мертвого Джеймса Финли через лес к «Приозерной таверне», где девушки избавились от тела – затопили в машине Эмми. А дальше? Дальше Эмми пропала, а Бетани оказалась при смерти.
Раздвигая стеклянные двери, я тяжело дышала; все чувства были обострены. Я вроде бы получила ответы – но что получила на самом деле? Ненадежного свидетеля. Ненадежного свидетеля, который считал преступницей меня. Все вновь указывало на меня.
– Лия?! – Ребекка стиснула мой локоть: видимо, этот оклик был уже не первым. – Что с тобой? – Она подвела меня к стулу. – Садись, – велела и приложила пальцы к жилке у меня на шее, словно проверяя пульс.
Вот бы в ней раствориться – в докторе Ребекке, которая помогает тем, кого можно спасти.
– Ребекка? – Не вопрос, а мольба. Настоящая мольба на этот раз. – Что с тобой стряслось?
Ей можно рассказать. Она моя сестра, и мы одни в лесу, и ее пальцы ищут мой пульс на шее, в очень уязвимой точке.
– Я написала статью. Написала статью про девушку-самоубийцу и обвинила в ее смерти профессора.
Ребекка молча выдвинула стул, села напротив. И я выложила ей все.
– То есть Аарон покончил с собой после статьи, – произнесла она.
Первые слова Ребекки с начала моего рассказа.
– Да.
– Аарон покончил с собой, а в газете поняли, что ты не можешь ничего доказать. Что ты все выдумала. Что нет никакого источника, который бы подтвердил твое заявление.
– Руководство подумало именно так.
– Тебе могут выдвинуть официальное обвинение?
– Вряд ли. Руководство газеты никогда не признбет, что меня уволили из-за статьи, – собственно, оно вообще не признбет, что меня уволили. И потом, между Аароном и погибшей девушкой есть связь, если уж начать копать это дело. Таблетки принадлежали ему. Голову даю на отсечение. Я его знала, Ребекка. Он был нехорошим человеком. Никто не хочет, чтобы та история всплыла.
– Тогда в чем же дело?
– В Пейдж. Дело в Пейдж. Она может подать гражданский иск, обобрать меня до нитки и навеки втоптать в грязь. Необходимости в этом у Пейдж нет, у нее своих денег полно. Однако возможность есть. Пейдж добилась судебного запрета на мое приближение…
– Судебного запрета?!
– Я хотела ее предостеречь. Твердила вновь и вновь. Предупреждала, что все напечатаю, что ей лучше уйти, а она все перекрутила – будто я вербально угрожаю, преследую ее…
Брови Ребекки поползли к переносице.
– Между телефонными звонками и преследованием – большая разница.
– Если Пейдж не отвечала на звонки, я шла к ней домой.
– Господи, Лия…
– Знаю. Знаю. Но это ведь Пейдж!
Пейдж, которая всегда видела в людях хорошее. Которая видела хорошее во мне. Она изменилась – или это я изменилась, уже не понять.
– Ты уверена, что Аарон был виновен? – спросила Ребекка, и я без колебаний ответила «да», как обычно.
Сейчас любые сомнения означали бы смертный приговор. Темную яму, из которой не выбраться.
– Откуда такая уверенность?
Ребекке я этого рассказать не могла, она не Эмми. Ребекку не ожидало путешествие на край света, она не представляла собой тайны. И была связана со многими людьми в моей жизни.
Меня удерживал вовсе не стыд за то, что произошло со мной восемь лет назад. Стыд давно исчез. Я стыдилась не происшествия, а своего последующего бездействия.
Кому принадлежит правда? Тогда я думала, что мне. Мол, я знаю – и хватит. Я не рассказала Пейдж. Слова закипали, а я их давила. Твой парень… Аарон… он…
Я не сообщила полиции, хотя именно так сама бы посоветовала поступить кому-нибудь другому. Я не хотела публичного разоблачения, бесконечных «он сказал», «она сказала». Доказать обвинение крайне сложно, я знала не понаслышке. Он пытался меня убить. Я так и не произнесла этих слов. Оставила Пейдж, не подозревающую об опасности, с ним. Позволила им пожениться, родить ребенка.
Я не сообщила полиции – и на меня легла вина за то, что случилось потом. Не думаю, что Аарон ждал новой возможности целых восемь лет: слишком уж гладко он провернул все с Бриджет. Значит, нас было больше. Вот этого я и стыдилась: моя статья содержала бы на одну фотографию меньше, если бы восемь лет назад я не бездействовала. Я поступила неправильно.