ине одиннадцатого, сразу же включил компьютер и открыл прямую трансляцию. Показывали тридцать девятый километр, и Джемайма Сумгонг опережала остальных на несколько шагов. Она сохранила лидерство и сорвала ленточку за девять секунд до финиша своей соперницы. Я удивился, узнав, что это было первое золото Кении в олимпийском женском марафоне, хотя спортсмены этой страны выиграли серебро на последних трех Олимпийских играх.
21 АВГУСТА. На следующей неделе я смотрю мужской олимпийский марафон. В Рио жаркий день, в забеге участвуют три бегуна: Элиуд Кипчоге, Фейиса Лилеса и Гален Рупп. Я успеваю посмотреть бо́льшую часть соревнований, пока мы с семьей готовимся к позднему завтраку. Элиуд – явный фаворит, и его невозможно остановить. Лилеса – сильный спортсмен, финишировавший вторым. Настоящим сюрпризом стал уроженец Орегона, обогнавший группу кенийцев и эфиопов и завоевавший бронзовую медаль.
Только потом я задумываюсь о движении, которое Лилеса делал руками, когда финишировал. Он поднял руки над головой, образуя крест. В то время я думал, что это какой-то символ победы, а потом узнал, что это был знак протеста, чтобы привлечь внимание к тому, как правительство Эфиопии обращается с народностью оромо. Еще одна глава в долгой истории спортсменов и наций, пользующихся Олимпийскими играми, чтобы привлечь внимание к своей политической борьбе. Это невероятно эффективно, поскольку глаза всего мира пристально следят за соревнованиями и наблюдают за подвигами героических спортсменов в течение двух недель каждые четыре года.
31 АВГУСТА. Десять дней спустя я беру отгул на утро рабочего дня, чтобы сосредоточиться на тренировочной пробежке через три часа десять минут. Это будет мой самый длинный подготовительный забег. За окном прекрасное утро, и мне не терпится поскорее двинуться в путь. Я оставляю детей в школе, выхожу со школьного двора и сразу же начинаю бежать. У меня запланирован маршрут, но я не знаю, как далеко зайду. Двигаюсь вдоль реки Оттавы и спускаюсь вниз по течению дальше, чем когда-либо прежде. Велосипедисты методично движутся мимо меня в обоих направлениях. Я пробегаю мимо городской водоочистной станции, федерального министерства здравоохранения на улице Пастбище Танни и бегу по мосту в Квебек. Я миную песчаную полосу пляжа Уэстборо и двигаюсь дальше. Достигаю середины пути и, бросив последний взгляд на горизонт, поворачиваюсь обратно к дому.
Бежать домой как будто проще. Когда я достигаю отметки в три часа десять минут, все еще чувствую себя хорошо, поэтому бросаюсь в спринт. Я воображаю себя пробегающим через Бранденбургские ворота. Я в восторге от скорости. В конце концов я непринужденно преодолеваю тридцать километров. Правильный ли это путь? Не слишком ли медленно? Каким бы ни был темп, теперь я знаю, что мне подвластна эта дистанция. До Берлина осталось три недели, и я верю, что дойду до финиша.
25 СЕНТЯБРЯ – Берлинский марафон. В этом году он проходит в воскресенье, 25 сентября. Я приезжаю в город вместе с сыном за два дня до забега. Мой отец тоже в Берлине, будет присматривать за Оливером во время соревнований. Прежде чем я смогу расслабиться, нужно прикрепить гоночный номер к рубашке и чип синхронизации к кроссовкам, поэтому вскоре после прибытия мы направляемся в марафонский центр, который расположен на бывшем железнодорожном вокзале рядом с каналом Ландвер.
Хотя мои тренировки не были идеальными, теперь они подошли к концу. На следующее утро я отправляюсь на двадцатиминутную пробежку, чтобы осмотреться, но это единственный забег, который я сделаю в Берлине, если не считать марафона. Мы проводим день, изучая город, показывая Оливеру зоопарк. Это спокойный, вдумчивый, упорядоченный, радостный город. Я на мгновение вдыхаю его восьмисотлетнюю историю. А потом наступает день забега.
Раннее утро воскресенья, и улицы запружены бегунами. Я слышу, как диктор объявляет, что в этом году в марафоне примет участие сорок одна тысяча человек из ста двадцати двух стран. Мы направляемся к стартовой площадке через Тиргартен. Прогуливаясь по утреннему холоду, я приканчиваю половину кружки кофе из местной кофейни, который принес мне отец. На старых фотографиях города можно увидеть Берлинскую стену, проходящую всего в нескольких метрах от входа в Тиргартен. После Второй мировой войны британские власти превратили участки парка в огороды, чтобы накормить голодающих берлинцев. Многие из двухсот тысяч деревьев были срублены на дрова. Затем, в 1960-х годах, деревья пересадили, и со временем парк снова превратился в дикое и зеленое место умиротворения.
Но сегодня здесь неспокойно: спортсмены из группы технического обеспечения пробираются по лесным тропинкам, чтобы добраться до стартовых зон. Я прибываю всего за десять минут до начала забега элитных спортсменов, но знаю, что пройдет некоторое время, прежде чем начнет двигаться большая часть собравшихся людей. Ровно в девять пятнадцать звучит стартовый выстрел. Несколько минут спустя, когда мы начинаем продвигаться вперед к линии старта, я чувствую прилив возбуждения. А потом мы бежим. Чтобы задать темп, я пользуюсь старым Timex, который носила моя жена в старшей школе. Я включаю таймер, задаю темп и чувствую, как ритм бега овладевает телом, пока я контролирую технику и мысленно готовлюсь к самому длинному забегу в моей жизни.
Река марафонцев разливается по главным улицам Берлина. Вдоль трассы люди всех возрастов подбадривают бегунов, призывая их двигаться, несмотря на боль, или крича своим близким «Беги!». В группе марафонцев нужный ритм находится сам. Я прекрасно попадаю в него. Я счастлив, настроение приподнято, ощущаю огромную симпатию к бегунам вокруг меня, к толпе – ко всем. Пробегая мимо рок-группы, или традиционного немецкого духового оркестра, или группы барабанщиков, подгоняющих нас, я поднимаю руки вверх, хлопаю и приветствую. Я чувствую себя необычайно живым. Помню, как один пациент говорил, что никогда в жизни не чувствовал такого возбуждения, как после завершения марафона. Я думаю о своем сыне, о дочери и жене, которые все еще спят в Оттаве. «Это то, ради чего я здесь. Когда все закончится, я стану марафонцем».
Я мысленно разбил гонку на четыре блока по десять километров, с остатком в два километра в конце. Мы пробегаем десятикилометровую отметку, я переустанавливаю часы и мысленно готовлюсь ко второй четверти забега. Мы пересекаем очень много каналов. Я читал, что в Берлине мостов больше, чем в Венеции, и размышлял об этом на отметке тринадцать километров, мечтательно глядя вдаль, и зацепился ногой за верхушку лежачего полицейского. Я споткнулся и рванулся вперед, но сумел удержаться на ногах и не рухнуть. Я снова вернулся к своему ритму. Ничего не болело – я двинулся дальше. Мы миновали огромную мозаику с изображением серпа и молота и советских мужчины и женщины, торжествующе смотрящих вдаль. Улица расширилась, превратившись в бульвар Карла Маркса – широкий четырехполосный пережиток советской эпохи. Мы пробежали по этой дороге из прошлого четыре километра, а потом свернули на тенистый бульвар. Именно тогда я начал уставать.
Все, что было выше моих ног, чувствовалось великолепно. Мысленно я был в восторге от этого опыта – настоящий марафон. Каждые сорок пять минут я съедал энергетический гель с арахисовым маслом и почти на каждом пункте пил воду. Ничего не болело, но я не мог заставить свои ноги двигаться в нужном ритме, и, приближаясь к концу забега, я замедлился, словно корабль, дрейфующий к открытой гавани. Был почти полдень, и каждые несколько минут мы оставляли позади упавшего бегуна, которого тут же заворачивали в светоотражающие одеяла. Некоторые упавшие лежали, задрав ноги, пока фельдшер спокойно оценивал их состояние. На массажной станции, расположенной на середине дистанции, бегуны лежали на животе, а массажисты лихорадочно работали над их мышцами. В какой-то момент машина скорой помощи протиснулась сквозь толпу, чтобы забрать еще одну жертву марафона.
Я искал своего сына и отца, когда пробегал мимо нашего отеля, но не смог найти их в толпе. Мы завернули за последний угол, и я увидел вдалеке Бранденбургские ворота. Это было моей целью в течение прошлого года, и я собирался достичь ее. Я был в нескольких минутах намеченного для себя времени, но мне было все равно. Я буду марафонцем. Заиграла музыка, и я почувствовал, как по мне прокатываются волны возбуждения. Я был весь в поту, соль покрывала коркой лицо, я обгорел, и обе ноги начали болеть.
Я пересек финишную черту и споткнулся через несколько метров. Ноги были как палки. Ходьба требовала огромных усилий. Ужасно хотелось пить. Мой взгляд бесцельно скользил, и я услышал в уме слово «гипнагогический» – это переходные моменты перед сном. Неужели я потеряю сознание? Пить. Мне так хотелось пить. Бегущий впереди меня спросил фельдшера, есть ли вода, и тот указал вверх и за угол. Это казалось так далеко. Мы, пошатываясь, двинулись в том направлении. Женщина в латексных перчатках протянула мне три инжира. Я вгрызся в темный плод, пытаясь высосать влагу. Добравшись до столика с напитками, я забеспокоился из-за гипонатриемии, медицинского состояния, при котором в крови слишком много воды по сравнению с солью, поэтому попытался не пить слишком много. Я хотел вернуться в отель, но сначала нужно было отдохнуть. Я нашел клочок травы и лег в тени небольшого дерева. Бегуны спотыкались вокруг меня. Мне не хотелось вставать. Через десять минут я решил попробовать. Подтянувшись, я почувствовал тупую боль в икрах.
За следующие полчаса я, пошатываясь, добрался до отеля и обнаружил, что сын и папа ждут меня там. Я лежал на толстом ковре гостиничного номера. Позвонила из Оттавы жена. «Я уже начала беспокоиться», – проворчала она издалека. Я рассказал ей историю гонки, о славе и боли.
Я пообещал сыну, что мы пойдем купаться после марафона, поэтому мы вышли на улицу и увидели, как потоки бегунов продолжают течь к Бранденбургским воротам. Мы взяли такси до красивого общественного бассейна в стиле ар-деко. Вода была холодной и освежающей. Когда я двигался сквозь нее, боль в ногах унялась. Я встретил другого бегуна, приходящего в себя в бассейне, и мы сравнили впечатления. Позже в сауне отеля я познакомился с Александром, шведским бизнесменом и тоже бегуном, который в третий раз приехал в Берлин. «До тридцати километров я шел за личным рекордом, но потом уперся в стену», – сказал он. Его любимым маршрутом был Чикаго, а домашний Стокгольмский марафон казался сложным из-за мостов и перепадов высоты.