//Замойский замахал руками; вместе с энергией освобождал безумие. (Сумасшествие словно свербило во всем теле: на поверхности кожи и во внутренних органах; обоих тел.)
Снова оглянулся на /Замойского, который продолжал неподвижно и коленопреклоненно стоять напротив мандарина.
Впрограммированный во френ инстинкт исполнил роль инструкции по эксплуатации. Адам подскочил к своей примовой манифестации и воткнул пальцы в ее глазницы, в уши, в ноздри, в рот, внутрь головы…
От облегчения он даже вздохнул. Раздражители вновь текли одним потоком. Поверхность мысли выглаживалась, угасал панический гнев, первая реакция Замойского на любую угрозу: ярость, накручиваемая страхом.
Он заметил затаенную улыбку на лице мандарина. (Но если вообще заметил – значит, та уже не была затаенной.)
– То, что ты только что сделал, стахс, – сказал Император, отвечая на незаданный вопрос, – это просто переключение с одной манифестации на другую. Я бы советовал возвратиться к примовой манифестации, особенно учитывая, что о месте твоего пребывания сейчас спрашивают «Гнозис» и Официум.
– Скажи им, что я появлюсь через пять минут. К-времени, естественно.
– Они сначала спросили тебя, не меня. Обратились на твои Поля, стахс. Ты бы услышал их вопросы ушами своей анимы – увидел бы ее глазами, ощутил бы ее перцепторием. Вопросы, информацию, миры, жизни. Так, как установишь в фильтрах.
– Ну ладно. Так каким образом мне им ответить?
– Значит, ты желаешь посвятить инструкциям пять минут, стахс?
Один из фениксов аккурат пикировал к фонтану, и анима заморгала, ослепленная. А вот у отключенного се́кунда и веки не дрогнули. В биологической пустышке, по крайней мере, реагирует вегетативная нервная система – покинутая манифестация AR тоже должна иметь для такого специальные программы… //Замойский тряхнул головой.
На что обратить внимание? Указатель буссоли страха крутился как безумный.
Он сглотнул симулированную слюну симулированным горлом.
Франтишек. Сюзерен. Охотники за головами. Октагоны3.
Что еще?
– Нет. Ты прав. Сейчас – только три вещи. – Замойский поднял //ладонь и отсчитал на //пальцах. – Менеджер оэс. Управление трансфером. Звезда. Выполняй.
Император выполнил.
Примовая манифестация стахса Адама Замойского приняла стахса Мойтля и фоэбэ Патрику Георгу Макферсонов, а также оска Крессу и фоэбэ Штерну в комнатах Императорского Дома.
Замойский нанял их на Т-пентин, снова оплатив поверхностью своих Полей. Как и стоило ожидать, Словинский выделилу ему пространство абсурдно большое, размещая трансферные Поля Адама с максимальным разбросом, чтобы набросить на своего мета-физического быка как можно более широкий плащ. (И ведь хотелу продать Замойскому целое Плато!). Теперь же Адам капитализировал залог теоретика.
Но все же богатство было не таким уж и большим. Он не мог резать свои Поля бесконечно, иначе, в конце концов, ему бы стало на них тесно.
= Вторая манифестация означает двойной трансфер и двойной буфер, = шептал менеджер оэс в уши //Замойского, = и чем чаще, чем интенсивней ты станешь пользоваться Плато, тем больше Полей тебе потребуется.
Замойский сформатировал свою аниму исключительно под слух и речевой аппарат. Это казалось ему еще более-менее сносным: он же мог раньше слушать двух человек одновременно, умел говорить и писать, да еще и притоптывать ногой в ритм звучащей музыки…
Правда? Умел, умел, умел – будучи человеком. Да и теперь несмотря на все это человеком останется.
– Боже, парень, не делай так больше, – сердился Мойтль, подойдя к камину, в котором гудел высокий огонь. – На миг я был уверен, что это снова Войны или, что хуже, Деформант: что ону что-то почуялу и переварилу вас там окончательно, когда ты так сбежал без слова, – он вытянул руки, чтобы согреть ладони перед огнем.
= …в эпоху экономики, базирующейся на лицензированном нановаре, = объяснял аниме Замойского менеджер оэс. = Потому валюта Четырех Прогрессов базируется на паритете экзотической материи, которая выполняет оба условия: она не генерируется при помощи изменений софтвара любого негэнтропианина; и она необходима для базовой технологии, крафта. То есть, сердцем всякого Клыка —
– Теряем время, – пробормоталу Кресс.
Ону меня подгоняет? Примовая Замойского без слов развернулась к витражным окнам, за которыми цветисто перемигивались Сады меж завесами света и тени от низко парящих фениксов. Сады, как обычно, производили впечатление безлюдных: это страна словинцев.
Когда бы они могли заглянуть сюда, внутрь комнаты, подумал Адам, то увидели бы лишь скульптуру моей манифестации, замороженную на тысячелетия. Они – духи, трепетные огоньки.
Краем глаза он поймал свое отражение в цветном стекле. Манифестация вышла из-под того же эстетического шаблона, что и проект комнаты – следовательно, и речи не было о грязи, порванной одежде, растрепанных волосах, корсарской бороде, крови, шрамах и синяках. Вместо порезанной рубахи – длинный, ниже бедер, гладкий, темно-синий кафтан, застегнутый на красные крючки вдоль правого бока. Вместо охотничьих говнодавов – черные мокасины. Борода и усы пострижены на манер королей и князей, увековеченных на ренессансных портретах, всегда горделиво выпрямленных – точно так же прямо держится Замойский.
А физиономия не подверглась ли перемоделированию? Этот лоб под зачесанными назад волосами казался Адаму слишком высоким. Неужели его манифестация лысела?
Поскольку прежде всего изменилось одно: он смотрел на свое отражение и уже не думал: «я». Думал: «моя манифестация».
А за отражением – чистилище в high definition. Замойский еще раньше узнал этот розеттный узор фонтанов и площадок – тот бросился ему в глаза, когда он выглядывал сквозь бойницу из зала «Гнозис». Неужели сейчас он смотрел из того же самого места? А может, они находились на этаж выше или ниже? Неужели он был соседом с комнатами «Гнозис Inc.»?
= Дом и Сады, подобно Трактам и Государственным Островам, это скелетная конструкция, чей смысл существования – железный протокол, удерживаемый Императором. Физические условия соответствуют земным, протокол не допускает никакой экстравагантности. Эта Artificial Reality была спроектирована для Прогресса HS, когда он еще состоял исключительно из стахсов Первой, Второй и Третьей Традиции. Фениксы и беззвездное небо, и Дом, и разбегающийся в бесконечность и во все стороны лабиринт живых изгородей и аллеек; и ничего больше. Дом снаружи имеет десять тысяч кубических метров; внутри он бесконечен.
Потому когда Замойский выглядывал наружу сквозь большой витраж, на котором была изображена «Дама с горностаем», – одновременно из той же самой точки в Доме на яркие Сады могли смотреть миллионы прочих нанимателей: стахсов, фоэбэ, инклюзий. Конструкции их комнат, очевидно, процессировались на совершенно разных Полях, но прописывали их в тех самых сосуществующих Домах.
– Он что, выадресовался?
– Снова?
– Что ты хочешь, дикарь…
– Кто-то, полагаю, должен обучить его основам savoir-vivre. Если уж он гражданин Цивилизации —
– По крайней мере, он оставил манифестацию.
Слышу, следовательно, они хотели, чтобы я услышал.
= Осмос информации через мембраны Полей Плато —
Прим Замойского подошел к большому столу красного дерева, заставленному подсвечниками, кувшинами, бокалами и тарелками с фруктами, заваленному книгами и пергаментами. Тут был даже старый череп с трещиной во лбу. Кость в желтом свете свечей имела цвет молочного шоколада. Под зудежь менеджера оэс Адам поспешно выбрал для своих комнат шаблон Да_Винчи_VII – иконка эта напоминала ему печать Ортодоксии HS.
Игнорируя вопросы гостей, он развернул наибольший из рулонов. Это была карта неба AD 2100, видимого из оригинального положения Земли. Начерченная красными чернилами стрелка указывала на звезду с относительно низкой яркостью, в созвездии Льва.
Адам прижал концы пергамента тяжелыми подсвечниками.
Кивнул Мойтлю, который единственный не подошел к столу.
– Геката, – сказал ему Замойский, указав на звезду. – Но вы назвали ее иначе. Дрейфусс, как мне подсказывают. Это туда ты полетел. Там ты пропал.
Мойтль взглянул вопросительно, опасно наклонившись над столом. Левую руку упер между миской и черепом, и с этой позиции поглядывал то на Замойского, то на карту.
– Пункт назначения, – говорил Адам. – Такие координаты я дал тебе тогда. Дрейфусс. И это именно те четыре украденных кубических парсека, верно? Так сказал мне Император; это они. Украли тебя вместе с ними. Тебя, Клыки, твои останки, – яд умасливал его язык, слова стекали все глаже, они же не могли его прервать, стояли и слушали. – Колодцы передавали правдивую информацию. Я прапричина этой войны. Поскольку, полагаю, никто ведь из вас не верит в такие совпадения: что ту же самую звезду, к которой «Волщана» бросило на крафтволне из-под Провала Эридана и к которой полетел Мойтль, теперь случайно вырезали из вселенной. Кто конкретно ведет переговоры с Деформантами?
– Ну, знаешь ли! – вскинулся Мойтль.
– Кто ведет переговоры с Деформантами?
– Сколько ты еще помнишь, стахс? – спросилу Штерн.
– Утечки из Колодца Времени тут ни к чему, – сказалу Кресс.
– Стахс Джудас горячо просит тебя о позволении полной архивации, – сказалу Патрик Георг. – Цена обговариваема. Стахс?
Се́кунд Замойского рявкнул приказ, и в камине с гулом треснуло полено, а пламя свечей выстрелило снопами искр под высокий потолок.
Прим Замойского поднял палец.
– А не то я вас утихомирю.
Патрик и Мойтль переглянулись с пониманием.
– Ого, – проворчал Мойтль.
Выпрямился, налил себе вина и одним движением опорожнил бокал.
– Ого, – саркастически согласился Замойский. – И советую о том помнить. Слышит ли меня Джудас?
– Да, – ответили одновременно Кресс и Патрик Георг.
– Это хорошо, – Адам глубоко вздохнул. – Я бы теперь хотел —
– Я уже копирую на твои Поля полный архив сканов со свадьбы Беатриче и Форри, стахс, – прервалу его Кресс. – Возмещение за все обиды добровольно выплатит «Гнозис», нет необходимости обращаться в арбитраж судов Ложи. Совокупность относящихся к тебе рапортов из Колодца Гнозиса будет предоставлена по желанию.