– Помнишь, что ты говорила мне о способах заякорить Мешки в открытом космосе?
– А, Крюки. На Крюках. Это тот малолетка де ля Рошу говорил. А в чем дело?
– Ты не знаешь, как его можно распознать? То есть – снаружи Мешка.
– Прошу прощения? Ты что, снова перепутал меня с профессором мета-физики?
– Неважно, прости.
Он снова оперся о большой, темно-синий лист (а может кусок кожи), прикрыл глаза.
= Мешки, Крюки, обнаружение, операционные процедуры, практика. Без объявления источника запроса, = сказал менеджеру оэс и сразу отрефлексировал: если мой прим находится в Клыке, се́кунд – в Сол-Порту, то с программой разговаривает – кто? как? Неужели я расщепился натрое?
Неужели этого и правда нельзя сдержать?..
= Пожалуйста. До какого уровня упрощать?
= Моего, моего.
= Не знаю тебя еще настолько хорошо, = предупредил его менеджер.
= О Боже… Ну ладно, попробуем через вопросы. Есть ли какое-то ограничение того, что может, а что не может служить в качестве Крюка?
= Теоретически – нет.
= Чем конкретно является Крюк? Дай какое-нибудь определение.
= Объект или совокупность надатомных объектов, чье квантовое состояние было связано с крафтовым узлом, удерживаемым Клыками Мешка.
= Значит, это исключает живые организмы, в них ведь идет постоянный обмен материи.
= Никто не приказывает ставить Крюк на все молекулы организма.
= Скажем, я подозреваю, что данный предмет является Крюком. Как это проверить?
= Разбив предмет до свободной плазмы. Довести его до абсолютного нуля. Или сравнив ядерный магнитный резонанс.
= Чудесно. Два способа смертельны, а третий требует оборудования, которого… Погоди. Удалось бы сконфигурировать наноматы для такого рода сканирования?
= Императорские – да. Другие – зависит от обстоя-тельств, но, скорее всего, тоже: если не в первой, то в какой-то из следующих генераций.
= Понимаю. Предположим, что подозрение подтвердилось. Как, обладая Крюком, открыть Мешок снаружи?
= Теория говорит лишь об одном способе: уничтожение Крюка.
= Но каким образом?
= Боюсь, что как минимум термоядерная печь.
Тем временем, Франтишек уже осталусь далеко позади; экономя топливо, они дрейфовали с постоянной скоростью, и деформантова биокаша снова принялась наполнять внутренности Клыка, достаточно было дернуть телом, плохо рассчитать толчок, слишком энергично двинуться. Впрочем, любое движение пробуждало стайки темно-синих, зеленых, красных обломков. Казалось, что таким образом Деформант возвращается к жизни: все это еще было свежим, еще текли соки из порванных лиан (или же кровь из вен), лоснилась влажная кожа. Движение выбивало и поднимало вверх капельки липких жидкостей, раньше золотых, теперь грязно-желтых, коричневых. Замойский отмахивался от них, словно от навязчивых мух.
Они шли сквозь лес, ведя коней на поводу. Анжелика задумчиво смотрела под ноги, пиная камни и ветки. Адам продолжал прерывистый разговор со Штерну, то и дело поднимая взгляд, чтобы проверить развитие наноботной войны. Разговор кружил вокруг проблемы передачи Замойскому ключа к протоколам инфа. Адам понял: одно то, что фоэбэ возвращается к этой теме и дергает его, выпытывая условия, ограничения, – указывает, что идея не настолько уж и абсурдная. Штерн представлялу в разговоре Официум, но, вероятно, еще и определенные фракции в Ложе, и наверняка передавалу им о состоянии Замойского; сам Официум де-факто представлял собой эманацию Императора. Однако Замойский искренне сомневался, ценят ли сильные мира сего его жизнь настолько высоко исключительно потому, что на нее покушается Сюзерен. Потому выруливал к темам более актуальным. Не был бы, например, Официум настолько любезен, чтобы выполнить на внутрикамерном нано определенные мелкие операции по просьбе Адама? Он, конечно, отдавал себе отчет, что суперразумы Официума уже по одному содержанию просьбы моментально догадаются об остальном плане. Но, быть может, тем охотней его исполнят.
И действительно: прежде чем они сошли к озеру, Замойский получил подтверждение, что многочисленные белковые комплексы, размещенные в мозгу и вдоль спинного хребта пустышки Адама, остаются замороженными в своих квантовых состояниях.
Прим Замойского не ощутил проведенного сканирования. Однако заметил в воздухе (очищенном, наконец, от пыли) моментальную конденсацию темно-серой взвеси. На несколько секунд его со всех сторон окружил густой туман, так что Анжелика испугано вскрикнула, полагая, что это посмертные конвульсии Франтишеку, очередные признаки распада их окружения.
Только тогда он рассказал ей, что, собственно, случилось, о Сюзерене, измене Деформанту, а также о схождении на нет блокады Плато.
По инерции сказал на слово больше, чем нужно, и она вытянула из него еще и информацию о собственной имплементации в новой пустышке. Это задело ее сильнее всего.
– Скажи мне там, чтобы я не слишком-то активничала, – фыркнула она. – Никаких серьезных дел, пусть ни во что там не вмешивается, просто тихо сидит в Фарстоне. И так синтез окажется не из легких. Сколько там, полгода?
= Ты говоришь, чтобы ты не выезжала из Фарстона.
Анжелика Вторая громко засмеялась:
= Скажи, что я желаю ей быстрой и безболезненной смерти.
Замойский повторил, отметив разницу в их отношении друг к другу.
– Взаимно, – ответила Анжелика Первая. – Когда я вспоминаю, что испытывал при синтезе Форри… Шизофрения.
= Я надеюсь, что у нее не было никаких травматических опытов.
– Скажи ей, что я стала каннибалом.
В то время как Анжелика дружески препиралась сама с собой, армия нанохирургов потрошила /Замойского. Штерн приказалу ему, чтобы старался пока что не двигаться. /Адам висел в воздухе, уцепившись ногами в путаницу веток и лиан, с руками вдоль тела.
Трепанация случилась на затылке. Потому раны он не видел – впрочем, раны короткой и узкой. Вскоре та затянулась, шрам же побледнел и исчез под волосами. Нано закрывало за собой дверь. Раны на спине были более красочными, но скрывались под рубахой; когда же рубаху распороло, все уже затянулись.
Большую часть этих операций Замойский даже не ощутил. Чуть припекло кожу на затылке, чувство холода вдоль хребта – ничего больше. Потом, исчезло даже это. Дернув за лианы, он развернулся в медленном пируэте. Искал взглядом Крюк, не зная, что он, собственно, ищет. Неужели этот удаляющийся от него туман, легкий, серо-красный газ – это именно оно? тело из его тела? Оно сразу исчезло из поля зрения.
Штерн подтвердилу счастливое завершение операции.
После наноматам необходимо было продраться сквозь все поволоки Клыка, причем не одновременно, чтобы не вызвать разгерметизацию. Потом, уже в вакууме, на безопасном расстоянии от Клыка, они инициируют цепную реакцию в тяжелых изотопах. Необходимые изотопы найти проще простого – из публичных Полей ///Замойский вытянул информацию, что некоторые разновидности Клыков ходят на 238U/235U.
И все же процесс чуть подзатянулся. Тем временем, вражеские октагоны3 с каждой секундой приближались. В любой миг Адама и Анжелику могла охватить Цивилизация Смерти кого-то из конкурентов, чтобы получить награду за пустышку Замойского.
Они добрались до озера; тут снова сели на коней. Манифестация Штерну, пока что верно их сопровождавшая, растворилась в воздухе. Замойский также убрал и нанебесную OVR-программу: Клык все равно уже удалился от трупа Деформанта настолько, что в этом масштабе почти ничего не было видно. Наноботная война там продолжалась, и результат ее оставался открытым.
Возвращаясь в замок, во время езды они молчали. Анжелика то и дело поглядывала на Адама вопросительно и с сомнением. Он отвечал взглядами настолько же вопросительными – и тогда она отводила глаза.
Если октагоны3 «Гнозиса» не доберутся до них раньше остальных, Анжелика Первая, вероятно, погибнет. Тогда не будет необходимости проводить синтез ее разума с разумом Второй – но мысль о собственной смерти, пусть условной и не пережитой лично, вызывала у девушки ледяную дрожь, несмотря на все шуточки и бесшабашность.
Приближался рассвет. Они съезжали с холмов. Замойский задумывался над необходимостью актуализировать записи своего френа. Привойка в мозгу была достаточно сложна. Последние архивации делали до предоставления ему гражданства, они уже изрядно деактуализировались. (Кем я тогда был? – Кем я стал нынче?).
Но – Сюзерен. Можно ли вообще верить этим записям, их аутентичности? Предположим, Адам умрет и его впечатают в новую пустышку – если Сюзерен манипулирует архивацией френа, Замойский может пробудиться кем-то совершенно другим. Не Замойским. Или, если честно, не пробудиться вообще. Зато возникнет некая новая сущность, личность, сконструированная ad hoc, фальсификат памяти и характера – хотя как таковой нераспознаваемый даже для себя самого.
Кроме того, надлежит помнить, что Сюзерен мог бы прочесть архивации «всухую», например, скопировав их себе в Чистилище.
Не так ли он узнал о Нарве – из архивации Мойтля?
= Если бы у тебя был выбор… = Адам заколебался.
Они выезжали из леса.
= Да?
= Те фоэбэ, что модифицируют самих себя… Как, собственно, это происходит? Решают, что хотят себя другими и перепрограммируются. Перепрограммировавшись, в новой сети страхов и желаний, выбирают себе следующий, иной образ френа. И так далее, и так далее, бесконечно; и все искренне. Могут ли они предвидеть и просимулировать наперед состояние своего сознания через икс переустройств? В состоянии N они жаждут состояния N+1, но хотят ли состояния N+10, N+100? А те ведь настолько же неминуемы. Тропа сдвигов, где всякое изменение вызывает следующие, и хотя сознательно мы решаемся лишь на ближайшие перемены, поскольку только их и можем предвидеть – на самом-то деле решаемся мы также и на все наши более поздние решения… Тогда где в этом процессе лежит самотождественность? А может она уже не состояние, а, собственно, только сам этот процесс?