Тем временем, они дошли до конца зала, до стены за последним рядом емкостей с пустышками. Анжелика уже совладала с дрожью тела. Кто-то набросил на нее халат; она завернулась в него, отец завязал ей пояс, потому что пальцы все еще ее не слушались.
И Анжелика, и Джудас развернулись. Она шла уверенней, выпрямившись, Джудас лишь поддерживал ее за плечо. Манифестации медицинской программы отошли. Анжелика держала взгляд низко, подальше от стеклянных втулок: пока что не желала очередных конфронтаций с собственным отражением. Отводила взгляд, отводила мысли.
– Почему вообще я? – спросила тихо. – Ты вдр-руг вспомнил, после сто-ольких лет. Я тебе ну-ужна. Д-да?
– Некоторое время все для тебя будет внезапным и неожиданным. И зачем же ты мне могла быть нужна? Замойский заблудился где-то в космосе, отрезанный Войнами. Пойдем, ты должна выспаться. Добро пожаловать домой.
И сильно обнял ее.
Теперь, попивая холодный коктейль, она снова задумалась над искренностью его слов и поступков. Информирование Анжелики сразу после имплементации о намерениях использовать ее – пусть и другой ее, той пропавшей – как оружие давления на Замойского казалось ей не самым умным. Но действительно ли Джудас совершил ошибку? Я ведь, в конце концов, действую по его плану, верно? Он наверняка обладает и моделями моего френа – до синтеза, после синтеза.
Может он и вообще ничего другого не делает, только исполняет решения СИ, опирающиеся на анализы френов собеседников? Может, эта биологическая пустышка стахса Джудаса Макферсона – вообще не больше, чем манифестация узла тактического программирования от «Гнозис Inc.»? А как это узнать, как различить? Джудас (то есть кто? что?) может лично искренне возражать…
Ведь все могло произойти маленькими шажками, не одноразовым изменением. Сперва он мог быть собой, но потом… одна программа, другая… Не непосредственно, не через привойку, поскольку Традиция запрещает – но разве нельзя попасть в зависимость чисто психологическую? Разве не использует теперь и Адам программу для постоянного белого шума в своем поведении? Разве не прислушивается к платовым советчикам? Где именно проходит граница? Это все разговоры, самотождественность зависит от слишком многих факторов.
Уже говоря сейчас «Адам Замойский», она должна подразумевать человека-плюс-программы.
А когда я говорю «Анжелика Макферсон» – то о ком говорю? Когда смотрю в зеркало – что вижу? Не себя, не френ ведь. Манифестацию.
– Предположим, что ты прав, – она отставила стакан. Заходящее солнце било теперь прямо ей в глаза. Пляжи Оаху охватывал стандартный, неортодоксальный протокол инфа, и Анжелика вычаровала себе из воздуха темные очки. Надвинув их на глаза, она также защитилась и от взглядов Адама. – Предположим, что я и вправду шпион Джудаса. Что тогда?
– Ага, значит, «лучше известный дьявол» и все такое прочее?
– Нет, я серьезно спрашиваю: что тогда? Предположим, Джудас и вправду меня подставил, предвидел по моделям наших френов образец интеракции. Запланировал инстинкты, сны и чувства. По крайней мере, поставил одно против другого – и выиграл. Предположим. Это нисколько не меняет искренности этих инстинктов и чувств. Ты не понимаешь?
Замойский медленно покачал головой. За спиной у него было сияние тонущей звезды, и Анжелика не видела четко черты его лица. Но София, программа-советчик Макферсон, сейчас же должным образом подкрутила контраст и резкость картинки.
– Ты ведь должен это знать, – Анжелика оперлась локтями в стеклянную столешницу и взяла ладонь Адама в свои руки. Сдержала непроизвольное желание откинуть на спину волосы, упавшие ей на очки. Сжала ладонь Замойского. – Так было всегда, – начала полушепотом. – Например, богачи. Извечный вопрос: «Ты влюбилась в меня или в мои деньги?» И что несчастной отвечать? В любом случае – соврет. Нельзя отделить человека от его жизни: если он таков, каков есть, то, кроме прочего, и потому еще, что имеет эти деньги. Как бедняк – он был бы кем-то другим. Влюбилась бы она тогда в него? Это уже вопрос к ясновидцу, не к ней. Именно отсюда – все эти сказки о принце в одеждах нищего, ищущего себе жену. Дескать, тогда-то чувство будет «чистым». Но это такая внутренне противоречивая абстракция! Всегда найдутся причины, всегда есть внешние причины и скрытые мотивации; какой-то Джудас Макферсон внутри головы. Деньги, но и не деньги, и нематериальные вещи. Например, он красив. Влюбилась бы она, если бы не был? Тогда, получается, она любит его видимость? Или то, что он умен и образован. Влюбилась бы, не будь он таким? Или что он добрый малый. Что он энергичен. Что у него хорошие манеры. Воображение. Что угодно. Нет человека без свойств. Как ты оценишь, какое чувство «истинно»? Это невозможно. Приходится играть с котом Шрёдингера.
– Вижу, что ты очень тщательно все обдумала.
Он улыбнулся в усы. Она почувствовала раздражение. Отпустила его руку, села прямо, едва не сбив при этом стаканы.
Не стоило мне произносить эту речь. Ошибка, ошибка. Теперь он станет себе воображать Бог весть что. И зачем, собственно, мне так нужно его доверие? Мы не торчим в одном Мешке или в животе Деформанта. Я бы, например, могла вернуться в Пурмагезе. Впрочем, «где» уже не имеет такого значения для обитателей высших частей Кривой. Пурмагезе, не Пурмагезе – на самом деле я обитаю теперь в своей голове. Я. Я: Анжелика Макферсон минус тело.
Но, отчего же, черт возьми, он постоянно улыбается? А может, это снова его рандомизатор?..
– Ну что? – рявкнула она. – Шпиона не видел?
Ленивым взмахом он отогнал пчелу.
– Ложа все же отдала мне Ключ, – сказал он. – Объявят через несколько минут.
Она смешалась. Не знала, что сказать. Такая власть – вдобавок к Нарве в его голове – де-факто превращала Замойского в единоличную политическую институцию Цивилизации HS. А имея в виду, что Мешок с Нарвой удерживали в свертке тысячи деформантских Клыков, переданных Воскресшим в непосредственное управление Адама, он еще был и одним из богатейших стахсов. Впрочем, а должен ли был Воскрещенный вообще передавать их Замойскому? Может, Замойский с самого начала управлял Клыками и Мешком. Разве не таким образом он защитился от плазмы мортоманифестации Сюзерена на свадьбе у Беатриче? А может, все же, и не он, может, сделала это сама UI изнутри Мешка? Вот именно: какая разница? Если уж Адам является ее аватаром. А он является, в этом не сомневается ни он сам, ни Анжелика, ни даже мета-физики «Гнозиса».
В политику он оказался бы замешан так или иначе: полномочные переговорщики различных объединений Деформантов уже неделю ведут разговоры – трехсторонние (с участием представителей Цивилизации) – по делу возвращения Клыков. Анжелика знала, что вместе с Джудасом и Императором Замойский готовится к повторному открытию Мешка – в Эн-Порту, чтобы установить на Нарве свою постоянную манифестацию и подплатовый коммуникативный канал; чтобы вычистить систему Гекаты от остатков Цивилизации Смерти, выплюнутых из октагонов3 «Гнозис» и покупателя антари. Тогда же должен бы наступить обмен Клыками. Переговорщики поднимали вопрос в публичных дебатах; фамилия Адама не сходила с высоких индексов масс-медиа.
Но теперь его правовой статус подтвердила Ложа.
Потому вывод, который она сделала несколько минут назад, уже не выглядел оторванным от реальности. Адам за это время не изменился – но изменился контекст, и хотя Адам сидит здесь в той же позе, точно так же щурит глаза, с кривящей губы манерной гримасой, которую Анжелика уже тоже успела хорошо узнать, она не может относиться к Замойскому так же, как относилась к нему еще минуту назад; не может, не сумеет, не в силах себе это даже вообразить. Другими будут слова, другими будут жесты, другой – искренность.
Но тогда слабость к какому Замойскому хотел использовать в ней Джудас: к этому Князю Востока в ауре властности и уверенности в себе или к тому пьянице, потерянному в чужом мире и времени?
Она вдохнула поглубже, взглянула на Адама сквозь темные стекла.
– Искренне. Забудь о политике. Веришь мне?
– Но именно в том и дело, что даже если —
– Нет. Веришь ли ты мне?
– Ты спрашиваешь о впечатлении? Какую модель твоего френа я в себе ношу?
– Нет. Веришь ли ты мне?
– Что это значит? Ведь —
– Веришь ли ты мне?
Он даже заморгал и откинулся на спинку стула.
– Верю ли? Да. Но какое значение это —
Анжелика сплела руки на груди, отвела черный взгляд.
– Нужно бы мне как-то вылечить тебя от этой паранойи.
– Паранойи? Ха! Паранойи ты еще даже не нюхала.
– Дай-ка догадаюсь: я часть заговора, который должен выкрасть у тебя из головы Нарву, как и секрет пути к Физике Альфа.
Он выпрямился, менторски воздел указательный палец.
– Это не паранойя. Это трезвая оценка ситуации.
Она заглянула в высокий стакан, крутанула в нем розовым коктейлем, раз, второй, третий – прежде чем подняла его к губам:
– Лупи.
– Окей. Ты – Сюзерен.
Она подавилась.
– Кфпрх! Кх. Сдаюсь. Я тебя недооценила.
Сунула руку под стол и подала Адаму золотую диадему.
– Носи же с гордостью Корону Паранойи.
Он с торжественным лицом возложил ее себе на голову.
– Недостоин, недостоин. Но из рук твоих —
– Говори.
Он поправил диадему, устроился в кресле, словно на троне.
– Я раздумывал над своим разговором с послом рахабов. Откуда я могу знать, с кем я разговаривал на самом деле? Я никогда не встречусь с рахабом без посредничества Плато, я всегда буду обречен на манифестацию, связыки, императорские протоколы и императорское крипто. Как мне получить стопроцентную уверенность, что я разговариваю с прахбэ, идентифирующумся в Субкоде HS как Михаил Огень – а не с Сюзереном, который Стек на егу трансферные Поля?
– Ты ведь отдаешь себе отчет, насколько сложной должна бы оказаться такая мистификация?
– Но ведь для Сюзерена – возможная, верно? – Замойский макнул губы в напиток. – И чем дольше я думал над словами Огеня, тем больше они звучали для меня как попытка исповеди Сюзерена, объяснение егу защитных рефлексов. Ону говорилу об истории Цивилизации, о естественной борьбе за выживание —