— Давай, давай, родная! — прохрипел я, чувствуя, что сил на бегство больше нет.
Увлёкшаяся погоней за органическими существами химера обнаружила перед собой чугунка. И тут напомнила о себе её вторая и наверняка главная программа — сгонять к тамбуру всяческих биомехов.
На это я и рассчитывал, свернув в сторону развалин Припяти, прямо-таки кишащих всякой механической живностью, и расчёт мой оправдывался. Нас преследовал всего один энергобот, прочие, вроде бы сначала устремившиеся в погоню, сейчас собирали в стадо ЭРЗов, перекати-зон и прочих железных тварей.
Взвизгнув, последний уцелевший боец Дьякона на четвереньках отполз в сторону, и химера проплыла в каких-то метрах от него, но и не подумала напасть. Повисла рядом с носорогом, и тот послушно покатил вслед за ней туда, где продолжал изрыгать зелёные молнии пылевой вихрь торнадо.
— Получилось! — выдохнул Синдбад. — Мы спасены!
— Ещё нет, — поправил его я. — Надо уйти как можно дальше, чтобы пульсацией не зацепило…
— А с этим что?
Совершенно одуревший праведник мотал головой и пытался подняться, но ноги у него подламывались. Видно было, что этому типу сейчас не до того, чтобы стрелять и гнаться за кем-либо.
— Возьмём в плен и допросим, — решил я. — Надо узнать, чем я насолил Дьякону и его братии.
Сказано — сделано.
Мы спрыгнули в переулок, обладатель щёгольских крестов на доспехах лишился оружия и узрел приставленное к носу дуло «Шторма».
— Знаешь, что это такое? — вкрадчиво поинтересовался я. — Это не «мегера», но если я выстрелю, то от твоей башки останутся обломки шлема и куски имплантов. Ты понимаешь меня?
Он кивнул.
— Странно встретить в вашей компании умного человека, — продолжил я. — А теперь… побежали!
Праведник подпрыгнул, точно его стегнули кнутом, и помчался вслед за Синдбадом. Похоже, он не сообразил, что с ним произошло, или химера что-то сделала с его мозгом.
Мы успели одолеть ещё метров триста и выскочить на окраину Припяти, когда пульсация всё же началась. Вновь содрогнулась земля, на этот раз тяжело, будто в родовых корчах, и, оглянувшись, я увидел, что столб торнадо затрясся, принялся толстеть, а затем мгновенно усох. В стороны ударили похожие на изломанные стрелы зелёные молнии.
— Всё, ложимся! — прокричал я. — И держимся изо всех сил, если хотим уцелеть! Вон туда!
Мы успели юркнуть в какую-то щель, прикрытую фрагментом кирпичной стены. Засвистел ветер, и накатила волна гравитационного искажения — показалось, что я стал лёгким, как пушинка, а в следующий момент меня придавила к земле утроенная или учетверённая тяжесть.
Тяжкий вой набил уши и внутренности черепа колючей ватой, и я оглох.
А заодно и ослеп, поскольку закрыл глаза и вырубил следящие импланты — всё равно в той свистопляске, что творится сейчас в радиусе нескольких километров от центра локации, ничего не разглядеть.
Я только ощущал, как нас подбрасывает вместе с убежищем, как что-то тяжёлое стукает меня по шлему. Слышал удары собственного сердца и думал, что впервые за все эти годы угодил в эпицентр пульсации. До сего дня я был осторожен и при первых признаках катаклизма всегда уходил на безопасное расстояние.
А потом стало тихо, и я открыл глаза, но ничего не увидел.
— Эй? — сказал я и автоматически повторил тот же возглас через М-фон, адресовав его Синдбаду.
«Нас, похоже, слегка засыпало, — прозвучал в моей голове голос бритоголового. — Я вижу рядом просвет и попробую сначала выбраться сам. А затем вытащу и вас. Ты не дёргайся пока».
Я попробовал двинуться, но со всех сторон сдавило, захрустело, и я понял, что лучше вправду не шевелиться. Осторожненько активировал импланты и ничего не смог уловить — повсюду глухая, непроницаемая стена.
Для проводника — самое жуткое ощущение.
Затем захрустело ещё, стукнуло по шлему, и я смог повернуть голову. Обнаружил небольшую дыру и понял, что она расширяется.
— Сейчас, ещё немного, — на этот раз голос Синдбада я уловил ушами. — Ты там как?
— Как кольцо на пальце, — отозвался я, — сижу крепко, чувствую себя неплохо, только вот пошевелиться почему-то не могу. Но ты сам знаешь, что нам, рыжим, море по колено!
Откатился в сторону очередной обломок, и я смог пошевелить правой рукой, затем двинуть левой, ну а дальше я приступил к воплощению в жизнь принципа: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих». После некоторых усилий, сдобренных смачными проклятиями, я расковырял завал из разнокалиберных обломков стены и вылез из щели, прикрывшей нас, но едва не ставшей нашей могилой.
Пейзаж вокруг в общем и целом остался тем же самым, но вместе с тем разительно изменился.
Развалины, фрагменты зданий, развороченные трубы, куски автонов, но всё в новых сочетаниях, расположенное не на тех местах, где было получасом ранее. Новые огнедышащие сопки на горизонте, овраг там, где недавно был холм, и в воздухе взвесь из пыли и пепла.
И это помимо продолжающего идти снега.
— А где наш религиозный друг? — спросил я, чуточку оклемавшись.
— Тут он, или ты забыл? — вопросом ответил Синдбад, нагнувшийся над неким продолговатым предметом.
И только теперь я определил, что это и есть праведник, так удачно избежавший общения с химерами. Просто без шлема, без сознания и в лежачем положении он оказался не таким грозным, как с «мегерой» наперевес.
— Э, да он совсем мальчишка! — воскликнул я, разглядев, что бойцу Дьякона лет семнадцать-восемнадцать.
— Истину глаголешь, — отозвался Синдбад в духе дешёвого проповедника. — И ещё должен я возвестить, что отрок сей изрядно получил по кумполу. И посему предлагаю я трапезу скромную разделить и подождать, пока для беседы он будет хоть сколь-нибудь подходящ.
— Это можно, — согласился я.
Ждать пришлось часа полтора.
Выброшенная пульсацией пыль за это время осела, атмосфера очистилась, и нам предстало редкое для Пятизонья зрелище — звёздное небо. Смотри, наслаждайся, пока не натянет новых облаков и не заморосит вечный дождь, ну, или с учетом зимних условий, не пойдёт снег.
К горизонту клонилась отожравшаяся, но ещё не полная луна, мерцал Млечный Путь.
— Красота, — сказал я, когда мы утолили голод и жажду.
— Красота, — отозвался Синдбад. — А, наш новый друг, кажется, шевелится…
Праведнику на самом деле было лет восемнадцать, не больше, мелкие черты лица придавали ему сходство с грызуном, и ничего приметного во внешности этого парня не имелось.
Открыв глаза и обнаружив наши свирепые рожи, он вздрогнул.
— Привет, дружище, — сказал я. — Вынужден разочаровать тебя, но устроить тут аутодафе или проповедь мы не дадим.
— Но… помолиться хотя бы… разрешите? — спросил он срывающимся голосом.
— Зачем? — удивился Синдбад.
— А перед смертью.
Ну, определённая смелость у этого парня была, хотя порой и загнанная в угол мышь обретает бешеную храбрость. А ещё, несмотря на страх, он трезво оценивал обстановку и не делал глупостей — вроде попыток вырваться.
— Это всегда успеется, — сказал я после того, как мы с Синдбадом обменялись взглядами. — Поведай мне лучше, отрок, полный религиозного рвения, ты знаешь, кто мы такие?
Он помедлил немного, морща лоб и посверкивая глазами, а затем ответил:
— Ты — Антихрист.
— Какая потрясающая новость, — тут Синдбад не сдержался, захихикал. — А я кто, чудище из серного озера? Или блудница, что восседает на звере, вышедшем из моря и собравшемся сожрать тысячу царей?
Я в религиозной галиматье мало чего понимал, а вот бритоголовый, похоже, разбирался.
— Не знаю, о тебе пророк ничего не говорил, — ответил мальчишка.
«Пророк» — это Дьякон, пузатый и бородатый тип, возомнивший себя новым мессией, что призван с помощью костров бороться с ересью. В роли еретиков у него выступали учёные, а также все, чем-то помешавшие Дьякону или просто не вовремя оказавшиеся на дороге. Из всех безумцев Пятизонья он был одним из самых знаменитых, а уж в кровожадности мог поспорить с самим Хистером.
— Значит, Антихрист, — сказал я, думая, что роль одного из главных христианских злыдней мне не очень нравится. — Это с какого перепугу? Рогов у меня вроде бы нет, серой я не пахну?
— Ты умеешь быть сразу в двух местах.
Синдбад крякнул, а у меня мелькнула мысль, что дубль устроил мне куда больше неприятностей, чем я полагал до сего часа. Эх, отмотать бы время суток на двое назад и обойти тот «Мультипликатор» по широкой дуге.
— Почему тогда я сам об этом ничего не знаю? — спросил я, стараясь, чтобы голос мой звучал уверенно.
Пришлось мальчишке напрячься и рассказать, с чего вдруг праведники решили, что я Антихрист. Выяснилось, что дубль, сто скоргов ему в глотку, попался группе бойцов Дьякона в Старой Зоне, неподалёку от тамбура. Самое чудное, что он ринулся на них в атаку, один на четверых, вопя какие-то глупости!
— Авессалом, командовавший группой, был сильно удивлён, — говорил наш пленник. — Но ты от них удрал, ушёл в сторону Обочины, и они решили тебя не преследовать, поскольку имели задание от пророка. А когда вышли из тамбура в Сосновом Бору, вновь увидели тебя.
Он нервно завозился и буркнул:
— Развязали бы вы мне руки, а то я скоро того… не сдержусь.
— Уж сдержись пока, — попросил я. — И что, теперь твои единоверцы ловят меня по всем локациям?
— Да, пророк отдал такой приказ.
— Ну что же, — с наигранной бодростью начал Синдбад, — врагом больше, врагом меньше — какая разница?
Это он зря — разве можно сравнить Циклопа, пусть джинна, но одиночку, или Антипу и его десяток головорезов с Дьяконом, чей «Пламенный Крест» насчитывает до сотни стволов? Эти фанатики не успокоятся, пока не спалят меня, или не увидят мой труп, или не отвлекутся на что-нибудь более интересное, вроде охоты на изучающих Пятизонье учёных.
Или их самих «отвлекут» военные.
— Ладно, позволим мальчишке отлить, а затем подумаем, что делать дальше, — сказал Синдбад. — А ты, праведник, помни, что трое отроков, конечно, выжили в печи огненной, но вот о том, что кто-нибудь уцелел после попадания из «карташа», в Библии ничего не говорится!