Синдбад и Зятёк принялись спорить насчёт цены информации, а я задумался — два часа назад мы обходили Химкинское водохранилище, а последнее «видение» посетило меня часа три тому. Выходит, дубль провёл в окрестностях владений неодруидов не меньше часа, настойчиво пытался проникнуть на территорию и разведать, чем занимаются хозяева сельхозакадемии.
Вопрос — зачем это ему понадобилось?
Сначала Обочина, где он вёл себя, как пьяный наёмник, затем Тушинский лагерь, где он приценивался к колонии нанитов, способной стать эвристическим анализатором, и обходил торговцев артефактами, расспрашивая о редкостях, и напоследок — хитрые парни неодруиды…
Всем известно, что у них тут свои лаборатории и учёные, но никому не ясно, чем они занимаются.
— Ладно, по рукам, — судя по недовольному голосу Зятька, задрать цену до небес ему не удалось.
Некоторое количество н-капсул перекочевало из одного контейнера в другой, и Синдбад многозначительно взглянул на меня — ну и что дальше делаем, босс ты наш крутейший?
— Если вы за ним собрались, то можете пойти с нами, — предложил тем временем Зятёк. — Пока всё равно по пути. До границы нашего участка проводим, а дальше уж сами.
Я склонил голову, Синдбад шумно выразил согласие, и дальше мы пошли в компании патруля неодруидов. Понятно, что хозяева сельхозакадемии с такой же лёгкостью и беспристрастностью продадут информацию о троих «прохожих» кому угодно, и Ордену в том числе, но рыцарям нужно для начала догадаться, у кого именно и о чем спрашивать, и вряд ли это произойдёт быстро.
Мы шли вдоль ограды, а Зятёк, после совершенной сделки ощутивший нечто вроде симпатии к Синдбаду, жаловался ему на жизнь:
— Чугунки в последнее время — замучили. Лезут и лезут, как мухи на мёд, хотя внутри нашего периметра ни одного энергополя. Трещина им эта нравится, что ли?
Бритоголовый кивал, Колючий хмурился, я старался быть как можно более незаметным.
Расстались мы с патрулём около Новой Ипатовки, у руин сервисного центра «Грейт Уолл», где до Катастрофы обслуживали китайские тачки. На прощанье Зятёк одарил нас ещё одним подозрительным взглядом и сказал, улыбаясь одновременно доброжелательно и угрожающе:
— Я нашим передал… дальше, чтобы, если чего, вас пропускали.
Что означало — «Не балуйте, чуваки, Большой Брат смотрит на вас!».
Патрульные двинули обратно на север, а мы на юг, в сторону Рижской железной дороги. В этом месте сохранилась не только насыпь, но и рельсы, и порой по ним даже ползали чугунки.
— Куда мы идём? — требовательно спросил Синдбад, когда Зятёк и его бойцы скрылись из виду.
— В смысле? — удивился я. — Вы же слышали, что он сказал? Дубль направился к «Дмитровской», значит, и наша дорога лежит туда же. Всё просто и понятно, как в букваре.
— Он опережает нас на два часа, язви меня джинн! И мог двинуться куда угодно! — не пожелал успокаиваться Синдбад. — Либо мы занимаемся откровенной ерундой, либо ты как-то можешь чуять, куда шагает твой дубль! Но почему-то, и мне хотелось бы знать, почему, скрываешь это от нас!
— И мне кажется, что ты, Лис, прячешь нечто в сердце своём, — добавил Колючий.
Вот как, бунт на корабле?
Хотя, кто сказал, что я здесь капитан? Но даже если это и так, то эти двое — не бесправные рабы-матросы, они идут со мной по собственной воле и безо всякого принуждения.
— Ну, как бы… — я замялся. — Не уверен я, что вам нужно всё знать.
— Не уверен он! — Синдбад фыркнул. — Мы рискуем собственными задницами, подставляемся под выстрелы и колёса исчадий техноса, а ты, значит, будешь гордо молчать, держать нас за пешки, за безмолвные фигуры, которые можешь по своему разумению двигать куда надо?
Колючий ничего не сказал, но осуждающе покачал головой.
Да ещё и подумал, наверное, своё любимое «Бог всё видит».
— Напоминаю, что вы пошли за мной сами! — огрызнулся я. — Если помнишь, я вас не заставлял!
К этому моменту мы уже добрались до железнодорожной ветки и шли вдоль неё на юго-восток. По левую руку, за оградой, виднелась чаща Тимирязевского парка, в этом месте дикого и очень странного. Мутировавшие то ли под влиянием Катастрофы, то ли после опытов неодруидов растения сплетались в колючую серо-зелёную стену.
Между оградой и насыпью оставалась узкая полоса свободной земли, всего метров в пять.
— Не стоит повышать голос на брата своего, — вступил в беседу Колючий.
— На брата! — Я криво усмехнулся. — С чего бы это вы мне в братья набиваетесь? А?
Возможно, я наговорил бы много ерунды, но тут засигналили импланты, а потом и обычный слух дал знать, что по железной дороге катит нечто большое и шумное. Донёсся тяжёлый лязг, грохот и пыхтение, сменившиеся протяжным шипением и стуком, и насыпь принялась ритмично подрагивать, точно от страха.
— Набива… — Синдбад осёкся, он тоже уловил приближающийся грохот.
Раскатывающие по железным дорогам чугунки произошли от стоявших в московских депо локомотивов. Слезать с рельс они так и не научились, но зато обзавелись многими опасными привычками и умениями. Столкнуться с таким биомехом нос к носу ничуть не менее приятно, чем с бульдопитеком или носорогом.
А возможности избежать встречи у нас почти и не было.
Если только сигануть через ограду в парк, во владения неодруидов, в гости к шипастым кустикам, при виде которых дедушку Мичурина хватил бы удар. Потом, правда, нужно будет выпутаться из «ласковых» растительных объятий, а затем ещё и объясниться с хозяевами.
— Перескочим через ветку и укроемся с другой стороны? — спросил Колючий.
Мысль дельная, вот только времени на воплощение её в жизнь у нас нет.
— Не успеем, — я покачал головой. — Заляжем. Может, эта махина нас попросту не заметит.
Чугунки — создания малопредсказуемые, и если рапторы почти всегда нападают на людей, то представители других видов менее агрессивны. Даже бронезавр или дракон, произошедшие от военной техники, не всегда бросаются в атаку, завидев человека, что же говорить о бывшем локомотиве?
Он запросто может проследовать мимо, не обратив на нас внимания.
— Попробуем залечь. — Синдбад первым шлёпнулся на землю, мы с Колючим повторили его манёвр.
Насыпь задрожала сильнее, и показалась ползущая по рельсам туша, похожая на громадного слизняка, увешанного короткими щупальцами и чем-то вроде металлических ушей. Протяжный гудок возвестил, что кое-какие паровозные «органы» монстр сохранил, а щекотка у меня во внутренностях дала понять, что нас «увидели», что биомех обратил на нас внимание.
Тупая морда чугунка, покрытая бугристыми наростами, окуталась голубоватым сиянием.
— Это же… — прошептал бывший праведник.
— Не дёргайся! — шикнул я на него.
Полыхнуло, и мощный электрический разряд пронёсся над нашими головами, вонзился в ограду парка. Металлические прутья расплавились, точно были из воска, шибанула волна жара и резко запахло озоном.
«Промахнулся?» — сказал Синдбад через М-фон.
«Нет, — ответил я. — Дал предупредительный, чтобы не рыпались».
Железнодорожный биомех подъехал ближе, стал слышен монотонный шум, словно от кипящей в огромном котле воды. Простучали по шпалам искорёженные, никак не круглые колёса, и исполинская туша начала понемногу удаляться.
— А теперь берём руки в ноги и убираемся отсюда, — сказал я. — Разговоры потом! Вперёд!
И мы побежали.
Импровизированный кросс в полной выкладке закончился у Чуксина тупика, когда граница парка и насыпь разошлись. Нам открылся вид на громадный разлом, на исходящий из недр земли дым, а свежий северный ветер принёс запах гари.
Я, честно говоря, думал, что спутники мои остыли, и вопросов больше не будет, но надежда умерла быстро. Синдбад заговорил, едва мы перешли с бега на шаг и убедились, что вокруг более-менее безопасно.
— Ну что? — спросил он. — Ты собираешься выкладывать нам всё или по-прежнему будешь держать нас за дураков?
Выбор передо мной встал нелёгкий: либо не изменить собственным принципам и промолчать, но, скорее всего, лишиться доверия и поддержки, либо сказать всё, поступить честно и правильно, но резко увеличить степень собственной уязвимости.
Ведь чем больше знают о тебе другие, тем ты слабее.
— Ладно, уговорили, черти красноречивые, — сказал я, решив, что непорядочно держать в неведении тех, кто уже не раз выручил меня из беды. — Дело обстоит следующим образом…
И я рассказал, что иногда могу воспринимать то же, что и рождённый в «Мультипликаторе» дубль. Вижу его глазами, получаю информацию с его имплантов, идентичных моим, и даже улавливаю обрывки мыслей. Последнее выглядело и вовсе фантастично, но, скорее всего, было правдой, и правдой неприятной.
Ведь процесс обмена информацией носит, вероятно, двусторонний характер.
— Вот почему я видел тебя как бы раздвоившимся! — потрясенно произнёс Колючий. — Ангельски чудно!
— Уж ангельски или демонски — это бабушка надвое сказала, — пробурчал я. — Поэтому я чётко знаю, да и неодруиды подтвердили, что от парка дубль пошёл на восток, к «Дмитровской». Куда дальше, не знаю. Я по желанию к нему в черепушку… — тут меня передёрнуло, — заглянуть не могу, да и он ко мне, надеюсь, тоже. Будем искать следы и спрашивать, если будет у кого…
Окрестности метро «Дмитровская» — район небезопасный даже по меркам Пятизонья. Он представляет собой настоящее «урожайное поле» с артефактами, и за него постоянно идёт драка. Группировки норовят взять его под контроль, им мешают чугунки, свой кусок норовят урвать ходоки.
Так что здесь стреляют почти постоянно.
— Грешно, конечно, такое говорить и на это надеяться, — Колючий засопел, — но вдруг его уже убили?
— Не знаю… — я поколебался. — Но мне кажется, я бы такое почувствовал.
— Тогда чего время терять? — Синдбад окинул взглядом начавший потихоньку темнеть небосклон. — Пошли к «Дмитровской». А там на месте разберёмся, что и как, или спросим кого.
— Эх, рыжим море по колено, — пробормотал я, и мы продолжили путь.