Синдбад и Зятек принялись спорить насчет цены информации, а я задумался – два часа назад мы обходили Химкинское водохранилище, а последнее «видение» посетило меня часа три тому. Выходит, дубль провел в окрестностях владений неодруидов не меньше часа, настойчиво пытался проникнуть на территорию и разведать, чем занимаются хозяева сельхозакадемии.
Вопрос – зачем это ему понадобилось?
Сначала Обочина, где он вел себя, как пьяный наемник, затем Тушинский лагерь, где он приценивался к колонии нанитов, способной стать эвристическим анализатором, и обходил торговцев артефактами, расспрашивая о редкостях, и напоследок – хитрые парни неодруиды...
Всем известно, что у них тут свои лаборатории и ученые, но никому не ясно, чем они занимаются.
– Ладно, по рукам, – судя по недовольному голосу Зятька, задрать цену до небес ему не удалось.
Некоторое количество н-капсул перекочевало из одного контейнера в другой, и Синдбад многозначительно взглянул на меня – ну и что дальше делаем, босс ты наш крутейший?
– Если вы за ним собрались, то можете пойти с нами, – предложил тем временем Зятек. – Пока все равно по пути. До границы нашего участка проводим, а дальше уж сами.
Я склонил голову, Синдбад шумно выразил согласие, и дальше мы пошли в компании патруля неодруидов. Понятно, что хозяева сельхозакадемии с такой же легкостью и беспристрастностью продадут информацию о троих «прохожих» кому угодно, и Ордену в том числе, но рыцарям нужно для начала догадаться, у кого именно и о чем спрашивать, и вряд ли это произойдет быстро.
Мы шли вдоль ограды, а Зятек, после совершенной сделки ощутивший нечто вроде симпатии к Синдбаду, жаловался ему на жизнь:
– Чугунки в последнее время – замучили. Лезут и лезут, как мухи на мед, хотя внутри нашего периметра ни одного энергополя. Трещина им эта нравится, что ли?
Бритоголовый кивал, Колючий хмурился, я старался быть как можно более незаметным.
Расстались мы с патрулем около Новой Ипатовки, у руин сервисного центра «Грейт Уолл», где до Катастрофы обслуживали китайские тачки. На прощанье Зятек одарил нас еще одним подозрительным взглядом и сказал, улыбаясь одновременно доброжелательно и угрожающе:
– Я нашим передал... дальше, чтобы, если чего, вас пропускали.
Что означало – «Не балуйте, чуваки, Большой Брат смотрит на вас!».
Патрульные двинули обратно на север, а мы на юг, в сторону Рижской железной дороги. В этом месте сохранилась не только насыпь, но и рельсы, и порой по ним даже ползали чугунки.
– Куда мы идем? – требовательно спросил Синдбад, когда Зятек и его бойцы скрылись из виду.
– В смысле? – удивился я. – Вы же слышали, что он сказал? Дубль направился к «Дмитровской», значит, и наша дорога лежит туда же. Все просто и понятно, как в букваре.
– Он опережает нас на два часа, язви меня джинн! И мог двинуться куда угодно! – не пожелал успокаиваться Синдбад. – Либо мы занимаемся откровенной ерундой, либо ты как-то можешь чуять, куда шагает твой дубль! Но почему-то, и мне хотелось бы знать, почему, скрываешь это от нас!
– И мне кажется, что ты, Лис, прячешь нечто в сердце своем, – добавил Колючий.
Вот как, бунт на корабле?
Хотя, кто сказал, что я здесь капитан? Но даже если это и так, то эти двое – не бесправные рабы-матросы, они идут со мной по собственной воле и безо всякого принуждения.
– Ну, как бы... – я замялся. – Не уверен я, что вам нужно все знать.
– Не уверен он! – Синдбад фыркнул. – Мы рискуем собственными задницами, подставляемся под выстрелы и колеса исчадий техноса, а ты, значит, будешь гордо молчать, держать нас за пешки, за безмолвные фигуры, которые можешь по своему разумению двигать куда надо?
Колючий ничего не сказал, но осуждающе покачал головой.
Да еще и подумал, наверное, свое любимое «Бог всё видит».
– Напоминаю, что вы пошли за мной сами! – огрызнулся я. – Если помнишь, я вас не заставлял!
К этому моменту мы уже добрались до железнодорожной ветки и шли вдоль нее на юго-восток. По левую руку, за оградой, виднелась чаща Тимирязевского парка, в этом месте дикого и очень странного. Мутировавшие то ли под влиянием Катастрофы, то ли после опытов неодруидов растения сплетались в колючую серо-зеленую стену.
Между оградой и насыпью оставалась узкая полоса свободной земли, всего метров в пять.
– Не стоит повышать голос на брата своего, – вступил в беседу Колючий.
– На брата! – Я криво усмехнулся. – С чего бы это вы мне в братья набиваетесь? А?
Возможно, я наговорил бы много ерунды, но тут засигналили импланты, а потом и обычный слух дал знать, что по железной дороге катит нечто большое и шумное. Донесся тяжелый лязг, грохот и пыхтение, сменившиеся протяжным шипением и стуком, и насыпь принялась ритмично подрагивать, точно от страха.
– Набива... – Синдбад осекся, он тоже уловил приближающийся грохот.
Раскатывающие по железным дорогам чугунки произошли от стоявших в московских депо локомотивов. Слезать с рельс они так и не научились, но зато обзавелись многими опасными привычками и умениями. Столкнуться с таким биомехом нос к носу ничуть не менее приятно, чем с бульдопитеком или носорогом.
А возможности избежать встречи у нас почти и не было.
Если только сигануть через ограду в парк, во владения неодруидов, в гости к шипастым кустикам, при виде которых дедушку Мичурина хватил бы удар. Потом, правда, нужно будет выпутаться из «ласковых» растительных объятий, а затем еще и объясниться с хозяевами.
– Перескочим через ветку и укроемся с другой стороны? – спросил Колючий.
Мысль дельная, вот только времени на воплощение ее в жизнь у нас нет.
– Не успеем, – я покачал головой. – Заляжем. Может, эта махина нас попросту не заметит.
Чугунки – создания малопредсказуемые, и если рапторы почти всегда нападают на людей, то представители других видов менее агрессивны. Даже бронезавр или дракон, произошедшие от военной техники, не всегда бросаются в атаку, завидев человека, что же говорить о бывшем локомотиве?
Он запросто может проследовать мимо, не обратив на нас внимания.
– Попробуем залечь. – Синдбад первым шлепнулся на землю, мы с Колючим повторили его маневр.
Насыпь задрожала сильнее, и показалась ползущая по рельсам туша, похожая на громадного слизняка, увешанного короткими щупальцами и чем-то вроде металлических ушей. Протяжный гудок возвестил, что кое-какие паровозные «органы» монстр сохранил, а щекотка у меня во внутренностях дала понять, что нас «увидели», что биомех обратил на нас внимание.
Тупая морда чугунка, покрытая бугристыми наростами, окуталась голубоватым сиянием.
– Это же... – прошептал бывший праведник.
– Не дергайся! – шикнул я на него.
Полыхнуло, и мощный электрический разряд пронесся над нашими головами, вонзился в ограду парка. Металлические прутья расплавились, точно были из воска, шибанула волна жара и резко запахло озоном.
«Промахнулся?» – сказал Синдбад через М-фон.
«Нет, – ответил я. – Дал предупредительный, чтобы не рыпались».
Железнодорожный биомех подъехал ближе, стал слышен монотонный шум, словно от кипящей в огромном котле воды. Простучали по шпалам искореженные, никак не круглые колеса, и исполинская туша начала понемногу удаляться.
– А теперь берем руки в ноги и убираемся отсюда, – сказал я. – Разговоры потом! Вперед!
И мы побежали.
Импровизированный кросс в полной выкладке закончился у Чуксина тупика, когда граница парка и насыпь разошлись. Нам открылся вид на громадный разлом, на исходящий из недр земли дым, а свежий северный ветер принес запах гари.
Я, честно говоря, думал, что спутники мои остыли, и вопросов больше не будет, но надежда умерла быстро. Синдбад заговорил, едва мы перешли с бега на шаг и убедились, что вокруг более-менее безопасно.
– Ну что? – спросил он. – Ты собираешься выкладывать нам всё или по-прежнему будешь держать нас за дураков?
Выбор передо мной встал нелегкий: либо не изменить собственным принципам и промолчать, но, скорее всего, лишиться доверия и поддержки, либо сказать все, поступить честно и правильно, но резко увеличить степень собственной уязвимости.
Ведь чем больше знают о тебе другие, тем ты слабее.
– Ладно, уговорили, черти красноречивые, – сказал я, решив, что непорядочно держать в неведении тех, кто уже не раз выручил меня из беды. – Дело обстоит следующим образом…
И я рассказал, что иногда могу воспринимать то же, что и рожденный в «Мультипликаторе» дубль. Вижу его глазами, получаю информацию с его имплантов, идентичных моим, и даже улавливаю обрывки мыслей. Последнее выглядело и вовсе фантастично, но, скорее всего, было правдой, и правдой неприятной.
Ведь процесс обмена информацией носит, вероятно, двусторонний характер.
– Вот почему я видел тебя как бы раздвоившимся! – потрясенно произнес Колючий. – Ангельски чудно!
– Уж ангельски или демонски – это бабушка надвое сказала, – пробурчал я. – Поэтому я четко знаю, да и неодруиды подтвердили, что от парка дубль пошел на восток, к «Дмитровской». Куда дальше, не знаю. Я по желанию к нему в черепушку... – тут меня передернуло, – заглянуть не могу, да и он ко мне, надеюсь, тоже. Будем искать следы и спрашивать, если будет у кого...
Окрестности метро «Дмитровская» – район небезопасный даже по меркам Пятизонья. Он представляет собой настоящее «урожайное поле» с артефактами, и за него постоянно идет драка. Группировки норовят взять его под контроль, им мешают чугунки, свой кусок норовят урвать ходоки.
Так что здесь стреляют почти постоянно.
– Грешно, конечно, такое говорить и на это надеяться, – Колючий засопел, – но вдруг его уже убили?
– Не знаю... – я поколебался. – Но мне кажется, я бы такое почувствовал.
– Тогда чего время терять? – Синдбад окинул взглядом начавший потихоньку темнеть небосклон. – Пошли к «Дмитровской». А там на месте разберемся, что и как, или спросим кого.
– Эх, рыжим море по колено, – пробормотал я, и мы продолжили путь.