й воде – удел «моржей» – акробатов с перекачанными мышцами.
Я не таков, но деваться мне некуда: либо я выплыву, либо утону, либо та хищная морда мной поужинает.
Импланты мои не перестали работать, и только благодаря им я вовремя рванул в сторону, а гидробот промахнулся. Заостренный нос промелькнул рядом, меня ударило чешуйчатым боком и завертело, точно волчок. Разум, мало приспособленный для участия в таких ситуациях, отключился, и дело в свои руки взяли инстинкты выживания.
Я замолотил руками и рванул вверх... чтобы со всей дури садануться башкой об лед.
Пока я тонул и уворачивался от чугунка, меня снесло прочь от полыньи, да еще и в организме начала ощущаться нехватка кислорода: еще пара минут, и я пойду ко дну без помощи гидробота.
Настырная тварь вновь попыталась протаранить меня, и я опять сумел убраться с ее пути, правда, не так шустро, как хотелось бы. Похожее на навершие шлема рыло шарахнуло меня по ноге с такой силой, что едва не оторвало ее, а острый плавник чиркнул по лицу.
Боли я не почувствовал, но перед глазами заклубилась кровавая муть. Я развернулся лицом вверх и в полном отчаянии нажал на спусковой сенсор. ИПП не предназначен для стрельбы под водой, но штука это настолько надежная, что имелись шансы на то, что она сработает и здесь. Глухие хлопки ударили по ушам, и во льду надо мной появилась большая дыра.
Я рванул к ней и с такой жадностью хватанул воздуха, что едва не подавился.
А затем понял, что меня ухватили под мышки и тащат вверх, выдергивают из полыньи. Возникло инстинктивное желание вырваться, освободиться, и я его с немалым трудом подавил.
– Твою мать! Он ранен! – рявкнул Синдбад мне прямо в ухо.
– Да разве это рана... – я хотел произнести эту фразу громко, но вышел лишь простуженный сип.
Холода, честно говоря, я не чувствовал, я вообще не ощущал собственного тела, лишь касания в отдельных местах: давление на подошвы, на плечи, глухие толчки сердца в груди и то, как саднит лицо.
– Побежали! – воскликнул Колючий. – Иначе эта тварь нас сожрет!
Мышцы меня не слушались, я казался себе деревянным истуканом, покрытым коркой льда, но каким-то образом ухитрялся бежать, задыхаясь и кашляя, оскальзываясь на льду и едва не падая. Сознание плыло, я не мог связаться даже с главным имплантом, не говоря уже о других, и почти ничего вокруг не видел, соображал только, что за спиной грохочет и трещит.
Силы кончились, но я все равно бежал, на упорстве, на желании жить...
Берег выскочил из темноты столь неожиданно, что я едва не упал. Разрывающим мышцы усилием устоял на ногах. Тяжело взбежал по покрытому слоем пепла косогору и остановился, уткнувшись в спину кому-то из спутников. В этот момент я не отличил бы одного от другого.
– Всё, оторвались, – сказал Синдбад.
– Да? – спросил я, на этот раз в полный голос, и потерял сознание.
Вернулся в чувство я рывком, просто открыл глаза, как после крепкого сна.
Я лежал, не ощущая привычной тяжести боевого костюма, зато чувствуя растекающееся по жилам блаженное тепло. Обеспечивал его, во-первых, спальный мешок, а во-вторых, небольшой костерок, самым наглым образом трещавший неподалеку.
– Вы что, идиоты? – прохрипел я, пытаясь выбраться из мешка. – Зачем вы его разожгли?
Открытый огонь – верное средство демаскировать себя, и поэтому сталкеры им почти никогда не пользуются.
– Лежи спокойно. – Синдбад появился откуда-то сбоку. – Мы в подземелье, и здесь нас никто не заметит.
– Э... ну... – Только тут я сообразил, что улетающие вверх искры разбиваются о бетонную плиту, а за кругом света прячутся стены. И еще я понял, что совершенно лишен одежды – эти гаденыши содрали с меня не только костюм, но и все остальное. – В подземелье?
– В подвале, если быть точным, – сообщил бритоголовый. – Счастье, что мы наткнулись на него так быстро.
На то, чтобы оглядеться, мне понадобилась пара минут: капитальные стены и потолок, в дальней стене – дверь, в углу груда ящиков, заваленный разнообразным мусором пол.
– Это верно, – сказал я. – А зачем вы меня раздели?
– А что, нужно было оставить тебя в холодной и мокрой одежде? – Синдбад поглядел на меня скептически. – Проведи ты в ней еще часок, точно схватил бы какую-нибудь гадость, и система подогрева не помогла бы.
Это верно – боевой костюм не рассчитан на зимние купания в Оби.
– А где Колючий?
– Сторожит наверху. Скоро я его сменю. А ты приходи в себя, одевайся, и двинем дальше.
Комбинезон и прочие шмотки лежали на ящике рядом с костром, и от них валил пар. Само пламя было светлым и очень жарким, и это означало, что горят таблетки универсального топлива.
Места они занимают немного, весят вообще мизер и очень выручают в локациях, где набрать сушняка – большая проблема.
– Обязательно приду, – пообещал я, понимая, что на самом деле вовсе не желаю куда-то идти, что бешеная погоня за самим собой утомила меня даже не столько телесно, сколько душевно.
Хотелось вот так лежать, ничего не делать, смотреть в огонь...
Но я также прекрасно понимал, что дубля нужно уничтожить как можно быстрее, что он – зло. Не абстрактное, всеобщее и глобальное, а, так сказать, частное, причиняющее неприятности лично мне.
Кто знает, что он выкинет в следующий момент? В присутствии егерей плюнет на портрет Хистера? Или пришибет «чистильщика» из Барьерной армии так, что это увидят его соратники? Или выдумает нечто такое, что мои банально человеческие мозги не в состоянии измыслить?
Все возможно.
А обвинят в произошедшем сталкера-проводника по прозвищу Лис.
Так что разлеживаться мне некогда, надо подниматься, собираться и вновь вставать на тропу войны.
– Ты как? – спросил явившийся в подвал Колючий. – Может, тебе нужно помочь?
– Сам справлюсь, – ответил я, выбираясь из спального мешка и думая, что бионик мне сейчас бы не помешал, но бионик не раненый и полный сил. – Как думаешь, твои единоверцы... бывшие, они еще гоняются за мной?
– Не знаю. – Беглый праведник пожал плечами и нахмурился. – Дьякон любит, чтобы успех приходил сразу... ему не хватает терпения. Но если его разозлить, тогда... Но мне не хочется это вспоминать.
– Ладно, – я кивнул и сморщился от дернувшей лицо боли: ее полоса протянулась ото лба до правой щеки, но при этом совершенно не затронула глаз. – Ого... что это у меня там такое?
И уже задав этот вопрос, я вспомнил – обжигающе холодная вода, темная туша, проносящаяся мимо, нечто вскользь касается моей физиономии, и я замечаю темное облачко...
– Рана. Мы ее обработа... Не трогай! – воскликнул Колючий, но было поздно, я поднял руку.
Глубокая царапина или скорее даже разрез протянулся от границы волос почти до угла рта. Мне невероятно повезло, что гидробот из Оби, нанесший эту рану, не зацепил мой глаз.
– Ничего, я не маленький. Не расковыряю, – проговорил я, осторожно обследовав полоску застывшей крови.
Одно из преимуществ наличия метаболического импланта – раны быстро затягиваются и вообще заживают. Но я знал, что эта, когда зарастет, не исчезнет полностью, что останется шрам, отметина, которой будет лишен дубль.
– А, ну ладно... – Колючий вздохнул и принялся рассказывать, что он начал молиться за меня еще на реке, когда я провалился под лед, и что они увидели, как я вылез, и вовремя вытащили меня, и что не иначе как Божий Промысел в том, что я вышел из этой передряги живым...
Стоило отметить, что приступы «проповедничества» нападали на мальчишку нечасто, но уж если нападали, то превращали его из нормального парня в подобие религиозной радиостанции.
Колючий вещал, а я потихоньку разбирал вещи и одевался.
Комбинезон оказался еще влажным, но это ничего, высохнет прямо на мне, если врубить систему подогрева костюма на полную. На налобнике шлема обнаружилась зарубка длиной сантиметров в пять – плавник чугунка разрезал его так же легко, как мою плоть.
«Шторм» я взял в руки с осторожностью, почти с благоговением – он спас мне жизнь там, под водой, но сможет ли эта «машинка» стрелять после всех выпавших на ее долю злоключений?
Но тестовый сенсор после нажатия мигнул зеленым огоньком, и у меня полегчало на сердце.
– Очень хорошо, – сказал я и принялся облачаться в боевой костюм.
– Эй, да ты меня не слушаешь? – обиженно воскликнул Колючий. – Учти, бог все видит!
Я посмотрел на него, и подленькая мысль, сидевшая в подсознании все время, что мальчишка шел с нами, всплыла на поверхность: а что, если Иеровоам на самом деле ловкий актер, и что его речи о желании уйти из «Пламенного Креста» – притворство, и он только ждет момента, дабы ударить в спину?
Эта мысль привела за собой подругу, столь же гнусную: ведь и Синдбад наверняка не так прост, как кажется, у него есть тщательно скрываемый интерес в том, чтобы идти со мной.
А в следующее мгновение мне стало стыдно.
За эти три года я настолько привык не доверять людям, что готов во всем видеть обман и предательство.
– Не слушаю, – сказал я. – А ты все надеешься обратить меня в свою веру?
– Нет веры моей или твоей, она общая! – пылко воскликнул Колючий.
Чтобы сохранить такую искренность после долгого пребывания в своре Дьякона, нужно обладать не только чистым сердцем, а еще и мощным иммунитетом против всякой душевной грязи.
Или уметь великолепно играть...
Нет, Лиса таким, какой он есть, сделало не только Пятизонье, но и те годы, когда я сам был похожим на Колючего молодым придурком, страстно верил в идеалы, в то, что мы несем добро нашей стране, и когда я воспитывал в себе осторожность и подозрительность ко всем, кто не является «своим».
Просто так это из меня теперь не вытравить.
– Пошли, – сказал я, наступая на костер, чтобы затушить его. – Незачем заставлять Синдбада ждать.
Выбравшись из подвала, я обнаружил, что принадлежит он полностью развалившемуся частному дому, а вокруг – большой дачный массив: поваленные, подгнившие заборы, сараи, силуэты поломанных деревьев, жилые строения разной степени разрушенности.