Уже слышен гул тарахтящего дизеля. Кто-то кричит в мегафон по-английски, обращаясь к моей команде. Из набора фраз понимаю лишь одно словосочетание: «Предлагаем сдаться…»
— Ага, сейчас, — ворчу я, доставая из рундука фальшфейер.
Британцы явно спешат. Два мужика на его борту постоянно поглядывают в сторону нашего военного корабля и упрямо идут на сближение. Подходит и патрульный катер.
— Отдайте документ, поднятый вами со дна бухты! — кричит один из них по-русски. — Отдайте документы и проваливайте ко всем чертям — мы вас отпустим!..
Высунувшись, произвожу в ответ несколько выстрелов из пистолета. Быстроходный катер вновь виляет в сторону. А в ответ по корпусу катера стучат пули, выпущенные британцем из короткоствольного пистолета-пулемета. Теперь вскрикивает от боли Михаил. Оглядываюсь на разбитую стеклянную дверь салона. Жук сидит на полу. Правой рукой держится за окровавленную шею, левой сжимает микрофон и дочитывает последние строчки из журнала Иванцова. Вместо его привычного голоса слышу хрипы… Почти успели. Еще пара минут, и весь текст будет записан на пленку специалистами радиотехнической боевой части «Пантелеева».
Британцы подходят почти вплотную, поливая борта «Миллениума» пулями из скорострельного оружия. Прячась за платформой, поджигаю фальшфейер и бросаю в проплывающий мимо быстроходный катер. И тут же высаживаю последние патроны в его пассажиров. Не бог весть какая мера противодействия, но все же… Один из них падает, роняя пистолет-пулемет. Второй, пригнув голову, увеличивает обороты двигателей и уходит из-под обстрела. Катер уплывает прочь, оставляя дымный след горящего в открытой кабине фальшфейера. Этих шуганули. А что с настырными филиппинцами? Оборачиваюсь к левому борту и вижу нависающий над кокпитом серый нос патрульного катера. Он медленно подходит к нам, намереваясь пришвартоваться. С верхней турельной установки прямо на меня глядит черное отверстие ствола крупнокалиберного пулемета. Хреновое зрелище.
Я понимаю, что моряки с большого противолодочного корабля не дадут нас в обиду. Однако они находятся как минимум в одной миле, а вооруженные филиппинцы, подстрекаемые друзьями-британцами, уже готовят швартовые концы.
Бросив на палубу бесполезный пистолет, я молча жду своей участи. И вдруг сквозь равномерную работу судового дизеля слух ловит нарастающий стрекот винтов вертолета. Звук летящего «Ка-27» я не спутаю ни с каким другим. Даже если в небе одновременно появится несколько различных «вертушек», я все равно его узнаю.
Задрав голову, я вижу приближающийся вертолет серо-белой расцветки с ярко-красными звездами на киль-шайбах. Дверь его грузовой кабины полностью сдвинута; из чернеющего проема торчат несколько стволов.
Противолодочный «Ка-27» не имеет броневой защиты и бортового стрелкового вооружения, однако при неполной заправке вполне способен принять в грузовую кабину полдюжины морских пехотинцев с полной амуницией. Именно так и решил поступить командир БПК, дабы оказать нам скорейшую поддержку.
«Вертушка» летит на высоте полсотни метров. Скорость относительно небольшая. Вертолетчики, безусловно, рискуют — крупнокалиберный пулемет собьет его в два счета. В данном случае они рассчитывают на благоразумие и страх филиппинских пограничников. Ведь всего в миле от разыгравшихся событий находится грозный военный корабль, оснащенный самым современным вооружением. Вряд ли кто-то из команды небольшого катера захочет испытать на своей шкуре его мощь.
Предупредительная очередь из ручного пулемета, торчавшего из проема грузовой двери, рисует на поверхности воды ровный ряд фонтанчиков всего в двадцати метрах от левого борта патрульного катера. Он тут же выпускает из короткой трубы облачко темно-серого дыма и послушно отваливает в сторону…
Эпилог
Тихий океан; юго-западная акватория Филиппинского моря.
Борт БПК «Адмирал Пантелеев».
Настоящее время
— Самое удивительное не в том, что чудеса случаются. А в том, что их еще не обложили налогами, — вздыхает Горчаков, провожая взглядом носилки с Висенте и Игорем Фурцевым.
Моряки помогают перебраться с борта тонущего катера на палубу «Адмирала Пантелеева» раненым Георгию и Михаилу. Я, Инга, Джиан и Ампаро поднимаемся по штормтрапу самостоятельно. Первым на палубе нас встречает Сергей Сергеевич. Он благодарит и крепко пожимает каждому руку. Даже незнакомым ему филиппинцам.
Увидев несколько минут назад шефа, я изрядно удивился: откуда он здесь и как он сюда попал? Впрочем, удивление быстро прошло. Горчаков вездесущ; за его перемещениями невозможно уследить даже в Москве.
— У тебя кровь, — замечает он. — Ты ранен?
— Ерунда. Рассекло пулей кожу.
— Ну, иди, размещайся, переодевайся. Потом найдешь меня — поговорим…
Перед тем как скрыться в надстройках БПК, оборачиваюсь. Спасшая нас «вертушка» заходит на вертолетную площадку. Катер береговой охраны резво удаляется в сторону едва различимой на горизонте полоски берега. В трех кабельтовых горит быстроходный катер британцев. А наш «Миллениум» покачивается на волнах рядом с громадным корпусом «Адмирала Пантелеева». Принимая через многочисленные пробоины воду, он постепенно заваливается на правый борт и начинает тонуть. Печальное зрелище. Он хорошо нам послужил, и мы успели привыкнуть к этому удобному и безотказному катеру…
Джиан с Ингой размещаются в свободной офицерской каюте. Я с Ампаро селюсь по соседству. Переодевшись в тропичку, в первую очередь бегу в медблок проведать товарищей.
— Ранения неопасные, — докладывает корабельный врач — майор медицинской службы. — Пулю из брюшной полости филиппинца я уже извлек. У капитан-лейтенанта Фурцева ранение левой области брюшной полости — пуля прошла навылет, не задев жизненно важных органов. Капитан второго ранга Устюжанин отделался повреждением мышцы. Самое серьезное ранение получил капитан третьего ранга Жук, однако позвонки и шейные аорты не повреждены. Сейчас фельдшер обрабатывает раны и занимается перевязками. Надеюсь, никаких осложнений не последует.
— Вы их скоро отпустите?
— Устюжанина сегодня же могу перевести в каюту, если пообещает не давать нагрузку раненой ноге. Остальные должны остаться в медблоке — я должен понаблюдать за их состоянием.
Осмотрев мою голову выше левого уха, доктор приказал:
— Давайте-ка и вам обработаем рассечение. От греха…
Покинув медблок с бинтовой повязкой на голове, я отправился на поиски шефа и обнаружил его в ходовой рубке. Уединившись в штурманской выгородке, он навис над раскрытым журналом и диктовал в трубку аппарата строчки из записей профессора Иванцова.
Мешать я не стал и присел в сторонке на свободное кресло второго помощника. Я понимаю шефа. Сейчас крайне важно скрупулезно и как можно быстрее передать в Москву текст технологии изготовления вакцины против смертоносного штамма E.coli. Не зря же мы тут корячились около двух недель: искали подлодку, придумывали способ открытия командирского сейфа, сидели по разным камерам за решеткой, бегали от преследователей, снова ныряли в поисках документов профессора и уходили от погони под градом крупнокалиберных пуль…
БПК «Адмирал Пантелеев» набрал хороший ход и держит курс на север. Остров Катандуанес остался позади и слева. Впереди Тихий океан. А точнее, юго-западная акватория Филиппинского моря. Через шестьсот миль мы пройдем сквозь японскую префектуру Окинава, включающую в себя сто двадцать островов, и окажемся в Восточно-Китайском море. Ну, а там рукой подать до Японского моря и Владивостока — трое суток пути хорошим ходом, и мы у родных берегов.
Я любуюсь бескрайними просторами океана и вспоминаю две недели моего сумасшедшего «отпуска», за время которого успел поработать на глубине, посидеть в тюрьме, погонять на катерах и автомобилях и всласть пострелять. Врагу не пожелаешь такого отдыха…
Покончив с диктовкой, Сергей Сергеевич еще разок крепко обнимает меня и благодарит за проделанную работу. А затем уводит в свою каюту, где подобно фокуснику извлекает из чемодана бутылку хорошего коньяка. Мы присаживаемся к столику, кромсаем тупым ножом лимон, ломаем плитку шоколада и разливаем по чайным стаканам крепкий алкоголь…
— Ну уж в беде-то не оставим, — уверенно отвечает генерал на мой вопрос о судьбе трех филиппинских граждан, находящихся на борту «Пантелеева». — Коль они помогли нам, то мы обязаны ответить тем же. Если захотят — дадим российское гражданство, поселим где-нибудь в Подмосковье, девушку устроим учиться. Она совсем молодая. Сколько ей лет?
Улыбаюсь, вспоминая ее заверения относительно возраста.
— Уверяет, что восемнадцать.
— Ну вот! В самый раз поступить в какой-нибудь колледж.
— У меня еще одна просьба.
— Слушаю, Женя.
— Разузнайте адрес матери Марины.
— Зачем он тебе?
— Хочу увидеть ее сына. Любила она его очень…
— Хорошо, — подумав, соглашается он. — Как только доберемся до Москвы — будет тебе адрес…
Мы потягиваем хороший коньяк. Сергей Сергеевич расспрашивает меня о тех событиях, которые остались для него «за кадром». Я рассказываю и в свою очередь задаю вопросы о некоторых темных пятнах в этой истории. А именно о трагической смерти Марины, о встрече и переговорах со «злым» следователем, о том, как Горчаков сбился с ног в поисках сбежавшего со следственного эксперимента подследственного…
— Ты знаешь, — говорит он, подпаливая очередную сигарету, — будучи в Маниле, я убедился в том, что есть стремление обычных людей к нормальному порядку вещей. Не привычка к предрешенной несправедливости, а готовность к усилиям по его восстановлению.
Я с ним полностью согласен и намерен после нашей задушевной беседы навестить своих новых филиппинских друзей. Джиан, Ампаро и Висенте — именно такие люди, о которых только что говорил мой шеф. Простые, бедные, малообразованные. Но вместе с тем честные, великодушн