ступлением, да еще едва заметную?
Также невестка говорила, что она, возможно, оставила следы крови на месте преступления, потому что случайно разбередила свою рану, когда искала ключ в сумочке. Полицейские впоследствии сочли это подозрительным, поскольку вспомнили, что один из их коллег зафиксировал пятно крови в коридоре в присутствии невестки. Поскольку невестка увидела его до того как ее доставили в отделение полиции на допрос, ей пришлось сочинить легенду об открывшейся ране, чтобы объяснить пятно, обнаруженное на месте преступления, которое, как ей казалось, было ее кровью.
А теперь давайте будем честными: если бы вы присутствовали на месте преступления, будучи при этом невиновными, и увидели, как обнаружили пятно крови, а у вас к тому же была бы травма на руке, разве вы не захотели бы привлечь внимание полиции к тому, что пятно крови могло принадлежать вам? Иными словами, какой компрометирующий вывод можно сделать из такой улики, если на самом месте преступления не было обнаружено ни капли ее крови? Если быть точным, то на месте преступления не было найдено ни волоска, ни частички кожи, принадлежавших невестке. Вероятность того, что она сообщила о своей ране, чтобы помочь в расследовании, столь же правдоподобна, как и предположение полиции, что невестка хотела объяснить присутствие пятна ее крови в доме убитых в качестве меры предосторожности. В любом случае, вывод о виновности в убийстве нельзя делать лишь на основании этого пятна крови.
Однако была еще одна последняя улика, которая, по мнению полиции и суда, указывала на вину невестки: ее предполагаемая попытка самоубийства в ночь, когда было совершено убийство. Основанием послужило психиатрическое освидетельствование невестки во время судебного процесса, в ходе которого она предоставила информацию о своем местонахождении в ночь убийства. Она рассказала психиатру, что вернулась домой из магазина около 21:00, причем всю дорогу шла пешком, потому что BMW не заводился и ей пришлось обратиться в мастерскую. В тот момент ее уже какое-то время посещали мысли о самоубийстве. Казалось, что у женщины на плече сидели ангел и демон, один из которых говорил, что жить стоит, а другой советовал: «Хватит говорить, сделай это наконец».
В тот вечер невестке было особенно плохо, казалось, что продолжать жить не стоит.
Женщина заранее тщательно продумала план самоубийства: она попадет в аварию на своей машине, ударится о столб моста и все закончится.
Поскольку она не хотела, чтобы члены ее семьи узнали, что она покончила с собой, то сказала им, что собирается навестить подругу. Когда BMW отказался заводиться, женщина подумала, что это может быть знаком не убивать себя. Тем не менее она все равно хотела это сделать, поэтому просто взяла другой семейный автомобиль, Dacia, и уехала на нем около 23:00. Потом она остановилась на какой-то автозаправочной станции и долго обдумывала аргументы за и против самоубийства. Женщина не знает, подвела ли ее смелость или возобладал здравый смысл. В любом случае около 01:00 она вернулась домой, так ничего и не сделав.
Суд не поверил ни единому ее слову. Даже со временем все непонятно, например, чем невестка занималась между 21:00 и 23:00 часами? А если она действительно хотела покончить с собой, то вряд ли озаботилась бы организацией внезапного визита на день рождения свекрови. Кроме того, по мнению психиатра, суицидальные наклонности подтвердить не удалось. Вы уже догадываетесь, что аргументам суда можете противопоставить столько же контраргументов: утром накануне предполагаемого преступления невестка снова испытывала сильную боль вследствие хронического и очень болезненного недуга, поразившего спину и плечо, в результате чего в тот день ей, очевидно, пришлось поехать к врачу. Стало ли это пресловутой последней каплей? Уж лучше покончить жизнь самоубийством, разбившись в чужой машине – изначально она собиралась арендовать машину, чтобы поехать к «подруге», а не брать машину, принадлежащую ее семье – в контексте плана самоубийства это не было бы такой уж странной причиной. А тот факт, что с суицидальными мыслями в голове может потребоваться два часа, чтобы добраться домой из супермаркета, находящегося всего в двух километрах, принять душ, освежиться, в последний раз поесть и так далее, а сесть в машину получится только в 23:00, представляется вполне обоснованным.
Но тут наступает черед аргумента об убийстве, совершенном в состоянии аффекта: для чего невестка придумала историю с самоубийством в автомобиле Dacia, а не в BMW, который, по мнению полиции, прокурора и суда, в действительности был пригоден к эксплуатации, и его даже видели (по свидетельствам очевидцев, в совершенно другом месте)? Потому что перед историей о самоубийстве она уже говорила, что BMW был неисправен и не хотела противоречить сама себе? Но ради чего идти на новый риск с утверждением, которое можно с легкостью опровергнуть? Что, если бы в предполагаемое время на этом участке автомагистрали дежурил бы полицейский патруль или из-за аварии образовалась пробка, так что описанный невесткой маршрут оказался бы недоступен с 23:00 до 1:00? Все это могло бы уличить ее во лжи, если предположить, что она говорила неправду. Тогда почему бы невестке не промолчать и не придерживаться версии, что весь вечер она просидела дома. И, кроме того, действительно ли рассказ о планировании самоубийства, которого на самом деле могло и не быть, приводит к выводу, что невестка той ночью жестоко убила двух своих родственников? Тот факт, что автомобиль Dacia в ночь убийства не проехал 700 километров до Кобленца и назад, можно было установить по пробегу.
Самый волнующий вопрос в этом деле – это как после всех вышеперечисленных заявлений и расследований суд мог прийти к выводу, что невестка была хладнокровным двойным убийцей? «Подсудимая признана виновной в совершении преступления, поскольку является единственным человеком, который имел возможность совершить преступление, и ее вина подкрепляется дополнительными доказательствами», – говорится в приговоре. И это возвращает нас к вопросу об уликах, поставленному в начале. Можно ли осудить кого-то исключительно на основании косвенных доказательств?
Причина заключается в уже упомянутой свободной оценке доказательств судьей.
Как судья придет к своему мнению и решит, виновен подсудимый или не виновен, зависит от него самого: правил в принципе не существует.
Все, чего требует от него закон, – это «признать истинными» факты, которые он излагает в своем решении. Но поскольку на эту «истину» влияет не только логический ум судьи, но и его чувства, одной личной уверенности судьи, само собой разумеется, недостаточно, чтобы осудить или оправдать кого-либо. Судья должен основывать свое личное убеждение на объективных основаниях, позволяющих по понятным причинам сделать вывод, что установленные им обстоятельства дела «с высокой степенью вероятности» были именно таковы. Иными словами, выводы, которые делает судья, должны в конечном итоге привести к вынесению вердикта, который является объективным, рациональным и логически понятным и, следовательно, с высокой вероятностью соответствует тому, что судья определил в своем приговоре.
И это возвращает нас к уликам. Ведь даже косвенные доказательства, то есть простые намеки, позволяют сделать выводы в ту или иную сторону. И если у вас будет не одна, а, возможно, десять улик, указывающих на вину или невиновность подсудимого, этого в итоге будет достаточно, чтобы вы приняли то или иное решение. Таким образом, наличия нескольких в целом убедительных доказательств или немногих, но очень весомых доказательств, говорящих за или против обвиняемого, в принципе достаточно, чтобы прийти к понятному выводу о том, виновен человек или нет.
Также существует еще несколько доказательств, которые я вкратце упомяну для полноты картины.
Место преступления и характер ран на трупах указывали на очень динамичное развитие событий с применением жестокого насилия, в результате которого неизбежно должны были остаться следы ДНК преступника. Как уже неоднократно говорилось, на месте преступления не было никаких следов невестки: ни волос, ни чешуек кожи, не говоря уже о крови. Однако на лестнице был обнаружен неопознанный кровавый отпечаток обуви, который, тем не менее не мог принадлежать невестке, поскольку размер не соответствовал, а также черный волос с головы, обнаруженный на трупе свекра, который также не мог иметь никакого отношения к женщине, поскольку на момент совершения преступления она была рыжей. Во дворе у родителей также был найден окурок, хотя никто из всей семьи – ни покойные супруги, ни сын и невестка – не курил эту марку сигарет. Кстати, и упомянутый волос, и окурок исчезли из помещения, где держали вещественные доказательства, пока шло судебное разбирательство, но это, похоже, никого из суда или полиции не встревожило.
Кроме того, невестка категорически отказалась от инсценированной встречи с соседкой, где та выступала в качестве информатора полиции и «добровольно» предложила ложное алиби.
Ничего из этого не было учтено при вынесении приговора, как не был учтен и способ убийства, который и по сей день вызывает серьезные сомнения в виновности невестки: не слишком ли необычно, чтобы женщина убивала так жестоко, к тому же сразу двоих человек? Следует уточнить, что, по данным судебной медицины, наличие тех или иных травм не дает никаких сведений о внешности преступника. Для нанесения обнаруженных повреждений не требовалось ни особой силы, ни массы тела. И описанный в начале истории миф о том, что женщины почти всегда убивают «мягкими» способами, такими как яд или лекарства, к сожалению, является ошибочным. Фактически, в большинстве случаев, когда в роли убийцы выступают женщины, нож становится предпочтительным орудием убийства. В Германии женщины также довольно часто хватаются за нож, особенно когда хотят убить своего партнера, а именно, согласно исследованию, проведенному в Гамбурге, в 72 % случаев. К яду же прибегали только в 5 % случаев, когда использовали, например, дезинфицирующее средство в апельсиновом соке или таблетки инсулина в водке