Сегодня сложился целый перечень правовых прецедентов по вопросу о том, какое телесное повреждение следует считать аморальным, а какое – предметом согласия.
Например, согласие на ампутацию частей тела, которые кто-то воспринимает как чужеродные вследствие так называемого расстройства идентичности целостности тела, разрешается на том основании, что те, у кого часть тела была удалена по их просьбе, впоследствии не страдают от потери, а воспринимают ее с чувством облегчения.
С точки зрения судопроизводства, аморальность согласия должна определяться на основании того, какие преимущества компенсируют недостатки телесных повреждений. Даже намеренное заражение СПИДом через половой акт по обоюдному согласию – да, такое существует – не должно считаться аморальным[34].
Однако мне, честно говоря, непонятно, почему намеренное заражение СПИДом имеет преимущества, допускающие согласие, а околосмертный опыт, не имеющий каких-либо побочных эффектов, не имеет.
Любой, кто поднимается на Эверест, рискует умереть, поскольку каждый третий человек умирает, пытаясь достичь его вершины. Однако ни одному организатору экспедиции обвинение в нанесении телесных повреждений пока не было предъявлено. То же самое относится и к экстремальным видам спорта, таким как бои в клетках, скалолазание без страховки или футбол. Да, вы прочитали правильно. Среди всех видов спорта в футболе наибольшее количество смертей, но не по причине грубых нарушений, а, скорее, из-за сердечной недостаточности. Даже на серьезные травмы головы, полученные в ходе турнира по боксу, можно запросто согласиться.
Подводя итог, можно сказать: если вы хотите дать согласие на причинение себе телесных повреждений, разрешение зависит от взглядов общества. Если причинение телесных повреждений социально приемлемо, согласие на него допустимо, в противном случае – нет.
Кристиану выпала плохая карта. Судья не признал околосмертный опыт социально приемлемым и поэтому классифицировал его как аморальный. В следующей инстанции судья, вероятно, сделал бы то же самое. Я отговорил его подавать апелляцию.
Но какое отношение все это имеет к Марко? Возможно, вы также задавались вопросом, зачем вообще прокуратура расследовала околосмертный опыт Кристиана и его друзей, ведь в ходе печально известных экспериментов ничего не случилось.
Оказалось, что Кристиан знал не только Марко и Саскию, которые были его коллегами из службы спасения. Кристиан также знал Матце, нового партнера Саскии, причем знал его даже очень хорошо, потому что Матце много лет был партнером Кристиана по смене в скорой помощи, пока не устроился работать в офисе.
Когда Кристиан узнал о внезапной смерти Марко, у него возникло плохое предчувствие. Мало того, что он был поражен внезапной смертью мужчины от сердечного приступа, учитывая его физическую форму, но было еще кое-что. За два дня до его смерти Кристиан дал Матце те же препараты, которые использовал для своих околосмертных экспериментов.
Кристиан над этим даже не задумался, ведь среди спасателей было обычной практикой иметь личный комплект средств для первой помощи. Помимо дыхательного мешка, аспиратора, интубационного набора и капельницы, в него также входили медикаменты для экстренных случаев, с помощью которых оказывалась помощь в чрезвычайных ситуациях во внеслужебное время. Это было не совсем законно, потому что все это были препараты, отпускаемые по рецепту, и, конечно, было нехорошо просто «взять» их у Красного Креста. Но до сих пор все закрывали на это глаза.
Поскольку Матце рассказывал Кристиану о своей близкой дружбе с Саскией и Марко, то Кристиан сразу заподозрил неладное, когда узнал, что Саския в день смерти Марко пыталась сделать ему инъекцию. Неужели приватный околосмертный эксперимент с Саскией, Матце и Марко обернулся страшной развязкой?
В реальной ситуации осуществления реанимации введение инъекции не имело бы никакого смысла. Ценные минуты для непрямого массажа сердца были бы потеряны. Инъекция является вторичной мерой. В такой опасной ситуации, когда важнее всего поддерживать циркуляцию крови и питание тканей кислородом, она не имеет особого смысла. И Саския как опытный фельдшер должна была это знать.
Кристиан и его друзья, напротив, всегда начинали свои околосмертные эксперименты с инъекции, что позволяло им дозированно вводить снотворное и анестетики в вены. Но решающим моментом для Кристиана стал звонок от Матце всего за несколько часов до того как сердце Марко перестало биться. Он спросил Кристиана, достаточно ли будет переданного ему медикамента, чтобы вызвать остановку дыхания…
Кристиан боролся с собой целых два дня, прежде чем обратился в полицию. Он хорошо относился к Матце, но к Марко он относился лучше. Если Матце или Саския, или же они оба облажались, то им придется за это ответить, даже если это означало, что Кристиану придется рассказать полиции о собственных околосмертных экспериментах…
Никто не мог даже вообразить, какую бурю Кристиан поднял своим заявлением. Поначалу все выглядело так, будто Марко трагически скончался от внезапного сердечного приступа. Тем временем в полицию поступили токсикологические заключения судебно-медицинской экспертизы, которые ничего странного не выявили. В крови Марко не было обнаружено никаких следов инородных или смертельных веществ, даже алкоголя, не говоря уже о снотворных или анестетиках. Похоже, Кристиан добровольно пошел под нож ни за что.
Однако при вскрытии Марко была упущена важная деталь: после внезапной остановки сердца Марко целых четыре дня пролежал в отделении интенсивной терапии, прежде чем его отключили от приборов. Но это также означало, что у его организма было четыре дня, чтобы растворить любой введенный медикамент.
Снотворные препараты и особенно анестетики очень быстро расщепляются организмом, не оставляя следов.
Доказать их присутствие через четыре дня уже было бы невозможно. Так, быть может, Кристиан все же был прав в своем мрачном предчувствии?
По чистой случайности в больнице все еще хранились образцы крови, взятые у Марко сразу после его прибытия в клинику для проверки на воспаление, которое могло бы объяснить внезапную остановку сердца. Если бы полиция приехала всего на день позже, образцы крови уже были бы уничтожены, как и заведено в больницах.
К сожалению, крови осталось не так уж много. Если бы полицейские захотели проанализировать все вещества, им потребовались бы тысячи литров крови, а также куча времени и денег. Но в случае с Марко Кристиан, похоже, дал полиции правильную наводку: кровь мужчины содержала именно тот смертельный наркотический коктейль из снотворного и анестетиков, который Кристиан передал Матце за два дня до сердечного приступа Марко.
Полицейские решили наведаться к Матце…
Уже при рукопожатии следователи заметили, что Матце сильно нервничал. Он избегал зрительного контакта, дрожал всем телом, а на простые вопросы отвечал нерешительно и заикался. А когда полицейские задали ему конкретный вопрос по поводу препаратов, которые дал ему Кристиан, Матце погрузился в чрезвычайно запутанные истории. Потому что этих препаратов больше не было в его личном комплекте. Он не мог использовать их для оказания первой помощи в чрезвычайной ситуации в течение последних двух дней, потому что остальная часть его аптечки оставалась совершенно нетронутой. Матце даже не смог объяснить, когда, где и с кем произошла эта предполагаемая чрезвычайная ситуация и почему ему пришлось применять наркоз. А ведь это медицинское мероприятие ни в коем случае нельзя проводить в одиночку.
Дальнейшие попытки Матце объяснить, что случилось со смертельными препаратами, также оказались неубедительными. Когда в конце концов Матце заявил, что с помощью медикаментов собирался покончить с собой, то еще больше запутался. Затем полицейские рассказали ему о результатах расследования и остатках медикаментов, обнаруженных в крови Марко, и напрямую спросили у Матце, где он находился в то время, когда у мужчины случился сердечный приступ.
Матце некуда было прятаться. Следователям было ясно: он имел отношение к смерти Марко. Но никто, включая следователей, не ожидал, что в ночь его допроса в деле произойдет настолько резкий поворот. Потребовалось еще три долгих перекура, прежде чем Матце бессильно опустился на стул, накрыл руками голову и, опустив взгляд, произнес: «Это было запланировано очень давно».
Потрясенный, Матце начал свою исповедь и, казалось, что с его плеч свалился невыносимый груз. Оказалось, что Саскию и Матце связывают давние отношения. Он познакомился с ней, когда работал в скорой помощи, и сразу влюбился без памяти. Конечно, он знал, что она замужем за Марко, но он также знал, что Саския не всегда была верна своему супругу. Один из коллег рассказал Матце, что у него уже была интрижка с Саскией и даже дошло до того, что в сочельник Марко пришлось ночевать в офисе, потому что Саския предпочла отмечать Рождество со своим любовником. С тех пор их брак считался простым фарсом, ведь любовники у Саскии появлялись с удивительной регулярностью. И пока она с ними развлекалась, Марко могли даже не пускать в собственный дом, а иногда ему приходилось ждать в подвале, пока они закончат.
В какой-то момент Саския начала строить глазки Матце. И он ответил взаимностью. Поначалу это был просто случайный роман: время от времени во время ночных смен они занимались сексом. Но постепенно стали видеться чаще. Марко знал обо всем этом, но Матце всегда хорошо ладил с ним. В итоге он на несколько месяцев поселился на третьем этаже в доме вместе с Саскией и Марко, взяв на себя часть аренды. А однажды Саския рассказала Матце, что младшая дочь на самом деле не от Марко, а от него. С этого момента он не мог уйти от Саскии, хоть она и изменяла ему с другими мужчинами, а потом вообще уехала в отпуск с новым любовником. Однако вскоре она вновь дала Матце надежду. Во время свидания с ним Саския дала понять, что снова думает о совместном будущем, но только при одном условии: нужно «решить проблему с Марко». Матце обязан «сделать что-нибудь» с ним. В конце концов Марко регулярно насиловал Саскию, избивал обоих детей, включая дочь Матце, и вообще напивался и вел себя агрессивно. Теперь Матце предстоит защитить свою маленькую семью.