помощью прямых вопросов. От этого мистер Коблинг раз за разом терял нить повествования и уходил в Дебри многочисленных побочных сюжетных линий. Уимзи толкал друга под столом ногой, чтобы тот замолчал, и с бесконечным терпением возвращал беседу в главное русло.
Прошло около часа, прежде чем мистер Коблинг объявил, что его жена может рассказать им гораздо больше о Мисс Доусон, нежели он сам, и пригласил посетить его коттедж. Приглашение было с готовностью принято, и Джентльмены отправились в путь; по дороге мистер Коблинг объяснял Паркеру, что ему уже восемьдесят семь, но он крепче, чем выглядит, и ему не на что было бы жаловаться, если бы не ревматизм. «Знаю, меня малость скрючило, — повторял мистер Коблинг, — но это все лошади. Я всю жизнь с ними провозился…»
— Что-то вы какой-то раздраженный, Чарльз, — прошептал Уимзи ему на ухо, — наверное, все дело в чае, который вы пили на завтрак, — он так действует на желудок.
Миссис Коблинг оказалась очаровательной пожилой леди, с лицом, напоминающим печеное яблочко. Она была несказанно рада возможности поговорить о своей драгоценной мисс Агате. Паркер, считая необходимым как-то обосновать их расспросы, начал многословное объяснение, но его даже не стали слушать. По мнению миссис Коблинг, было абсолютно естественно, что весь мир интересуется семьей Доусон, и она без предисловий начала свой рассказ.
Она поступила на службу к Доусонам еще девочкой, можно сказать, как только родилась. Да и как иначе — ведь ее мать была экономкой у мистера Генри Доусона, отца мисс Агаты, а до этого — у его отца. Она сама начала работать в большом доме горничной, когда ей сравнялось пятнадцать. Мисс Харриет, той, что вышла потом за Джеймса Уиттакера, тогда было всего три. Да, и она была там, когда родились остальные дети. Мистер Стивен — он был наследником, и, боже! сколько же неприятностей он принес семье, можно сказать, свел отца в могилу. Очень печально все повернулось. Бедный мистер Генри пустился в какие-то спекуляции: миссис Коблинг не знала, в какие именно, но он связался с непорядочными людьми где-то в Лондоне и все потерял. Бедняжка, он так и не смог от этого оправиться. Умер, когда ему было всего пятьдесят четыре. Такой приятный, положительный джентльмен, у него для каждого было доброе слово. Жена ненадолго его пережила. Она была француженка, очень милая, но в Англии чувствовала себя совсем одинокой. Семьи у нее не было, двух сестер заживо замуровали эти страшные паписты.
— А что сделал мистер Стивен, когда лишился наследства? — спросил Уимзи.
— Мистер Стивен? Занялся торговлей. Может, это и не пристало джентльмену, но я слышала, что старый Барнаба Доусон, дед мистера Генри, был простым зеленщиком или вроде того, а ведь, как говорится, через три поколения дети повторяют судьбу своих предков. Правда, мистеру Стивену пришлось тогда нелегко. Он был помолвлен с прекрасной девушкой, да-да, и очень богатой наследницей. Но когда та узнала, что мистер Стивен беден, разорвала помолвку — оно и к лучшему, раз она была такая бессердечная. До сорока лет мистер Стивен прожил холостяком, а потом женился на женщине, у которой совсем не было семьи — вообще никаких родственников. Она была очень милая и стала ему прекрасной женой, уж поверьте, ребенок у них родился только один, мистер Джон. Они в нем души не чаяли. А потом, в один ужасный день, пришло известие, что он погиб на войне. До чего же это страшное дело, война, да, сэр? — никому от нее ничего хорошего, только налоги увеличиваются да цены подскакивают небес.
— Так его убили? Какое горе для несчастных родителей!
— Да уж, сэр. Для бедного мистера Стивена, который так столько всего пережил, это стало последней каплей. Он сошел с ума и застрелился. Мало того, еще и жену вою застрелил. Вы должны помнить об этом случае, сэр. О нем много писали в газетах.
— Кажется, я что-то припоминаю, — сказал Паркер, дабы не умалять значения местной трагедии. — А молодой Джон — насколько я понял, он не был женат?
— Нет, сэр. И это тоже весьма прискорбно. Он был помолвлен с одной девушкой, медсестрой из госпиталя, — как мы поняли, и надеялся жениться на ней во время слегшего отпуска. Только у них ничего не вышло.
Миссис Коблинг всхлипнула и промокнула глаза краешком фартука.
— А мистер Стивен был единственным сыном?
— Не совсем так, сэр. Были еще близнецы. Очаровательные малыши, но они прожили всего два дня. Родились через четыре года после мисс Харриет — той, которая вышла за мистера Джеймса Уиттакера.
— Нуда, конечно. Через них-то две семьи и оказались связаны между собой.
— Да, сэр. Мисс Агата, мисс Харриет и мисс Клара Уиттакер — они все учились в одной школе, так миссис Уиттакер пригласила обеих девушек погостить у мисс Клары на каникулах, и тогда мистер Джеймс влюбился в мисс Харриет. Она была не такая хорошенькая, как мисс Агата — это на мой вкус, — но очень живая и веселая, а мисс Агата никогда не флиртовала и вообще считала любовь страшной глупостью. Она мне сама говорила: «Бетти, я никогда не выйду замуж, и мисс Клара тоже, и мы будем жить с ней вместе, без этих надоедливых, напыщенных джентльменов». Так оно и вышло, сэр, как вы знаете. Мисс Агата, хотя и тихая, всегда была очень решительной. Как вобьет себе что-нибудь в голову, нипочем ее не переубедишь — ни уговорами, ни угрозами, ничем! Как я ни пыталась, не получалось — даже когда она была совсем крошкой. Я тогда часто помогала в детской. Или разозлится, или расплачется, но ни за что не уступит.
Уимзи подумал о беспомощной, прикованной к постели пожилой женщине, стоящей на своем, несмотря на уговоры нотариуса и настойчивость племянницы, и почувствовал, что проникается уважением к мисс Агате Доусон.
— Выходит, семья Доусон практически вся вымерла? — спросил он.
— Похоже на то, сэр. Осталась только мисс Мэри — но она, конечно, Уиттакер. Она внучка мисс Харриет, единственного ребенка мистера Чарльза Уиттакера. Тоже осталась совсем одна, прежде чем переехать к мисс Доусон Мистер Чарльз и его жена погибли в ужасной автокатастрофе — можно подумать, их семью преследовал злой рок. Прямо не верится, что мы с Беном пережили их всех.
— Не грусти, мать, — сказал Бен Коблинг, накрыв ее руки своими. — Бог был милостив к нам.
— Воистину! У нас трое сыновей, сэр, и две дочери, и четырнадцать внуков, и уже трое правнуков. Хотите посмотреть их фотографии, сэр?
Лорд Уимзи сказал, что с удовольствием взглянет на снимки, Паркер также пробормотал нечто одобрительное. Засим последовали жизнеописания всех потомков семейства Коблингов. Как только в рассказе возникала пауза, Чарльз наклонялся к Питеру и шептал ему на ухо: «Как насчет кузена Аллилуйи?», — но, прежде чем тот успевал задать вопрос, бесконечная семейная хроника возобновлялась.
— Ради всего святого, Чарльз, — прошипел Питер, разъяренный, когда миссис Коблинг покинула их, чтобы принести шаль, которую внучок Уильям прислал ей с Дарданелл, — хватит говорить «аллилуйя»! Мы же не в церкви!
Шаль получила заслуженные комплименты, после чего беседа перешла к заморским землям и местным аборигенам, в частности к нефам, и лорд Уимзи, напустив на себя беззаботный вид, спросил:
Кстати, а не было ли у Доусонов родственников где-нибудь за границей?
— Ну конечно, — слегка удивившись, ответила миссис Коблинг. — Мистер Пол, брат мистера Генри. Но о нем здесь почти не вспоминали. Он был — если можно так сказать — головной болью для всей семьи. Представьте, — тяжкий вздох, голос понизился до шепота, — он стал папистом и ушел в монахи! (Окажись он убийцей, это вряд ли было бы воспринято хуже.) Мистер Генри считал себя виновным в его поступке.
— Это почему же?
— Дело в том, что жена мистера Генри — моя дорогая хозяйка, сэр, — она была француженкой, и, как я уже говорила, паписткой — ничего не поделаешь! Конечно, ее вырастили в католической вере, и она не знала никакой другой. Она вышла замуж совсем молоденькой, и мистер Генри сделал из нее настоящую христианку, так что она вскоре отказалась от своего идолопоклонства и стала посещать нашу приходскую церковь. Но мистер Пол влюбился в одну из ее сестер, а эта сестра решила, что должна посвятить себя религии, и постриглась в монахини. Сердце мистера Пола было разбито, тогда он, — снова пауза и вздох, — и ушел в монастырь. Весьма прискорбное стечение обстоятельств.
Далее выяснилось, что мистер Пол дожил до преклонных лет, и, насколько знала миссис Коблинг, был жив и поныне.
— Если он жив, — прошептал Паркер, — то, вероятно, является тем самым наследником. Он дядя Агаты Доусон и ее ближайший родственник.
Уимзи нахмурился и обратился к миссис Коблинг:
— Вообще-то, спрашивая про родственников мисс Доусон за границей, я не имел в виду мистера Пола. Я слышал о другом человеке, с кожей более темного цвета, собственно говоря, черном.
— Черном? — вскричала пожилая дама. — О нет, сэр, это невозможно! Разве что — Господи помилуй, этого не может быть! Бен, как ты думаешь — могло такое случиться, что Саймон… ну, ты понимаешь?
Бен покачал головой:
— Я о нем почти ничего не слышал.
— О нем никто почти ничего не слышал, — энергично подхватила миссис Коблинг. — Он уехал давным-давно, и его редко вспоминали. «Пропащий Саймон» — так они его называли. Он уплыл в Индию много лет назад, и никто не знал, что с ним стало. Он мог жениться на темнокожей индианке, и тогда это может быть его внук — или нет, скорее правнук, он же был дядей мистера Генри, но с тех пор прошло так много времени…
Лорд Уимзи был разочарован. Внук «пропащего Саймона» стоял слишком далеко в очереди наследования, чтобы претендовать на деньги мисс Доусон и мисс Уиттакер.
— Все это очень интересно, — тем не менее заметил он. — А вы не помните, куда он уехал: в Вест- или в Ост-Индию?
Миссис Коблинг не могла ответить на этот вопрос, но ей казалось, что гам упоминалась Америка.
— Жаль, что мистер Пробин покинул Англию. Он бы мог многое рассказать вам о Доусонах. Но в прошлом году он ушел на покой и переселился в Италию.