Отдельной строкой шел десяток бедняков, которых тоже пришлось обрабатывать Жирносеку. Правда — за отдельную плату. Богдан Ильич недоумевал, зачем понадобились Фитилю эти люди. Ведь назначенная за заморозку цена являлась для них запредельной, а Фитиль мало походил на филантропа. Жирносеку стоило бы вспомнить старую истину насчет того, что опавший лист надежнее всего прятать в лесу. Фитилю требовалось как можно большее число замороженных, чтобы надежнее замаскировать свои злодеяния.
Глава 22
Пыточная находилась там же, в здании «Новой жизни», только не на этаже с приемной, операционной и залом с морозильными камерами, а в подвале. Туда вела хорошо замаскированная дверь. Она была отделана под стену, и только при очень внимательном рассмотрении можно было заметить выступ, дефект отделки, на самом деле прикрывавший замочную скважину. Распахнув дверь, человек видел перед собой длинный лестничный пролет. Он вел ко второй двери, за которой находилось просторное помещение, обставленное скупо и прагматично. Здесь были четыре стула, диван, стол, шкаф с различным пыточным инструментарием и устройство, отдаленно напоминавшее средневековую дыбу. Рядом находился кран с древней чугунной раковиной, покрытой не то ржавчиной, не то пятнами заскорузлой крови…
А ведь день Яроша начался очень хорошо. Нет, ничего особо выдающегося с Дмитрием Николаевичем не произошло. Просто с утра у него было хорошее настроение, работа спорилась, и начальник вдруг рассказал анекдот, что с начальником Яроша случалось крайне редко. Причем анекдот на самом деле был остроумным, и Дмитрий Николаевич посмеялся от души, а не выдавливал из себя утробное хихиканье, якобы констатирующее отменное чувство юмора руководства.
Дальше — больше. К обеду Ярош узнал о неожиданной болезни Кумачяна. При этом Дмитрий Николаевич сделал грустное лицо, которое могло обмануть только стороннего наблюдателя. Кумачян был злым гением Яроша. Занимая схожую должность, он благодаря влиятельному родственнику раз в три месяца летал в заграничные командировки, лишь изредка уступая место Дмитрию Николаевичу. Поскольку наступало время очередной командировки, болезнь Кумачяна означала, что и на улице Яроша настал праздник.
— Видимо не зря у меня с утра настроение хорошее, — подумал Дмитрий Николаевич и сглазил.
Хотя нет. Как можно сглазить то, что запланировано много дней тому назад.
Яроша взяли у дома, использовав старый трюк бандитов и спецслужб. Водила иномарки спросил у него, как подъехать к девятому подъезду стоявшего напротив дома. Дмитрий Николаевич возразил, что здесь нет девятого подъезда, так как это его дом.
— Как нет? Ты посмотри, у меня на бумажке написано! — разгорячился водила и, потянувшись, распахнул правую дверцу, у которой стоял Ярош.
Чиновник сунулся в салон, и тут же кто-то сзади его умело подтолкнул, а водила приставил к горлу нож:
— Только пикни — зарежу, гнида!
Человек, так ловко загрузивший Яроша в автомобиль, устроился на заднем сиденье и взял у водилы нож, позволив ему заняться своими непосредственными обязанностями. Следуя рекомендациям, Дмитрий Николаевич сидел молча и только изредка проводил умоляющим взглядом посты гаишников. Но те остались глухи к его ментальным призывам.
Яроша вывезли за город и в сгущающейся темноте подвели к стенке, неожиданно оказавшейся дверью. Дмитрия Николаевича спустили в подвал, где находился крупный мужчина вполне располагающей наружности, но с изредка проскальзывающими манерами закоренелого бандита.
— Вот тебе альтернатива мучительной смерти, — мужчина протянул Ярошу газетную вырезку.
— Какая смерть? За что? Вы кто такие? — испуганно выдохнул Дмитрий Николаевич.
— Читай, я сказал! — прикрикнул на чиновника мужчина.
— Но какое это имеет ко мне отношение? — воскликнул Ярош, изучив статью.
— Самое непосредственное. Ты мешаешь серьезным людям. Они приговорили тебя к смерти, но я, как человек гуманный, хочу предложить тебе другой вариант.
— Не надо мне других вариантов! — запротестовал Дмитрий Николаевич, сообразив, куда клонит незнакомец. — Выпустите меня немедленно. В конце концов я заплачу.
— Само собой заплатишь. Бесплатно мы не замораживаем, — ухмыльнулся Фитиль.
— Сколько вы хотите… за то, чтобы отпустить меня?
— Размечтался. Отсюда уже не выходят, разве что лет через двести-триста.
— Я немножко разбираюсь в законах. Вы не можете заморозить меня без моего согласию.
— Будет твое согласие, куда ты денешься! Раз уж ты здесь оказался, у тебя остались два варианта. Мы тебя либо замочим, либо заморозим.
— Но почему я! — вырвалось у Дмитрия Николаевича.
Фитиль посмотрел на него и заговорщицки подмигнул:
— Ладно, открою секрет. Тебя заказали.
— Меня? Этого не может быть! Кто заказал?
— А это уже другой секрет.
Однако Ярош, чья мысль в критической ситуации заработала на всю катушку, догадался сам:
— Я знаю, один урод по кличке Бандерлог. Верно?
— Допустим, — уклончиво ответил Фитиль.
— А ты в курсе, почему он меня заказал?
— Меньше знаешь — крепче спишь!
— Нет, ты послушай, — упрямо сказал Ярош и выложил известную ему тайну Бандерлога.
До чего же он сглупил!
Надо было поторговаться с Фитилем до рассказа, а Дмитрий Николаевич затеял это мероприятие после того. Ну и с какой радости Фитилю было менять свое решение? Он уже получил всю информацию, и ничего больше чиновник ему дать не мог. Да, теперь Фитиль держал жизнь Бандерлога в своих руках, достаточно было намека, чтобы тот не стал больше настаивать на ликвидации Дмитрия Николаевича, но было поздно. Перед Ярошем приоткрылась завеса тайны, окутывавшая «Новую жизнь», он уже знал, каким образом некоторые люди оказываются в морозильных камерах, и мог проболтаться. Его категорически нельзя было отпускать.
— Все, хорош, я не собираюсь тут базарить с тобой до утра. У меня другие дела есть. Выбирай, либо мы тебя сейчас шлепнем, либо я подгоню крючкотвора, и ты подпишешь все бумажки.
Любой разумный человек выбрал бы заморозку, на что, собственно, и рассчитывал Фитиль. Но Ярош заподозрил, а может, и догадался: Фитиль подталкивает его к заморозке вовсе не из желания срубить маленько бабок. Бандит всеми силами хочет избежать убийства, за которым последует расследование, причем более тщательное, чем обычно, поскольку Дмитрий Николаевич являлся чиновником довольно высокого уровня. И, чего доброго, объявятся свидетели, видевшие, как Яроша заталкивали в машину. Тогда вообще пиши пропало.
— Зачем бумажки? Я заплачу вдвое больше, чем вы хотите, только отпустите меня, — снова затянул свое Дмитрий Николаевич.
Фитиль не отличался долготерпением. Видя, что спор затягивается, он нервно, с надрывом крикнул:
— Корнеплод!
Нарисовался подручный Фитиля. Он ловко вывернул руки Яроша ему за спину и связал шнуром. Затем Дмитрий Николаевич услышал металлическое позвякивание. Вновь показался Корнеплод, теперь уже с паяльником в руках.
— Ведь следов пыток на теле оставлять нельзя? — повернулся он к Фитилю. — Так я его расколю через задний проход.
Перспектива такого раскола Дмитрию Николаевичу очень не понравилась. Особенно когда Корнеплод воткнул паяльник в розетку и кровожадно заявил:
— Ну, ща подсмолим свинью.
Как дети самые страшные моменты фильма смотрят сквозь растопыренные пальцы ладошки, так и Ярош пугливо скосил глаза вместо того, чтобы повернуть голову в сторону своего палача. Корнеплод вытащил вилку из розетки и плюнул на жало паяльника. Раздалось шипение, достаточно отчетливо слышимое в наступившей тишине.
— А, черт, забыл ему пасть заткнуть, — спохватился Корнеплод.
— Зачем? Тут клевая звукоизоляция, — напомнил Фитиль. — Вот давай, выйди на улицу, а я крикну. Хрен услышишь.
— Да знаю я. Только вдруг он так завопит от боли, что сбегутся все окрестные жители. Лучше перестраховаться.
Корнеплод приподнял Яроша, грубо стянул с него брюки и трусы, после чего трусами заткнул чиновнику рот.
— Выплюнет, — заметил Фитиль.
— Я ему выплюну! Все зубы пересчитаю.
— Думаешь, он с паяльником в заднице вспомнит твои угрозы? Зря надеешься.
— Ладно. Тут где-то скотч завалялся, — Корнеплод подошел к полке с инструментами и снова зазвякал металлом. — Во, нашел. Под ножовку завалился… Ты глянь, как наш клиент раскраснелся.
— Потому что ты ему трусы умудрился целиком в рот запихать. По самые гланды. Он сейчас задохнется.
— Это я перестарался. Ничего, бедняжка, потерпи капельку, сейчас я освобожу тебе ротик, и будет хорошо. Вот видишь. Правда, со скотчем удобнее? — с притворным сочувствием хлопотал Корнеплод над своей жертвой.
Затем он снова плюнул на паяльник и меланхолично констатировал:
— Остыл, зараза! Ладно, начнем с тепленького. В случае чего недолго разогреть.
— Ты, когда согласишься на мое предложение, руку подыми, чтобы зря не мучиться, — великодушно порекомендовал Ярошу Фитиль.
Чиновник оказался слаб. Он последовал совету бандита, едва почувствовал обжигающую боль и убедился, что его на самом деле будут жестоко пытать. Ведь до последнего момента он наивно думал, будто дело ограничится угрозами.
Фитиль приказал Корнеплоду остановиться и снять кляп.
— Согласен? — жестко спросил он.
— Кроме меня есть другие замороженные люди или я буду первым? — в свою очередь поинтересовался Ярош.
— Размечтался! Тоже мне нашелся Гагарин заморозки. У нас уже без малого десяток клиентов.
На душе у Дмитрия Николаевича сразу стало легче. Таков человек. Когда ты не один, когда у тебя есть сподвижники, единомышленники или предшественники, гораздо легче отважиться даже на самый отчаянный шаг.
— Ладно, я согласен, — тихо произнес чиновник.
— Вот и замечательно, спидоносец ты наш! — ухмыльнулся Фитиль.
— Какой еще спидоносец?
— Обыкновенный. Надо же как-то объяснить, почему ты решился на заморозку. А то очень странно получается. Вроде, здоровый, преуспевающий человек, и вдруг отправился в непредсказуемое путешествие к далеким потомкам. Вот тебе ручка, бумага, пиши давай!