Мужчина с детства отличался нездоровыми наклонностями. Если самые жестокие из одногодков мучили кошек, то он ножиком бестрепетно резал умирающее животное, желая посмотреть, а что там внутри. Но главное — как гибнет живая плоть, какие изменения происходят в минуты перехода из этого мира в другой. Мальчик понимал, насколько плохи его наклонности, и пытался скрыть их от окружающих, но разве это реально в большом городе, где кругом множество любопытных глаз. Его осуждали все, кроме учительницы биологии, рассудительно заметившей:
— Зря вы так. Патологоанатом — очень нужная профессия.
Наверное, мальчик осуществил бы свою мечту, поскольку высшее образование в те времена было штукой престижной, а способности к другим наукам у него отсутствовали напрочь, но жизнь рассудила иначе.
Его отец работал старшим бухгалтером. Он был человеком тихим, даже угрюмым, не способным угождать начальству, поэтому занимал скромную должность, хотя свое дело знал блестяще. Когда дичайший капитализм сменился просто диким, неожиданно выяснилось, что кроме костоломов и киллеров нужны люди, любящие и умеющие работать. Отец молодого человека преуспел в крупной энергетической компании. Он стал получать очень большие деньги, имел хорошую репутацию. И, конечно же, не хотел, чтобы его сын, уже заканчивавший медицинский, избрал себе такую специальность.
— Спросит меня председатель совета правления или директор компании о сыне, а что я им скажу? Работает патологоанатомом! У них-то детишки учатся в Гарвард ах и Оксфорд ах, а там вскрывателей трупов не готовят. Ты как хочешь, сын, но родителя послушать обязан. Ты еще можешь стать хирургом или терапевтом, выбери что-то из этого, не позорь меня.
Поскольку кроме моральных у отца имелись и материальные рычаги влияния, молодой человек прислушался к словам родителя. Тем более, что он успел здраво оценить ждущие его перспективы: нудная рутинная работа, долгий подъем к вершине с нижней ступеньки служебной лестницы. А ему, как большинству молодых, хотелось все и сразу. Он заключил с отцом сделку. Тот дал ему денег на частный медицинский центр, который молодой человек возглавил после окончания института. Больше года центр лихорадило, юноша не мог правильно расставить кадры и наладить работу. Пришлось вмешаться умудренному жизненным опытом отцу. Он мало понимал в медицине, но хорошо разбирался в организационных вопросах. Благодаря его усилиям дела центра пошли в гору, он начал давать прибыль. Но при этом сына отодвинули в сторону: формально считаясь главой фирмы, молодой человек только расписывался под документами. И ассистировал ведущим докторам центра, как и полагается человеку, без году неделя ставшему обладателем диплома о высшем образовании.
У юноши хватило ума понять, что отец все сделал правильно, но он успел почувствовать сладкий вкус начальственной должности, и ему хотелось снова стать боссом. Такая возможность подвернулась, когда отец угодил в камеру «Новой жизни». К тому времени юноша превратился в зрелого мужчину, способного адекватно оценить обстановку. Он понимал, что ведущие специалисты центра лучше его разбираются с делами. И тут мужчину осенило. Он вспомнил про заморозку и понял, что можно объединить две его страсти: желание руководить и нездоровое любопытство к смерти. Так возникла фирма «Профессор Доуэль». Не зная состава антифриза, мужчина избрал самый экономичный вариант. При этом он надеялся выведать главную тайну «Новой жизни», и с этой целью подослал к Жирносеку обольстительную красотку.
Результаты визита разочаровали мужчину.
— Что-то он крутит, — сказал несостоявшийся патологоанатом, имея в виду Жирносека. — Может, ты ему слишком туманно намекнула о своей готовности лечь с ним в постель?
— Нормально я ему намекнула. Если у него есть мозги и член правильно заточен — под баб, а не мужиков — он уже видит меня своей любовницей.
— Тогда почему он колеблется?
Но Богдан Ильич не колебался. Вооружившись газетой с рекламным объявлением «Профессора Доуэля», он встретился с Фитилем.
— Вот, уже конкуренты нарисовались. Если мы продолжим сидеть, сложа руки, они отобьют у нас всех клиентов низшей ценовой категории. Надо действовать, брать в офис секретаршу, которая развяжет мне руки. У меня есть план работы, я наметил больницы, которые очень перспективны в смысле человеческого материала для заморозки. Если хотите, я вам подробно расскажу.
— Не стоит, — отмахнулся Фитиль.
— Что не стоит? Рассказывать? Хорошо, обойдемся без лишних слов.
— Не стоит искать новых клиентов, — жестко сказал Фитиль.
— Но почему?
— Я так хочу.
Жирносек не догадывался, что принесенная им новость вовсе не насторожила, а обрадовала Фитиля. Новая фирма отвлечет на себя часть внимания, станет дополнительной дымовой завесой. Под ее невольным прикрытием будет легче хватать состоятельных барыг, выбивать из них деньги и замораживать. Богдан Ильич знал только одну страшную тайну — о смертельной ядовитости антифриза. О втором, еще более ужасном секрете, он даже не догадывался. А Фитиль надеялся, что еще долгие годы он сумеет творить злодеяния, прикрываясь официальными бумагами, в которых жертвы сознаются в мифических причинах, заставивших их добровольно улечься в морозильную камеру. Он думал о десятках, сотнях миллионов, текущих в его руки, и радовался тому, насколько своевременно у него появился конкурент, методы работы которого — просто лакомый кусочек для желтой прессы. Это же только додуматься — отрубать свежеусопшим головы. Такое основательно пощекочет нервы читателям.
У Фитиля имелась реальная проблема — не чета мифической конкурентной угрозе со стороны «Профессора Доуэля». О ней, кстати, тоже сообщил Жирносек. Проклятый журналюга, чтоб он стал жертвой своей очередной сенсации. Фитиль сам забрался в Интернет, поскольку дело было щекотливым и требовало минимума посвященных в него людей. Он нашел в сети несколько статей Буданцева и ссылки на издание, в котором работал Игорь.
Ознакомившись с творчеством журналиста, Фитиль пригорюнился. Буданцев оказался человеком серьезным, дотошным и въедливым. Если он брался за очередной фактический материал, то старался выведать всю подноготную, иногда проникая в среду героев своего будущего репортажа. Кстати, это была одной из причин, по которой Фитиль категорически отказал Жирносеку в его просьбе. Ведь кроме журналисточки Буданцев для гарантии успеха мог подослать человека со стороны. И через пару-тройку недель у гнусного писаки имелась бы довольно занятная информация о «Новой жизни». А оно Фитилю надо?
Однако Буданцев не успокаивается, заходит с разных сторон. Вон, забрался в самое сердце фирмы, криоцентр. А какой еще номер он выкинет?
Фитиль твердо усвоил одну истину — иной раз журналюга в тысячу раз хуже ментов. Конечно, если твой бизнес надежно защищен, если тыл страхуют высокопоставленные люди из силовых структур или органов власти, бумагомараки могут хоть надорваться, вопя о твоих махинациях. Никаких реальных выводов из их обличительных воплей не последует. И совсем другой расклад, если нет у тебя влиятельных заступников из государственных органов. Тогда журналистское расследование будет сродни разорвавшейся под ногами бомбе. Ухнет так, что пойдут клочки по закоулочкам. А у Фитиля крутые заступники отсутствовали. Не считать же всерьез таковым мента из обычного милицейского отделения. Поэтому надо действовать самому и без дураков…
Редактор, как всегда, позвонил в самый неподходящий момент. Буданцев нашел ход к «Новой жизни», и ему вот-вот должны были скинуть на электронный адрес данные клиентов Фитиля и компании. А пока Игорь в очередной раз просматривал интересную киношку, которую сам снял в криоцентре скрытой камерой. Видимость была так себе, но все равно шикарная обстановка приемной вызывала изумление. За те деньги, которые официально зарабатывала «Новая жизнь», так качественно не упакуешься.
Итого, одну статью Фитиль уже имел. Но у нас не Америка, где сокрытие доходов и уклонение от уплаты налогов считается тягчайшим преступлением. В России другие нравы, другие понятия. Ради того, что уже нарыл Игорь, не стоило упираться. Он снова зашел в Интернет, и тут противно заверещал телефон.
— Хорошо, что ты дома, — елейным голосом сказал редактор, явно подразумевая, если ты бездельничаешь, тебе нечем заняться, я подкину тебе работенку.
— Свожу информацию для новой статьи, — попытался отмазаться Игорь.
— У меня есть для тебя кое-что поинтереснее. Жду.
Буданцев не успел возразить, в трубке раздались короткие гудки. Редактор хорошо знал характер своего лучшего журналиста и не дал ему времени даже рта открыть. А самому перезванивать шефу, чтобы отбрыкиваться от предлагаемой им работы — явный перебор, грозящий крупными осложнениями. Чертыхнувшись, журналист отключил компьютер.
Как выяснилось, редактор попытался навесить на Игоря совсем уж тухлое дело. Среди московских таксистов имелась группа выходцев из Средней Азии, множащаяся день ото дня. Опекали водил-гастарбайтеров такие же азиаты, изымавшие у бедолаг до половины доходов. А поскольку среди бомбил давным-давно процветала собственная мафия, дело должно было вылиться в кровавую стычку. Но почему-то не выливалось. Почему-то обе крыши оказались сторонниками давнего социалистического принципа мирного сосуществование двух систем, хотя при большом желании одна могла раздавить другую столь же элементарно, как слон Моську.
Из надежных источников редактору стало известно, что азиаты оказывают русской крыше особые услуги, благодаря чему их оставили в покое. Милицейских характер сотрудничества интересовал мало, у них других забот хватало. А редактору до зуда в копчике хотелось разгадать загадку. По его мнению, тут скрывалось что-то очень серьезное. Он решил привлечь к делу Буданцева, но Игорь решительно заявил:
— Я пас. Не вижу, с какой стороны тут можно подойти. Только если сделать мне пластическую операцию с интенсивным посещением солярия, научить говорить с узбекским акцентом и посадить за баранку. Азиаты относятся к чужакам почти так же настороженно, как чеченцы. Внедриться к ним примерно столь же реально, как на пушечном ядре долететь до Луны, а откровенничать с журналистом, тем более русским, никто из них не станет. Дохлый номер.