— Игнатов, ночью я вызывала скорую. У тебя бронхит. Кстати, где тебя угораздило? — она хмурится, но, не дожидаясь моего ответа, продолжает. — Так вот: они хотели тебя забрать в больницу, но я тебя отбила. Не благодари! — играет выразительно бровями, — но обещала вызвать врача домой, — наставляет на меня указательный палец, — врача я вызвала, ты слышал. Он придет в течение дня. Ждать мне некогда, — смотрит взволнованно на часы в телефоне, — поэтому встретишь его сам. Только не отключись, пожалуйста, — делает паузу и смотрит выжидающе на меня. Я киваю, мол, со всем согласен, и тогда она продолжает, — что пропишет — сфотографируешь и пришлешь мне, а я после работы куплю и привезу. Понял?
Киваю.
Еще как понял!
«Куплю и привезу!» — это значит, что она снова приедет?!
Улыбаюсь как дебил.
— Во сколько освободишься? — не могу ни задать этот вопрос.
— Сегодня до пяти, не раньше. Продержишься? — она садится рядом и смотрит жалостливо, обеспокоенно, — следи за температурой, — напутствует, — подниматься будет, сразу сбивай. Таблетки рядом положу.
Снова улыбаюсь!
Наверное, со стороны я выгляжу, как полоумный, но мне плевать. Пусть думает, что это побочные явления моего болезненного состояния, ведь об истинах причинах я ей ни за что не скажу.
Агата собирается, попутно соображая мне сладкий чай с лимоном, а я наблюдаю за ней. Мне нравится видеть суетливой Агату. Нравится видеть, как заботливо она отжимает чайные помои в мою чашку. Нравится наблюдать, как носится около меня и причесывает ладонью растрепанные волосы. Нравится, что она просит звонить ей чаще и сообщать о моем состоянии, но мне определенно не нравится слышать, как закрывается за ней входная дверь, и я остаюсь один.
Мне плохо и хорошо одновременно.
Я прикрываю глаза, и темная пропасть снова забирает мое сознание…
15. Агата
Сразу после Игнатова я помчалась домой, привела в порядок сначала себя, а потом рванула делать этот мир еще красивее.
Сегодня у меня работа в модельном агентстве, а также макияж — для семейной фотосессии.
Егор, как не странно, сегодня целый день молчит, а вот мой бывший супруг закидал меня сообщениями: фото градусника с температурой, фото полной женщины-врача, фото рецепта, фото недоеденного мной винегрета, фото ног Леона, фото его жалостливой физиономии и куча ненужной мне информации. Казалось, что Игнатову просто нечем заняться и от скуки он шлет мне все подряд. Я уже жалею, что дала ему зеленый сигнал и попросила писать мне чаще. Последнее фото куриных костей в мусорном ведре меня так рассмешило, что я дернулась и неаккуратно скорректировала скулу модели.
В полпятого вечера я ловко собираюсь и несусь в ближайшую аптеку за выписанными Леону лекарствами. Их, к слову, столько, что дешевле помереть.
Сегодня на улице свежо. От вчерашней духоты ни осталось ни следа. Пасмурно, прохладно и прогноз в телефоне обещает к ночи дождь.
Я покупаю все по списку и решаю заскочить в продуктовый. Болезный Игнатов, наверное, доел мой винегрет, а в холодильнике у него шаром покати — я вчера видела.
Хорошо помню, что, когда в детстве я болела, мама мне варила куриный бульон и подсушивала в духовке сухарики. Сухари, конечно, Игнатову я сушить не собираюсь, а вот суп сварить попробую. Мне кажется, это не так сложно. Опять же, это не точно. Запечь в духовке курицу я тоже считала пустяком, однако, ее прогорклую вонь до сих пор источают диванные подушки.
Бросаю в корзину куриную голень и прыскаю, вспоминая фото костей в ведре. Выбираю мелкую вермишель, килограмм картофеля, лук и морковь — весь этот набор мне подсказал всезнающий Гугл. Про свою Богиню я не забываю тоже, поэтому кидаю ко всему пачку любимых конфет «Красный мак», финики и помидоры-черри.
Я стою под дверью Леона уже минут пять, и мне никто не открывает. Начинаю нервничать. Написала ему сообщение, позвонила несколько раз — тишина по всем фронтам.
Спустя десять минут начинаю ожесточенно долбить в дверь, а нарастающая паника мерзкими щупальцами сжимает мое тело и заставляет метаться на лестничной площадке. Но в этот момент дверь резко открывается и заспанный, но улыбающийся, Игнатов, стоит, привалившись к дверному косяку. Я готова его придушить.
— Спишь, что ли? — злобно спрашиваю и отталкиваю локтем бывшего.
— И тебе привет. Прости. Давно стоишь? — Леон отшатывается и пропускает меня в квартиру.
Еще спрашивает!
— Уже собиралась уходить, — вру я, но ему не обязательно об этом знать. Конечно, я никуда бы не ушла, пока не убедилась, что бывший жив, но не здоров.
Он забирает пакеты их моих рук и несет их в кухонную зону, а я пробираюсь в ванную, чтобы помыть руки.
— Температура есть? — интересуюсь, когда нахожу Леона за разглядыванием кучи лекарств, которые ему прописали.
Он пожимает плечами.
Подсовываю ему градусник и заставляю померить, попутно уточняя, что ему сказала врач.
— А ты почему сегодня без маски? Вдруг заразишься, — Игнатов сидит на высоком стуле и наблюдает, как я выкладываю продукты из пакета.
— Ну что теперь, — теперь моя очередь пожимать плечами, — будешь потом ты меня выхаживать, — гаденько улыбаюсь.
Леон ухмыляется, но ничего не отвечает.
Где-то в комнате булькает его телефон, и Игнатов торопится взять трубку, бросая градусник на столешнице. Его температура опять запредельно высокая, и я уже жалею, что не упекла его в больницу.
Пока Игнатов трындит, скорее всего по работе, я ставлю кастрюлю с водой на огонь и чищу овощи.
Он приходит тогда, когда я реву над луком, садится на стул, подпирая подбородок рукой, и блаженно гуляет по мне глазами. Рявкаю на него, сую лекарства и отправляю болезного на диван, что он послушно выполняет, оставляя меня наедине с будущим кулинарным шедевром.
16. Леон
Кажется, я опять провалился в глубокий сон, а разбудило меня не адское першение в горле, и даже не дикая ломота в теле, а отдаленно уловимый запах. Запах приготовленной еды.
Да ладно?
Приподнимаюсь на локтях и наблюдаю совершенно непривычную, но такую идеальную картину: Агата разливает по тарелкам дымящееся зелье, тихо напевая себе под нос знакомую мелодию, а за окном лупит дождь, создавая атмосферу домашнего уюта.
Почесываю в неверии затылок.
— Проснулся? Вставай, поешь, — командует бывшая жена и встает рядом, возвышаясь надо мной.
Хорошенькая, чертовка: домашняя, теплая и такая… родная…
Она протягивает мне ладонь, чтобы помочь встать, а я, поддавшись порыву, дергаю ее за руку прямо на себя. Она падает мне на грудь, и мы смотрим друг другу в глаза. В ее — испуг и смятение, а вот что в моих — не знаю, но эта близость пробуждает глубоко спрятанные чувства. Не забытые, спрятанные. Потому что я не хочу и не собирался ничего забывать, а вот убрать в антресоль, чтобы периодически вспоминать, как от этой женщины у меня сносило башку, — самое простое, что мог для себя сделать, когда получил развод.
Я хочу вдохнуть ее запах, но нос заложен, и я ничего не чувствую, кроме тепла ее тела. Но мне даже этого достаточно, чтобы ощущать себя живым и здоровым.
Агата хмурится, сердито сдвигая брови на нос.
— Ты дурак? Вот так я точно заражусь, — она отталкивается от меня и встает, забирая с собой свой запах и тепло ее тела.
Я встаю следом.
В кухне на столешнице томятся две тарелки с дымящим супом, нарезанный хлеб и любимые помидоры Агаты.
— Смотрю, вы подружились, — усмехнувшись, киваю на тарелку, в которой плавает куриная лапа.
— С кем? — непонимающе спрашивает Агата.
— С курицей, — сглотнув смешок, уточняю.
Бывшая улыбается, а потом и вовсе начинает смеяться. Мне тоже весело. Скорее всего сейчас мы оба думаем о той подгоревшей тушке с лимоном, когда Агата пыталась убедить меня в ее покупке.
Я присаживаюсь и скептически смотрю на тарелку. Демонстративно морщу нос, принюхиваюсь, ковыряю ложкой суп, хотя выглядит аппетитно. Знаю, что выгляжу как капризный ребенок и тем самым бешу Агату, но отказать себе в таком удовольствии, чтобы позлить бывшую, — не могу.
— Не отравишься, не беспокойся, — к моему удивлению, бывшая жена игнорирует мой спектакль и зачерпывает полную ложку супа, блаженно прикрывая глаза и наслаждаясь своим сваренным зельем.
Хмыкаю и тоже начинаю есть.
А неплохо!
Очень неплохо.
Мой изголодавшийся желудок, последние три дня не видевший ничего, кроме чая и горечи лекарств, довольно урчит и с энтузиазмом готов признать, что это лучшее, что с ним было. По крайней мере за последние три дня.
За столом царит тишина, и лишь тяжелые капли дождя, бьющие по карнизу, нарушают невероятное таинство этого вечера. Приглушенный свет, уютная раскрасневшаяся от горячего супа Агата, запахи домашней еды, пусть я их не чувствую, — как же давно этого не было в нашей семье. Как давно я скучал по этому… Мне кажется, что я даже мгновенно выздоровел и наполнился силами домашнего очага и тепла.
Мы молчим, но смотрит друг на друга: я улыбаюсь, Агата хмурится.
— Спасибо, — мне не хочется отпускать этот момент, но наши тарелки пусты и сидеть вот так больше не имеет смысла.
— На здоровье, — поднимается Агата и собирает грязную посуду.
А потом мы пьем чай, в комнате, сидя на ковре напротив телевизора, с конфетами и любимыми финиками бывшей.
Так правильно и именно так и должно быть.
— Ливень усилился, — бывшая жена удрученно смотрит в окно, где разразилось настоящее стихийное бедствие: порывистый ветер и косой ледяной дождь.
— Может останешься? — делаю вид, что проявляю заботу, а на самом деле я просто хочу, чтобы она осталась. — Ехать сейчас небезопасно, — привожу единственный подходящий для нас, разведенных, довод.