— Приехали.
Уже?
Действительно, мы стоим напротив моего подъезда.
А вон и обожаемая соседка баб Галя, как всегда, на посту. Очередным сплетням быть! Тем более я в чужой машине с совершенно незнакомым ей человеком.
Поворачиваюсь к Егору и вижу, что он смотрит на меня первый раз за время дороги до моего дома. Мне кажется, что выражение его лица потеплело, возвращая мне доброго, милого парня с голубыми глазами.
— Прости за испорченный вечер, — решаюсь начать разговор.
— Это ты меня прости. Я повел себя непредусмотрительно. В итоге девушка со свидания уходит голодной, — он нервно дергает головой, будто сам себя ругает, винит.
— Я не голодна, Егор, не переживай за это. Но я хотела извиниться за другое. Тот парень, который к нам подошел, — я опускаю глаза и делаю глубокий вдох, меня по-прежнему мутит и говорить удается с трудом, но это нужно сделать, — Леон, он…
— Твой муж, я понял, — договаривает за меня Егор.
— Да. Но бывший.
— А он об этом знает? Ну, что он бывший? — с какой-то ядовитой ухмылкой произносит парень, и мне, если честно, не нравится его такой тон.
Я молчу, не знаю, что ему ответить. Долго подбираю слова, одновременно пытаясь справиться с неконтролируемыми приступами тошноты, но Егор опережает и избавляет от необходимости оправдываться:
— Мне глубоко плевать на него, Агата. Ты мне нравишься, мы оба свободны. А то, что твой бывший муж не перебесился, так это его проблемы. Другой вопрос — ты, Агата… — замолкает и смотрит на меня испытывающе, будто хочет заглянуть в самое скрытое нутро, — насколько ТЫ готова к новым отношениям?
А я и не знаю.
Я не успела подумать.
Всё слишком быстро.
Мне необходимо время разобраться в себе, в своих ощущениях и желаниях. А сейчас на меня давят со всех сторон.
Я запуталась.
А еще я хочу выйти из машины, вдохнуть свежего воздуха, потому что тошнота становится нетерпимой.
— Я не буду тебя торопить, — Егор отстегивает ремень и дотрагивается тыльной стороной ладони до моей щеки, нежно поглаживая. — Подумай.
— Хорошо. Спасибо тебе, — я безмерно благодарна ему за понимание, за чуткость и сдержанность в поступках и высказываниях.
Я вижу, как Егор тянется ко мне, вижу, как склоняет голову и слегка надавливает рукой мне на затылок, притягивая мою голову к себе. Замечаю, как смотрит на мои губы и понимаю, что должно сейчас произойти.
Но я не хочу.
Потому что не время, потому что не чувствую трепета, потому что меня тошнит, а еще не могу.
Не могу.
Единственные губы, которые целовали меня, — были Леона.
Никто, никогда.
То, что было в старших классах школы — не считается. Те слюнявые детские облизывания и поцелуями назвать сложно. Я их не помню. А потом появился Игнатов: первый и до сегодняшнего дня единственный.
Именно сейчас я чувствую себя изменщицей. Ведь поцелуй — это интимное таинство между двумя, это настолько сокровенно личное, это сильнее, чем секс, глубже, чем симпатия, острее, чем страсть.
Лицо Егора совсем близко, он прикрывает глаза и невесомо касается своими губами моих. А я смотрю на него, не в силах пошевелиться: ни оттолкнуть, ни сказать, ни позволить.
В нос ударяет искаженно-обостренный запах сырой рыбы вперемешку с морепродуктами. Я лишь успеваю быстро отстегнуться, открыть дверь и выскочить из машины, когда содержимое моего желудка извергается прямо на асфальт.
Меня рвет сильно и болезненно.
Я слышу голос, чувствую руки на своей спине, но мне так стыдно и противно, что я невольно блокирую мир вокруг себя.
Это защитная реакция организма. Спрятаться в домик, чтобы не видели и не нашли.
Слезы текут по моим щекам, а руки трясутся, когда, сидя на лавочке, ищу влажные салфетки в сумочке. Протираю лицо, руки, шею. Мои босоножки и комбинезон испачканы, но сейчас мне плевать. Чувство стыда вкупе со слабостью и бессилием парализовали другие рефлексы и реакции тела.
— Как ты? — спрашивает Егор. — Может, купить воды?
— Не нужно, — бесцветным голосом отвечаю я. — Мне уже лучше. Спасибо.
Мне и правда лучше, больше не тошнит. Но чувство омерзения никуда не девалось.
От меня, наверное, жутко воняет, и Егору приходится терпеть, но его воспитанность и благородство не позволяют уйти и бросить меня в таком состоянии.
Хотя надо бы.
Да, Агата, определенно, ты умеешь произвести впечатление.
Не знаю, о чем он думает, ведь сейчас его лицо бесцветно и не выражает абсолютно ничего. Он смотрит вперед и молчит.
— Прости, — в который раз за сегодняшний вечер извиняюсь я. — Езжай домой, Егор.
Но он не торопится уходить, продолжая смотреть перед собой в темноту.
— Тебе правда лучше? — спустя пару минут интересуется Егор. — Давай провожу до квартиры?
Киваю. Лучше.
— Не нужно, я справлюсь. Спасибо.
Поднимаюсь, беру свою сумочку и медленно иду к подъездной двери мимо заискивающей и любопытной соседки. О, представляю, что эта старая ведьма насочиняет и приплетет!
Но мне плевать, искренне плевать!
— Пока, Егор. И извини за испорченный вечер, — пытаюсь найти ключи, шаря по дну сумки рукой.
— Знаешь, — окликает Егор. Я отрываюсь от поиска ключей и смотрю на до сих пор сидящего на лавочке парня. — У меня много чего было в жизни, но никого от поцелуя со мной не тошнило. Я настолько противен?
Боже.
Замираю с ключами в руке, мое лицо вытягивается в тонкую линию, а глаза широко раскрываются от удивления. Так вот, о чем он подумал?
Боже.
А ведь действительно, со стороны это могло выглядеть именно так.
И вот тут волна стыда накрывает меня с новой, еще более разрушающей силой.
Я стремительно подхожу к парню и плюхаюсь обратно на лавочку.
— Ты потрясающий, Егор. Удивительный, заботливый, интересный, — хочу вложить в свои слова как можно больше нежности и убедительности. — А нехорошо мне стало от ароматизатора. Слишком едкий запах и…
И тут Егор взрывается.
Я первый раз вижу его таким. Он вскакивает со скамьи и угрожающе возвышается надо мной. Его глаза полны ярости и агрессии.
— Так почему ты молчала? Там, в ресторане, молчала и терпела, в машине — терпела. Что, так сложно сказать? Зачем вы, женщины, патологически делаете из себя страдалицу и жертвенницу? — бросает на меня последний гневный взгляд и срывается с места.
Смотрю в след удаляющейся в ночи фигуре. Егор хлопает дверцей автомобиля и, взвизгнув шинами, уносится прочь.
В этот момент я ловлю себя на мысли, что не чувствую практически ничего: ни вины, ни страха, ни сожаления, ни обиды и даже ни стыда. Мне абсолютно все равно. Единственное, что мне сейчас хочется — тушеного мяса с гречкой, приготовленное мной утром!
И томатного сока.
Точно! Томатный сок!
28. Агата
Я не знаю, что со мной происходит, но у меня, кажется, появились проблемы.
Со здоровьем.
Сегодня я не выдержала и записалась к гастроэнтерологу.
На среду.
Надеюсь, доживу.
С того самого вечера, когда меня стошнило прямо у подъезда, прошла целая неделя, но плохо мне до сих пор.
Оказалось, дело-то вовсе не в приторной пахучке, как я считала, а в чем-то другом. Возможно, мой организм пребывает в шоке от потребляемой мною пищи, к которой не привык, потому что я ем то, что готовлю сама.
Не знаю.
Но меня периодически тошнит. И тошнит как-то странно. Я могу целый день ничего не есть, а стоит посмотреть, например, на мною обожаемые финики, так меня выкручивает с такой силой, что кровь из носа начинает течь.
А еще я подсела на томатный сок: пью его взахлеб, наслаждаясь и получая поистине великое удовольствие. Хотя раньше не замечала за собой такого пристрастия. А потом меня тошнит… этим томатным соком. А через час я снова его хочу. И пью…
Такие дела.
Подозреваю, что у меня обострился мой хронический панкреатит, но дело в том, что привычные лекарства, которые мне всегда помогали, сейчас не справляются.
Поэтому в среду я иду к гастроэнтерологу сдаваться!
И хоть я и стараюсь держаться молодцом, но на самом деле мне страшно. Моя бабушка умерла от злокачественной опухоли в печени, у моего папы — хронический холецистит, а у меня — панкреатит. Я с самого детства мучаюсь периодическими приступами воспаления поджелудочной железы. Так что проблемы с пищеварительной системой у нас в роду.
— Представляете, Агата? — переключает на себя мое обеспокоенное негативными мыслями внимание клиентка, — он весь такой роскошный, с букетом потрясающих роз, встает посреди зала на одно колено и предлагает выйти за него замуж.
Женщине, которой сейчас я делаю свадебный макияж, глубоко за пятьдесят. И она — невеста. Сегодня у нее свадьба, она первый раз выходит замуж и светится так, что я ограничиваю себя в количестве нанесения хайлайтера на ее лицо, потому что оно и без того излучает свет и неподдельное сияние!
— Как мило, — сипло гундошу, потому что нос заложило, а из глаз самовольно катятся слезы.
Я не склонна к эмпатии, но этот милый и невероятный рассказ моей клиентки просто напрочь расшатал мою и так нестабильную душевную константу.
И когда я успела стать такой ранимой и сентиментальной?
Реву и реву…
Навожу в студии порядок, складываю косметические принадлежности на обработку и планирую выложить фото сегодняшней невесты в профиль соцсетей, как дисплей моего телефона разряжает студийную тишину.
Не скажу, что неожиданно, но из-за плохого самочувствия в последние дни мои мысли были посвящены совершенно другому. Я ожидала, что после произошедшего в ресторане Игнатов возникнет в поле действия моего радара уже на следующий день, но, как не странно, бывший муж, нагадив, ушел в подполье.
Я запретила себе мысленно возвращаться в тот вечер и прокручивать в голове каждое леоновское слово. Потому что его гнусное поведение и нелицеприятные слова уж больно напоминают банальную ревность, и если я в это поверю, то определенно усложню себе существование, и без того неопределенное и зыбкое.