Егор несколько раз присылал сообщения, интересовался моим самочувствием, но я подозреваю, что делал он это ради уважения, просто он так воспитан.
Сейчас Егор в Лондоне, мне об этом сказала Яна.
Жалею ли я?
Больше да, чем нет…
Жалею о наших увлекательных разговорах, скучаю по его рассказам и шуткам, грущу о потерянном друге. Сейчас я отчетливо понимаю, что больше, чем дружбу я бы не смогла ему предложить.
Потому что не готова…
Всё было хорошо, приятно, волнительно, трепетно, но сердце не отзывалось…
Я переживу.
И он переживет.
Разглядываю экран и не тороплюсь брать трубку.
Не хочу.
Голос его слышать не хочу… потому что… обиделась…
Телефон надрывно орет, сбрасываю вызов и ставлю режим «без звука».
Кладу в сторону, но так, чтобы видеть.
Леон еще пару раз пытается вызвонить меня, а потом на экране подсвечивается входящее сообщение.
От него.
С любопытством хватаю телефон и читаю:
Игнатов: Сашка рожает
Ох…
Я даже не успеваю прочувствовать эти два слова, как пулей вылетаю из студии, на ходу набирая Игнатова.
— Неужели!? — саркастично отвечает Леон, — а я думаю, что должно случиться, чтобы ты взяла трубку.
Не собираюсь вести с ним этот бесполезный диалог, когда моя лучшая подруга рожает!
— Выезжаю, — коротко констатирую я.
— Я уже здесь. Сдерживаю Макса, — хохотнув, произносит Игнатов, — он уже успел послать врача и переругаться с половиной персонала.
Закатываю глаза.
Вот совсем не удивлена!
Бедная Сашка, как она справляется с его неуемным пылом?!
Сбрасываю вызов, прыгаю в машину и несусь в Областной перинатальный центр. Дорога мне до боли известна, потому что девять лет назад подруга рожала здесь Никитку, а потом я долгое время была частым гостем этого центра, только не родового отделения, а планирования семьи.
Чувствую, в глазах снова становится мокро, щиплет нос и в горле образуется вязкий ком.
Да что ж такое!
Мне опять хочется разреветься!
Я настолько смирилась с темой своего неудачного материнства, что, кажется, у меня и слез-то не должно быть, за долгие безуспешные годы попыток забеременеть я выплакала огромный соленый океан.
В приемном родовом отделении нахожу своих без особого труда, потому что здесь субботним днем собрались все: Максим, Леон, родители Саши с Никиткой, родители Макса, Данила с Кристиной и их годовалый сын.
Господи, что они здесь все делают? Такое ощущение, что Саша сейчас за пару минут родит, встанет, оденется и мы всей толпой спокойно поедем домой!
Пока иду по длинному родильному коридору, сканирую каждого. Сегодня у Сашки большая группа поддержки!
Когда она родила Никитку, на выписке присутствовали только ее родители и мы с Игнатовым.
Помню, как нянечка решила, что Леон — новоиспеченный папаша и всучила конверт с крохотным Никиткой ему. Надо отдать Игнатову должное, парень не растерялся: уверенно позировал перед камерой и блистательно отыграл роль отца. Я тогда поймала себя на мысли, как волнующе и залипательно смотрелся мой бывший муж с ребёнком на руках. В тот самый момент я бесповоротно поклялась себе, что рожу малыша этому невероятному мужчине.
Не сдержала я свое клятвенное слово… да и семью не смогла сохранить…
О-о-о… ну нет… Опять, что ли, вы? Откуда вас столько? Слезы, эй! Ну-ка назад!
Первым меня замечает Леон, отходит от толпы и направляется мне навстречу. Руки в карманах брюк, нежно-голубая мужская сорочка, новенькие белоснежные брендовые мокасины и весь он «с иголочки», чего не скажешь о лице. Никогда не видела Игнатова таким: помятым, осунувшимся, несвежим. Под глазами залегли отеки, а на лбу, кажется, выступили «молодые морщинки». У него уставший, измождённый, не выспавшийся вид.
Что это с ним? Да Игнатов даже после «весёлой ночки» так отвратительно никогда не выглядел.
— Привет, — подходит ближе и преграждает путь всем своим немаленьким телом.
— Привет.
Мы стоим и рассматриваем друг друга. Знаю, во мне он тоже ничего хорошего не найдет. Думаю, мой внешний вид ничем не отличается от его. Но Игнатов решает деликатно смолчать, о чем я мысленно благодарю его за это.
— Как дела? — спрашивает, всё также шаря глазами по моему лицу.
— Нормально, — отворачиваюсь и выглядываю из-за его спины, — что говорят врачи? Есть какая-то информация? — решаю перевести тему моих неважных дел. Посвящать его в свои проблемы со здоровьем не планирую.
— Да ничего не говорят. Домой всех гонят, — хмыкает бывший муж и тоже поворачивается в сторону собравшихся.
Наблюдаем, как Максим мечется от одной стены к противоположной и кроет всех небезучастных матом. Мама Саши и Полина Андреевна просят его сдерживаться в выражениях, потому что Никитка стоим рядом и с любопытством вслушивается в монолог Филатова.
— Почему так долго? — орет будущий папаша, рвущийся в родовой зал.
Если честно, вся эта компашка напоминает балаган на железнодорожном вокзале! И мне кажется, что скоро нас попрут отсюда всех, потому что Максим орет и материт каждого, Данила, глядя на брата, громко смеется, маленький Макар, сидящий на руках у Кристины, истошно вопит и рвет ей волосы, отчего та болезненно шипит. Никитка нарочно дразнит ребенка и показывает ему мерзкие гримасы, и тогда мелкий разряжается еще большим визгом. Полина Андреевна и Александра Ивановна пытаются усмирить Максима, а Иван Сергеевич басит в трубку телефона, стараясь перекричать весь этот бедлам. И все это безумство сопровождается мелодией из телепередачи «В мире животных», которую на своем планшете, прислонившись к стене, смотрит папа Саши.[7]
А мы точно в роддоме?
Больше похоже на приемник психиатрического отделения!
29. Агата
Несомненно, нас всех, кроме Максима, культурно попросили удалиться. Филатова же выпроваживали с почестями в сопровождении охраны роддома, потому что тот категорически отказывался уходить без своих девочек. К слову, ждать бы ему пришлось долго, потому что родила Саша около девяти вечера, о чем свидетельствуют три пересланных сообщения, на которые я сейчас смотрю: от Макса, Леона и мамы Саши:
«Родила. Девочка. 54 см, 3 850 кг».
Кто там говорит, что последующие роды проходят быстрее?
Смотрю на экран и печально улыбаюсь. Глажу напечатанную строчку сообщения указательным пальцем по дисплею и перечитываю текст несколько раз.
Такое приятное тепло разливается по телу.
Человек родился!
Новая жизнь!
Я всё это время места себе не находила, переживала за подругу. Мне бы очень хотелось быть там рядом с ней, держать за руку и поддерживать.
Искренне рада за Филатовых, и даже не представляю, в каком дурмане сейчас находится Максим.
Я тоже сейчас пребываю в прострации. Когда родился Никитка, думаю, в силу нашего возраста мы не осознавали всю степень происходящего. Сейчас же такие события воспринимаются осознаннее, острее, чувствительнее… По крайней мере у меня…
Не знаю почему, но я ощущаю невероятный прилив нежности, безусловной любви и обострение материнского рефлекса. Как бы мне тоже хотелось прочувствовать это святое чувство материнства, с радостью и гордостью принять любые капризы беременности, испытать родовые муки, лишь бы держать потом в руках собственного родного ребенка…
Я сижу на подоконнике, забравшись с ногами, и обнимаю себя руками. В квартире темно, хотя на улице только смеркается. Разглядываю ребятню на детской площадке во дворе, копошащихся с ведерками и формочками в песочнице, куда ходят в туалет местные кошки и собаки, перевожу внимание на кучку мамашек, столпившихся вокруг своих малышей точно орлицы, увожу взгляд на футбольное поле, где ребята постарше лупят по воротам футбольным мячом, и так тоскливо, болезненно гадко становится на душе, что волком выть хочется…
Растираю по лицу предательские слезы, закрываю себя руками и тоненько плачу. Жалею себя, оплакиваю…
Я одна…
Во мне сейчас столько любви и нежности, что, кажется, сама захлебнусь в них. Я хочу поделиться, я готова делиться, дарить и отдавать…но…не могу…
НЕ МОГУ…
НЕКОМУ…
Вспоминаю наш с Леоном последний прием у моего лечащего гинеколога-репродуктолога, когда врач разводила руками, уверяя нас с бывшем мужем о том, что мы оба абсолютно здоровы и, возможно, мы могли бы иметь детей… только с другими партнерами.
С другими партнерами…
Меня передернуло тогда в момент этих небрежно сказанных слов. Как будто это настолько буднично, обыденно и просто.
Другой партнер…
Будто сделка, бизнес, контракт… Захотел сменил партнера, не подошел — снова поменял.
Мерзко… до тошноты противно, когда представляешь любимого человека с кем-то другим, когда отпускаешь, но всеми сосудиками, капиллярами и артериями любишь одного единственного, созданного, казалось, только для тебя одной, особенного, но такого несовместимого…
Я не понимала, как так мы могли быть несовместимы? Мы, настолько цельные, наполненные, подходящие друг другу каждой клеточкой люди, оказались такими одновременно пустыми, бракованными, далекими…
Мне не нужен был другой партнер… и сейчас не нужен.
Пишу Сашке и Максу поздравительные сообщения, не звоню, потому что обоим сейчас точно не до меня.
Спрыгиваю с подоконника и чуть ли не падаю.
Резкое головокружение сбивает с ног и вращает комнату, как на центрифуге.
Вот это да…
Никогда ничего подобного не испытывала. Мой вестибулярный аппарат настолько крепкий и выносливый, что хоть в космос отправляй.
Мне так отвратительно плохо, что к головокружению добавляется мерзкая тошнота.
Перенервничала, что ли?
Вот и я незаметно подошла к возрасту, когда на ветер ломит суставы, к дождю раскалывается голова, а на нервной почве падает давление.