Смотрю в одну точку на керамического слоника, удобно устроив голову так, чтобы облегчить свои муки. Монотонное вращение усыпляет, веки тяжелеют, а тело расслабляется.
Я засыпаю…
Мне кажется, что всю ночь я проспала в одной позе, потому что первое, что я вижу, открыв глаза, — керамического слоника. Он больше не вращается, неподвижно стоит на полке, подсвеченный лучами утреннего солнца.
По ощущениям сейчас раннее утро, но я выспалась и, как не странно, чувствую прилив распирающей изнутри энергии!
Вскакиваю с дивана, сладко потягиваюсь и разминаю шею, слегка затекшую в одной длительной позе.
Хватаю телефон и смотрю на время: ну действительно, без пятнадцати минут шесть!
Принимаю душ и ловлю себя на мысли, что дико хочу есть! Прямо зверски!
Я так рада этому состоянию, потому что в последнее время я испытывала либо полное отвращение к еде, либо неистовую потребность в томатном соке. Надеюсь, я иду на поправку, а моя поджелудочная решила наконец сжалиться надо мной!
Решаю сделать себе омлет «по-леоновски».
Вообще, я не дружу с яйцами.
По крайне мере с куриными точно!
Но сегодня я хочу себя удивить!
И удивляю!
Омлет «по-агатски» настолько получается шикарным и эстетически прекрасным, что ни сфоткать я его искренне не могу! Аккуратно свернутый конвертик омлета с зеленью, половинки помидоров-черри и два тонко нарезанных ломтика любимого раклета, чашка горячего дымящего кофе и ароматная маковая булочка — произведение искусства на моем кухонном столе!
Фотографирую и выкладываю в сториз!
Игнатов узнает эти кухонные песочные салфетки и поймет, что завтракаю я дома. Мою последнюю яичницу, которую я приготовила ему на завтрак, бывший муж оскорбил нелицеприятно, сравнив с «детской неожиданностью с желтыми глазами». Теперь пусть только попробует сказать, что я не умею готовить!
Выкуси, Игнатов!
Довольная собой приступаю к утренней трапезе: делаю большой глоток бодрящего кофе, закидываю в рот помидорку и пробую наколотый на вилку кусочек омлета. Прикрываю с наслаждением глаза, жую, сглатываю и… с ужасом несусь к унитазу, зажимая рукой рот, чтобы не растерять по пути глоток кофе, половинку черри и кусок омлета.
Сижу на коврике, облокотившись спиной к унитазу, и жду, когда прекратятся рвотные спазмы. Дышу глубоко, вытираю локтем проступившую на лбу испарину и редкие слезы. Горло саднит, в области желудка сжимает тугой болью, словно кто-то нарочно на него давит кулаком.
Когда чувствую, что начинает понемногу отпускать, плетусь в ванную, умываюсь, споласкиваю рот и смотрю на себя в зеркало.
Я похудела, заметно осунулась, черты лица стали острее, а глаза больше. Такой себе Голлум в женском обличии.
Тревога сильнее разливается по кровеносной системе, проникая в каждый капилляр. Я не отношусь к числу ипохондриков и не склонна к накручиванию и зацикливанию. Но сейчас мне страшно.
Мне, черт возьми страшно! Страшно так, что трясутся руки.
Скорее бы среда.
Выбрасываю нетронутый завтрак, потому что даже смотреть на него не могу, и пью простую кипяченную воду.
Вот тебе и зверский аппетит.
Теперь украшает мусорное ведро.
— Ну серьезно, Агат! — чуть ли не хнычет Саша. — Ей как будто месяца два: у нее длинные темные волосы и острые ногти. А еще, мне кажется, у нее уже широкие плечи, — жалуется Филатова. — Да у меня Никитка такой был в полтора месяца, и он мальчик, — сокрушается.
Мне неимоверно смешно и в то же время жаль мою тоненькую, миниатюрную подругу, которой ох, как не легко далась при родах девочка.
— Ну недопапаша Никитоса и сам не мог похвастаться высоким ростом, а Филатов все-таки крупный мужчина. Ты большая умничка, Сашка! Такую ЖЕНЩИНУ родила сама, — смеюсь и поддерживаю подругу, — а на счет плеч, думаю ты утрируешь, подруга!
Сашка прыскает, и мы вместе с ней уже открыто смеемся в голос. Я так счастлива, что она у меня есть. С ней легко удалось поднять настроение и отвлечься от мрачных тревожных мыслей, всё утро мучающих меня.
— Ай, ну тебя, не смеши, — шипит Саша, и я прямо ощущаю, как она болезненно морщится, — мне даже смеяться больно.
Искренне верю.
Такую бегемотиху родить!
— На кого больше похожа уже видно? — с интересом спрашиваю я.
— Юля — вылитый Филатов, однозначно, — твердо заявляет Саша, а я несказанно удивляюсь.
— Подожди! Юля? — переспрашиваю подругу.
Саша обреченно вздыхает в трубку.
— Юля, да.
— Так вроде, когда мы обсуждали имена девочек, Юли в твоем списке не было, — припоминаю я.
— Не было. Я и не планировала так называть. Это Филатов, — слышу в голосе Саши лёгкое негодование, — пришел, увидел и назвал. В честь Юлии Ефимовой[8], ты представляешь?
Я не удивлена!
Макс может!
Мне снова так смешно, что я напрочь забываю про боль в желудке и тошноту, так навязчиво прицепившуюся ко мне.
— Я, конечно, попыталась возразить ему, но потом решила, что для него это важно. Это его выбор, — смиренно выдыхает Саша. — А сейчас я смотрю на нее, — продолжает Александра, — и мне кажется, что она — сто процентов Юля! — слышу, как улыбается подруга и замолкает.
Представляю, как сейчас она разглядывает доченьку, гладит ее нежное пухленькое молочное личико, маленькую головку и вдыхает такой совершенный идеальный детский аромат. Крепко зажмуриваюсь и стискиваю веки, чтобы не выдать ненужных эмоций.
Я завидую.
Я завидую подруге.
Доброй белой завистью.
30. Агата
— Какой этаж?
— Третий. Я тебя вижу! Вот, машу тебе, правее смотри, — рыскаю по окнам третьего этажа роддома в поисках Саши.
Вижу улыбающуюся рыжую голову в ужасно широкой сорочке, выглядывающую в окно. Филатова машет рукой и прижимается близко к стеклу. Ее волосы заплетены в косу, из которой торчат медовые прядки, лицо подруги немного отекшее, но широкая счастливая улыбка перечеркивает ее уставший вид.
Я тоже машу подруге и посылаю десяток воздушных поцелуев! Сашка ловит их всех, прижимает к груди и в ответ отправляет свои.
В ее отдельной палате горит тусклый свет, потому что на улице уже стемнело. Не смогла дождаться выписки и приехала повидаться с подругой, тем более Сашуля слезно просила привезти ей обезжиренный кефир, который вместе с подписанной открыткой с поздравлениями я передала через дежурную медсестру.
Помню после рождения Никиты она вот так же упивалась кефиром!
Сашка складывает сердечко указательными и большими пальцами рук и крутит его влево-вправо.
У меня в одной руке телефон, а в другой розовый воздушный шарик с надписью «Счастливая Юлия». Наверное, это становится традицией, потому что практически девять лет назад, я вот также стояла под окнами роддома, держала в руке голубой шар, подписанный как «Счастливый Никита». Разница лишь в том, что со мной рядом находился Игнатов.
Сегодня я стою одна…
Сашка смеется и прижимает ладошку ко рту. Жестами я ей показываю, чтобы она взяла телефон, и набираю подругу.
— Юльку покажи! — прошу Александру.
— Ага, подожди, — скрывается из вида Филатова.
Теперь в окне их двое: Сашуля и маленький сиреневый сверток.
Я не вижу ребенка, только запеленованное тельце и крохотную головку в шапочке. Саша пытается приподнять ребенка, чтобы я смогла разглядеть, но девочке скорее всего неудобно, потому что подруга начинает покачиваться и поглаживать ребенка по головке. Филатова виновато пожимает плечами и прижимает ребенка к груди.
Всматриваюсь в эту идеальную картинку и чувствую, как медленно стекает по щеке слеза. Саша наклоняется и целует малышку, бережно покачиваясь из стороны в сторону. Ее любящий материнский взгляд направлен на своего ребенка, и это настолько волнительно и волшебно, что сдерживаться у меня больше не получается.
Смотрю на них и плачу.
Смахиваю горячую влагу и крепко зажмуриваюсь.
Открываю глаза и вижу Сашу, взгляд которой устремлен не на меня, а мне за спину. Она машет в приветственном жесте кому-то рукой и снова широко улыбается.
Медленно поворачиваюсь, но уже чувствую, кого увижу позади.
Леон стоит в паре метров от меня, опустив руки в карманы джинсовых шорт. Я искренне удивлена видеть его здесь в такое время.
На лице Игнатова тоже некое подобие неверия. Тоже не ожидал меня здесь увидеть?
— Привет, — сдавленно произносит бывший муж.
— Привет, — здороваюсь я и поворачиваюсь обратно к Саше.
Но подруги уже нет в окне.
— Что ты здесь делаешь? — не выдерживаю и вновь оборачиваюсь к Леону, который поравнялся со мной и встал рядом.
Его взгляд устремлен на окно палаты Саши, на меня он не смотрит.
— Макс попросил подкинуть. Привез Саше кое-какие вещи.
Он всё так же смотрит в тускло подсвеченное окно, а я разглядываю бывшего мужа.
Мне так нравится в нем простой летний стиль: шорты, простая футболка и кеды. Он выглядит моложе в этом небрежном одевании, и я узнаю в нем того молодого Леона, в которого когда-то влюбилась: веселого, добродушного парня-студента.
Я уверенна, он чувствует, что я смотрю на него, но предпочитает отстранённо смотреть вперед.
Его рот растягивается в улыбке, и я прослеживаю за его взглядом. Сашка вновь появляется в окне, одной рукой машет, а второй придерживает плотно прижатый к стеклу лист бумаги, на котором большими буквами выведено слово «ЗАПУСКАЙТЕ».
Черт!
Как же я забыла?!
Розовый шарик все еще болтается в моей руке, ожидающий своего выхода. Точнее вылета.
«Запускайте».
То есть … вдвоем?
Мой телефон пиликает сообщением. Открываю мессенджер и вижу послание от Саши: «Вдвоем. Прошлый раз это сработало».
Вот и ответ на мой внутренний вопрос.
Встречаюсь глазами с Сашей. Подруга кивает, а я задыхаюсь.