Хорошо хоть Аленка бахилы подогнала, а то бы пришлось по воздуху передвигаться.
В кабинете заведующего всё на своих местах: аккуратно разложенные бумаги на столе, в шкафу со стеклянными дверцами расставлены сувениры, скорее всего подаренные Сергеенко в качестве презентов, множество сертификатов, благодарностей и грамот в определенной последовательности украшают стену, а небольшая деревянная тумба с электрическим чайником, сладостями и декоративными салфетками напоминает профессионально оформленный кенди-бар, к которому даже прикоснуться страшно, чтобы вдруг случайно не нарушить композицию, и на которую позариться побоится даже самый прошаренный муравей.
Это ведь должно что-нибудь да значить, правда? Значит, он и в профессии такой: основательный, предельно четкий, упорядоченный и внимательный. Значит, моя жена была в надежных руках?
Сергей Сергеевич подходит к этой самой тумбе, открывает ящик и достаёт небольшой термос.
Наполняет две белые керамические кружки и усаживается в размашистое кожаное кресло, в котором его становится практически не видно.
— Угощайтесь, — ставит передо мной чашку, в которой находится что-то светло-коричневое.
Я надеюсь, что это не коньяк или еще что-нибудь горячительное, потому что я не готов распрощаться с иллюзиями и лишить его звания «святого», которое успел причислить ему ранее.
— Это шиповник, — словно читая мои мысли, объясняет Сергеенко. Всё же святой! — Жена заваривала, пейте, — кивает.
— Спасибо, — принюхиваюсь и уже отчётливо чувствую кисловатый запах шиповника.
Сергей Сергеевич делает большой глоток и устало потирает лицо. Выглядит он и впрямь уставшим и измотанным.
— Две сложные операции, — поясняет врач, а нимб над его головой в моих глазах становится ярче.
Моя стратегия «ждуна» начинает сбоить, и я уже готов сообщить врачу об этом, как мною новоканонизированный подвижник в очередной раз меня восхищает:
— Вашей супруге было экстренно проведено эндоскопическое дренирование псевдокисты под контролем эндосонографа.
Я сижу и пытаюсь переварить услышанную информацию, но для меня она равносильна тому, если бы он сказал, что все современные циклические ускорители являются сильнофокусирующими синхрофазотронами.
Короче, я ни черта не понял.
— Что это значит?
— Это значит, молодой человек, — мягко поясняет Сергеенко, как душевнобольному, — что мы успели спасти жизнь вашей супруги.
Только супруги?
— И сохранить беременность тоже, — следом добавляет.
Громко облегченно выдыхаю.
Мне нравится наш диалог, в котором говорит он, а я информативно молчу.
— Если бы девушка находилась не в больнице, мы потеряли бы много времени и столкнулись с рядом осложнений, в том числе с перитонитом.
— Вы могли бы пояснить конкретнее, я совершенно ничего не понимаю, — обреченно прошу Сергеенко.
Врач делает неспешный глоток, откашливается и вновь обращается ко мне:
— У вашей жены была киста поджелудочной железы. Точнее в медицине мы такое образование называем псевдокистой, но сейчас это не важно, — у меня снова всё холодеет внутри, — вот вы мне скажите, молодой человек, ваша супруга страдала воспалительными заболеваниями поджелудочной?
— У нее был хронический панкреатит, — вспоминаю острые приступы Агаты, когда она горстями закидывалась лекарствами, а ферменты можно было найти в каждой ее сумочке.
— Все правильно. В 85 % случаев псевдокистам предшествует панкреатит. Скорее всего она уже давно тихонько паразитировала, никак не проявляя себя. Псевдокисты могут годами ничем себя не выдавать, а обнаружить их можно только при ультразвуковом обследовании. Но, ведь когда не болит, и проверяться не надо? — врач снисходительно улыбается, будто эта фраза была предназначено не конкретно мне, а всему неразумного человечеству, когда за помощью мы обращаемся после того, как петух в жопу клюнет. — Я думаю, что изменение гормонального фона в следствие беременности послужило катализатором воспаления кисты.
— То есть, вы хотите сказать, что все это время мою жену мучила киста, а не беременность?
— Думаю да, — складывает руки на груди, — киста довольно большого размера, за счет этого она сдавливала желудок, вызывая приступы тошноты и рвоты. Инфицирование псевдокисты сопровождалось повышением температуры и общим ухудшением состояния вашей супруги. Но я утверждать не буду, потому что не знаю точно, как проходила бы ее беременность при отсутствии заболевания, — заключает.
А меня уже это не касается. Потому что я уверен в том, что это гребаная киста творила с ней такое, а не мои ДНК.
Улыбаюсь, как дурачок.
Железобетонная плита, что эти дни смертельно сдавливала мою грудь, постепенно рушится, и я уже могу сделать безболезненный вдох.
Миллионы вопросов каруселью вращаются в моей голове.
Я хочу знать все!
— Как прошла операция? В каком сейчас состоянии моя супруга?
— Мы максимально постарались избежать рисков. Аппаратура современная, эффективная, позволяющая избежать дальнейших рецидивов. Всё, что требовалось от нас, мы сделали. Остальное зависит от нее и насколько ваша жена будет ответственна в послеоперационный период.
О-о-о, можете не сомневаться, доктор. Агата костьми ляжет, но будет бороться, а я мягкое покрывало подстелю и слугой на побегушках для нее стану.
— Сергей Сергеевич, когда я смогу ее увидеть? — знаю, что вопрос сейчас не уместен, но не спросить не могу. Моя душа рвётся туда, к ней!
К моему удивлению, врач не игнорирует мой вопрос, а я в очередной раз канонизирую этого святого человека, который поначалу мне показался недосягаемым:
— Ваша супруга сейчас в реанимации. до утра мы продержим ее там, будем наблюдать. Потом переведем в палату, где она будет находиться на полном парентеральном питании дня три. Думаю, после этого вы сможете ее навестить.
Три дня.
Думаю, я выдержу.
Три дня на исправление ошибок, закрытие незавершённых дел и подготовку новой жизни…
— Спасибо, Сергей Сергеевич!
Я смотрю на врача и прослеживаю за его улыбающимся взглядом. Он смотрит в окно, в котором светит яркое солнце, ослепляя отвыкнувшие от света за эти дни глаза.
Я щурюсь и первый раз за это время чувствую внутреннее облегчение.
Закрываю руками лицо и смеюсь. Смеюсь так, что по щекам текут слезы освобождения.
«После дождя будет радуга… После дождя…».
46. Леон
Три дня спустя
Я стою перед дверью палаты и не решаюсь войти. Не то, что бы я боюсь, но опасаюсь… праведного гнева Агаты.
А то, что она обижена на меня, я знаю точно, потому что эти три дня она общалась со мной односложно и холодно. Но я радовался и этому, получая пусть и скупые, но все-таки ответы.
Мы общались исключительно в мессенджере.
Уверен, мы оба осознанно выбрали такой способ общения, чтобы дать друг другу времени. Наши беседы не касались ничего личного, только мои вопросы о самочувствии и ее список вещей, которые требовались Агате в больнице.
Я единственный, кто не видел ее после операции. С утра мою девочку уже успели навестить Сашка с Максом и родители Агаты, которые прилетели вчера. Теща обещала нас откормить, ругая за то, что, по ее мнению, оба выглядим как жертвы Бухенвальда. Тесть, будучи врачом-хирургом, обещал ускорить процесс реабилитации любимой беременной дочери.
Ладно, ну че я в самом деле?! Ну получу по морде, так ведь заслужил же.
И я благополучно позаботился об этом, купив нежные пионы вместо роз.
Резко выдыхаю, перекладываю цветы в руку с подарочным пакетом, берусь за ручку двери и захожу.
Агата сидит, прислонившись к спинке высокой кровати, и ее внимание занято просмотром фильма на макбуке. Сбоку установлен дренаж, и мне становится невыносимо больно от понимания того, что моей девочке пришлось пережить, и что приходится терпеть сейчас.
Моя сильная Богиня!
Рядом на тумбочке стоит пиала с неаппетитно выглядящей жижей, похожей на детское питание.
С сегодняшнего дня Агату перевели на перетертую полужидкую пищу и она, спасибо, Боже, её ест. Маленькими порциями, но ест!
Знаю, что впереди нас ждет долгий процесс восстановления, наполненный многочисленными ограничениями, жесткими диетами и щадящим режимом.
Но мы справимся! Впереди целая жизнь! А вернее целых две!
В палате полумрак, потому что после обеда сюда просится ослепительное солнце, которое вот уже три дня радует своим присутствием!
Изобилие цветов наполняют комнату живыми ароматами, вытесняя запахи больницы.
— Долго будешь так стоять? — голос жены как мед.
И давно она меня заметила?
Прикрываю за собой дверь и прохожу внутрь, укладывая пакет и цветы в кресло.
— Привет, — мечусь глазами по палате, выискивая место подальше. Вдруг придется уворачиваться.
Кивает вместо ответа.
Упрямо следит за мной, а я рассматриваю ее.
Три дня не видел, а, кажется, целую вечность.
Она всё еще неприлично худая, но в глазах появился свет, а губки вернули свою нежно-розовую окраску.
Хочу поцеловать их.
На щечках заиграл легкий румянец.
Хочу провести кончиками пальцев по ним.
Чистые, отросшие светлые пряди волос собраны в высокий хвост.
Хочу распустить их и сжать в руке, открывая тонкую шейку и лизнуть.
Полная налитая грудь мерно вздымается с каждым ее вдохом.
Хочу обхватить ее ладонями и ласкать.
Агата, краснея, ухмыляется и отводит глаза, словно прочитав то, о чем я сейчас думаю.
Краснеет моя Богиня!
Я тоже стесняюсь, словно у нас всё впервые!
И чувства снова те же, как тогда, там в библиотеке.
Я вновь влюбляюсь в свою Богиню.
И как же мне это нравится!
Мне бы только заслужить ее доверие и прощение.
Я попробую:
— Я знаю, что…
— У меня было достаточно времени, чтобы подумать, — перебивает Агата.