Вот так, друзья, моя двухгодовалая дочь питается только с включённым телевизором под политические передачи.
— Боже, — закрываю глаза и пытаюсь сглотнуть рвотный позыв, когда вижу, как дочь руками зачерпывает это мерзкое зелье и с удовольствием закладывает в рот. — Давай-ка, я тебя покормлю, Принцесса, — встаю с ложкой и переступаю запрещенную черту. У нас катастрофически мало времени, а мне еще нужно как-то умыть Ди.
— Сам! Я сам, сам, сам, — начинает колотить руками по столу, отчего во все стороны летят суповые брызги.
— Спокойно, — выставляю руки вперед, — сам! Всё сам.
Именно «сам», потому что «сама» — слишком энергозатратно, а у Принцессы каждая секунда на счету.
Поглядываю на время и чертыхаюсь.
Если мы опоздаем, мне влетит, а сегодня я уже получил сверх нормы приличных затрещин.
— Всё, подруга, цигель-цигель, ай-люлю! Время! — пытаюсь выдернуть из стульчика пузатую Диану, встречая её неистовое сопротивление.
Кое-как мне это удается, поэтому со скоростью света несусь в уборную, выкрикивая на ходу: «Дорогу!».
Дианка заливисто хохочет у меня на руках, потому что из всех щелей сыпятся остатки еды, которую благополучно слизывает Герман, наступающий мне на пятки.
Ставлю дочь прямо в колготках в ванну и открываю теплый кран.
— Отдай, это мое, отдай, — из гостиной доносятся крики и шум, — я всё маме расскажу, — кричит Степа.
Грохот повторяется снова, и вот я уже срываюсь в гостиную, оставляя Дианку на попечение Германа.
— Следить! — пальцем наказываю шпицу, — в случае атаки оказывать сопротивление!
Пес утвердительно лает, а я с выпученными глазами залетаю в зал, где вижу картину, как моя шестилетняя дочь Соня в шлеме Дарт Вейдера скачет по подоконнику, потряхивая в воздухе какой-то разукрашенной бумажкой:
— Тили-тили тесто, жених и невеста! — Соня дразнит краснеющего и мокрого Степу, прыгающего под подоконником и пытающегося выхватить этот листок у сестры.
— Так, что здесь происходит? — рявкаю я. — Степа!
— Что Степа? — обиженно разворачивается ко мне сын. — Это она, — тычет пальцем в сестру, — она забрала мое. Скажи ей.
Смотрю на кривляющуюся Соню.
— Соня, быстро отдай его бумажку и живо слезай с подоконника. Мать узнает, влетит всем.
— Это не бумажка! — хихикает Софья и спрыгивает с подоконника, — это любовное письмо для Юлечки Филатовой, — ехидничает Сонька.
— Заткнись! — орет ей Степа.
— Степа! — ору я. — Что за выражения? Так нельзя говорить!
Где-то из ванной истерически надрывается Герман, а потом начинает орать Диана.
— Па-ап! — орет Степа, услышав вопли Дианы.
— Па-ап! — орет Соня.
— Гав, раф, раф… — надрывается Герман.
— Са-а-ам! — визжит Диана.
— Заткнитесь все! — ору я.
Втроем залетаем в ванную, где на кафельном полу — целый океан в то время, как Диана удерживает Германа и поливает его из душа.
Господи, Господи, я прошу тебя, награди меня какой-нибудь неопасной болезнью, чтобы на пару дней меня положили в больницу. Можно даже в инфекционку!
За семь «счастливых» лет я приобрел пару десятков седых волос, тремор рук, периодически дергающийся левый глаз и бессонницу.
Когда родились Степка и Сонька, поначалу, всё было прекрасно. Родители Агаты вернулись в Россию и помогали нам с детьми.
Я так радовался, когда узнал, что у меня будет два разнополых ребенка. Всё честно: для мамы — помощница доченька, для папы — друг сын. Но радовался я недолго, ровно до того, как взял на руки своих двойняшек, которые оба, как две капли воды, были похожи на Агату.
«Ну окей, — подумал я, — если внешность они взяли от матери, значит, характером и умом пойдут в меня».
Но как же я тогда ошибался!
У Софьи нрав Агаты начал проявляться сразу. С рождения моя дочь — Богиня. И мне оставалось ставить ставку только на Степана. И я не знаю, как так получилось, но мой сын — не в моей команде. Видимо, гены богов сильнее человеческих. Степа и Соня — мини-копии моей жены. Оба брюнеты с ярко выраженными чертами Агаты. Таким образом, я остался один против троих. Они вьют из меня веревки и держат под постоянным напряжением. Слабых и безотказных, кроме меня, в нашей семье нет.
Вы спросите, как я справляюсь?
Да я и сам не знаю.
Но как-то живем!
Эйфория от рождения детей очень быстро прошла с первыми болезнями, зубами, сыпью и бессонными ночами. Было тяжело, но спасибо теще, которая упорно нам помогала.
Агата старалась, и иногда мне казалось, что она чересчур «я-же-мать».
Со Степой и Софийкой она носилась, как с яйцами, полностью посвящая всю себя детям. Она стала одной из тех мамаш, которые трогают нос ребенку в жару, боясь, как бы тот не замерз. Однажды я ей сказал, что лучше бы она носилась так с моими яйцами, и после этого я несколько дней спал один в гостиной.
Так, мы начали отдаляться друг от друга. Я понимал, что снова наш брак трещит по швам и нужно что-то делать.
И сделал…
Так появилась на свет Принцесса Диана.
Я не шучу, когда говорю — Принцесса. Потому что двухгодовалая Диана держит за одно место нас всех. Я думал, что Агата, Степа и Соня, мои любимые чудовища, и хуже быть не может! Не-е-ет! Сущий монстр нашей семьи вот — Диана Леоновна собственной персоной!
Мы до сих пор не можем понять, в кого родилось это рыжее кудрявое чудо!
Принцесса Ди строит всех, под ее дудку пляшут все, а у Германа случался неоднократный инфаркт. Он до сих пор периодически ссытся после того, как моя младшая дочь вываляла его в слайме, и нам пришлось обстричь бедолагу налысо. Кстати, Герман у нас появился в качестве извинительного подарка от меня для Агаты, когда та узнала, что снова беременна.
Матерь Божья, как она орала!
Агата только собиралась выйти полноценно работать, а не перебиваться редкими мейкапами невест. Она орала и обвиняла меня, что я снова вторгся без спроса в ее тело со своими «наглыми головастиками». Но Герман сделал свое дело, и буйная Богиня смирилась и сжалилась. Так, благодаря мне и Герману, как бы двузначно это ни звучало, появилась Принцесса Диана, для которой я стал «Мой Леня», а Герман — подушкой для битья.
Честно, ребят, я больше не принадлежу своей супруге. Полное мое внимание перетащила на себя вот эта смеющаяся рыжая девчонка в мокрых колготках. Вот, кто настоящая Богиня в нашей семье, а я — ее раб. Если Диана вдруг замечает, что я тайком обнимаю ее мать, то несется пулей, таща за собой Германа и выставляя вперед нижнюю челюсть, как у Бабы Яги. «Мой Леня», — орет Агате и оттаскивает от меня жену. Засыпает эта диктаторша только со мной, еду Агаты она демонстративно игнорирует, а ест только то, что приготовил ей я. Мои ногти на руках выкрашены в разные цвета, а вчера я полдня проходил в короне с блестками. Наша квартира напоминает минное поле, по которому разбросаны мины в виде деталей Лего Степы, Сониных фенечек из бисера, сломанных игрушек Дианы и резиновых мячиков Германа.
Каждый раз я боюсь наступить и сломать себе ногу.
— Сонька, ты за тряпкой. Степка, сушишь Германа. Принцесса на мне, — раздаю всем команды.
— Почему сразу я? — канючит Соня. — У меня ногти! Я хочу Германа сушить.
— Ты слышала, что сказал папа? — вторит ей Степа.
— Я не с тобой разговариваю, Степашка. Твое время говорить наступит во время «Спокойной ночи, малыши», — парирует София.
— Я тебе сейчас как дам, — трясет перед носом сестры кулаком Степа.
— Так, команды отданы и обжалованию не подлежат, — снова рявкаю я и стягиваю промокшую одежду с Дианы.
— Пап, не команды обжалованию не подлежат, а приказ обжалованию не подлежит, статья 317 УПК РФ, — поучительно вещает София.
Иногда я ее боюсь. Свою шестилетнюю дочь. Потому что Соня — ходячая нудная «Википедия». Мне кажется, она знает всё. И даже больше.
Но со Степой они абсолютно разные. Если бы я точно не знал, что Соня старше брата на пару минут, никогда бы не поверил, что они — двойняшки.
Не знаю, кто там говорит, что у близнецов какая-то тонкая родственная нить. Нет у них никакой тонкой нити. Они, порой, готовы поубивать друг друга. Степа и Соня постоянно ругаются, подначивают и задирают друг друга. Если они оба молчат, значит, едят или спят. В остальное время их не заткнешь.
Одеваю Дианку в теплый комбинезон, потому что на дворе ноябрь, а вчера неожиданно выпал мокрый снег, который с утра на морозе превратился в жуткий гололед.
Под нескончаемый треп близнецов кручу по сторонам головой, пытаясь припомнить, ничего ли я не забыл.
— Гуня, Гуня! — кричит Дианка и тычет маленьким пальчиком в сторону дивана, из-под которого торчит пушистый хвост Германа.
Гуней Диана называет Германа, который неудачно заныкался от нее!
— Ну нет, Ди. Гуню мы брать с собой не будем, — умоляюще смотрю на дочку.
— Сяс буду олать! — складывает руки на груди мелкая шантажистка.
— Ди, на улице холодно, Гуня замерзнет, — пытаюсь уговорить Принцессу, хотя сам прекрасно понимаю, что это бесполезно.
— Ф-ф-фсё, олу! — надувает щеки точно Соловей-разбойник.
— Па-а-ап! — в один голос стонут Соня со Степкой и одновременно затыкают уши.
— Ладно, — плююсь я и, чертыхаясь, иду за Германом.
Будь у нас больше времени, возможно, я бы еще посражался, но, когда мы смертельно опаздываем, а с утра я еще конкретно так облажался перед Агатой, я не имею права сегодня вообще ни на что.
Тащу за задние лапы сопротивляющегося Германа и мысленно прошу у него прощения!
Знаете, как мы идем до машины, которая стоит в нескольких метрах от подъезда?
А вот как!
Двойняшки отвешивают поочередно друг другу поджопники и ругаются, а я скребу по гололеду, посыпанному песком, санками!
Санками!
Потому что Принцесса Диана вчера увидела снег, и ее не колышет, что от него ничего не осталось, потому что, если я не повезу ее на санках, она будет «олать»!