Девушка отвернулась и ушла, а Джемма после разговора с ней почувствовала себя статисткой. Она молчала, стараясь не слишком поддаваться жалости к себе, как вдруг на плечо легла чья-то рука. Джемма резко обернулась.
— Хорошая работа, — сказал Лез Отверженный, и на его лице появилось отдаленное подобие улыбки.
— Спасибо, мне кажется, сегодня…
Но Лез не дал Джемме возможности договорить — развернулся и ушел искать, где бы пообедать. Она, впрочем, была искренне ему благодарна хотя бы за намек на комплимент — в его устах это была высокая оценка.
— Обедать идешь? — спросила Софи.
Она только что вышла из фургончика костюмеров, накинув шерстяное полупальто.
— Надо бы, — отозвалась Джемма, и они пошли пешком вдоль Нижнего Кобба.
— Бедная старушка Бет, — промолвила Софи. — Она, конечно, не самый лучший человек на свете, но я все же надеюсь, она не слишком пострадала.
Джемма кивнула:
— Она ведь спрыгнула с такой высоты!
— А я считаю, она просто хотела произвести впечатление на Оли.
— Что ж, она своего добилась…
— Почему ты так думаешь? — удивилась Софи.
— Он же подхватил ее на руки!
— Но точно так же он подхватил бы любого. Даже Леза Отверженного, если бы тот кубарем слетел с Кобба.
Джемма рассмеялась.
— Но как они смотрели друг на друга! — не согласилась она. — Там явно что-то наклевывается.
— Это Бет все время строит ему глазки, — возразила Софи. — Я что-то не заметила, чтобы Оли ею хоть вот столечко интересовался.
— Не заметила?
Софи покачала головой:
— Думаю, он уже положил глаз на другую.
— На кого?
Софи прикусила губу:
— Думаю…
Она вдруг замолчала.
— Что?
— О боже! — воскликнула Софи. — Неужели глаза меня не обманывают?!
— Кто там?
— Ух ты! — Софи взволнованно вглядывалась куда-то. — Ох, черт!
— Кого ты там увидела? — не понимала Джемма.
На время съемок она снимала контактные линзы и теперь ничего не могла рассмотреть.
— Она до сих пор выглядит сногсшибательно! И, в общем-то, совсем не старая, — не унималась Софи, схватив Джемму за руку. — Больше сорока никак не дашь!
Джемма всмотрелась, куда показывала Софи, и различила неожиданный силуэт. Даже без контактных линз она без труда узнала черты, над которыми благодаря титаническим усилиям возраст был не властен.
— Джемма! — помахала ей рукой с безупречным маникюром дама с гладкой блестящей шапочкой черных волос.
Джемма подошла и обняла ее, погрузившись в облако духов.
— Привет, мама.
Кей присутствовала при осмотре Бет доктором Флойдом — дородным джентльменом, который осторожно ощупывал лодыжку больной пухлыми руками.
— Что ж, перелома нет, — улыбнулся он пациентке. — Но растяжение очень сильное.
— Нет перелома? — простонала Бет. — Отчего же тогда такая ужасная боль?
— На лодыжку пришелся вес всего тела, — пояснил доктор Флойд, пользуясь ситуацией, чтобы еще раз погладить ее ногу. — Вам повезло, что отделались растяжением.
Бет поморщилась. Кей не сомневалась, что с гораздо большей охотой она дала бы ощупывать свою ногу Оли.
— Рад, что вы уже предприняли все необходимые меры. Полный покой, ногу держите повыше, а лед — прекрасное средство против опухоли.
— У вас есть болеутоляющее? — невинно поинтересовалась Бет, округлив глаза.
— Я бы не советовал, — ответил доктор Флойд. — Боль — естественное напоминание о том, что надо устранить перегрузки, а вы, я подозреваю, как только избавитесь от боли, сразу вскочите как ни в чем не бывало и побежите снова прыгать с мола.
Он снова улыбнулся Бет, но она нахмурилась.
— Садист! — сказала она, как только доктор ушел.
— Принести тебе чего-нибудь? — спросила Кей. — Чашку чая?
— Боже! В моих жилах уже больше чая, чем крови!
— Может, что-нибудь почитать? Журнал или книгу? У меня есть все романы Джейн Остин, — предложила Кей.
— Растяжение да еще Джейн Остин — какой сегодня ужасный день!
Кей насупилась. Она все время попадала впросак, думая, что все должны любить Джейн Остин не меньше ее самой.
— Ну, тогда отдыхай…
— Кей! — немедленно завопила Бет. — Не уходи!
— Я буду наверху или на кухне.
— Всем на меня наплевать, — надулась Бет. — Все обо мне забыли!
— Вовсе не забыли. Но мне надо вымыть ванны и раковины.
— А потом придешь поболтать со мной?
— Конечно приду!
Бет покорно кивнула:
— Ладно, почитаю книжку — чтобы не скучать.
— У меня есть безотказное средство, — улыбнулась Кей. — Подожди-ка.
Вскоре она вернулась с потрепанной книжицей в мягкой обложке — это был роман «Гордость и предубеждение».
— Вот лучшее лекарство!
Бет неуверенно улыбнулась, словно Кей ее не убедила.
— Что ж, раз в твоем заведении нет ни одного глянцевого журнала, попробую почитать это.
Прибытие в Лайм Ким Рейли вызвало всеобщее возбуждение, и в беспрерывных попытках протиснуться поближе к знаменитости о Джемме моментально забыли. Съемочная группа сразу отвергла перекус хот-догами, и компания отправилась обедать в припортовый кабачок, где Ким стала потчевать всех байками из своего кинематографического прошлого.
— Дубль за дублем — и все в том же комбинезоне в облипку! — разглагольствовала она, попивая мартини. — Говорю же, в тот день я похудела на целый стоун[12].
— Немало, — вставил Оли. — Вы всегда производили впечатление превосходной формой. Надеюсь, вы не против это услышать?
— Нет, миленький, я не против услышать это от тебя, — ответила Ким, хлопая длинными ресницами.
— А тот комбинезон у вас сохранился? — спросила Софи.
Джемма в ужасе закатила глаза. За прошедшие годы она не помнила ни одной вечеринки, где мать не извлекала бы свой знаменитый костюм, а гости не упрашивали бы ее надеть это культовое облачение. Ким неизменно соглашалась и потом позировала фотографам, чувственно улыбаясь перед камерами. Теперь она, разыгрывая смущение, всплеснула руками, словно отмахивалась от вопроса.
— Ну, наверное, где-нибудь завалялся…
— Могу поспорить, он до сих пор сидит на вас как влитой, — предположил Оли.
Джемма подавила желание застонать. И зачем только Оли ее раззадоривает! Но Ким и не нуждалась в особом приглашении. С помощью различных уловок она искусно направляла разговор в нужное ей русло, и рано или поздно прославленный черный комбинезон становился главной темой для всех присутствующих.
— Мне нужно позвонить, — пробормотала Джемма, выбираясь из-за столика в углу паба.
Она вовсе не собиралась никому звонить — просто хотела хоть на минутку забыть о происходящем. Подумать только, мать пробыла в Лайм-Реджисе каких-то полчаса и уже успела довести ее до белого каления.
«Но что тебя так раздражает?» — спросила она сама себя, глядя в зеркало в женском туалете, куда сбежала от глупых разговоров.
— Она всегда, всю жизнь меня затмевала, — призналась Джемма своему отражению.
Но разве все остальные — нет? Вот она, оборотная сторона застенчивости.
Возможно, в этом и заключалась одна из причин, почему Джемма решила стать актрисой. Некая часть ее существа желала быть столь же ослепительной, как и ее мать. Джемме хотелось, чтобы люди увидели, что и она чего-то стоит, что она не просто дочь Ким Рейли, а самостоятельная личность, и чтобы доказать это, ей вовсе не нужен черный комбинезон. Она тоже талантлива — ничуть не меньше матери.
Вот только соперничество с собственной матерью выбивало ее из колеи, и Джемма спрашивала себя, к чему эти бесполезные хлопоты, зачем участвовать в заведомо проигранном сражении, ведь она сама никогда не стремилась выиграть.
— И не стремлюсь, — подтвердила она вслух.
Джемма знала, что всеобщее внимание и восхищение никоим образом не сделают ее счастливой. Несмотря на то что ей, конечно, хотелось, чтобы Оли смотрел на нее с таким же восхищением, как и на ее мать, и уделял бы ей столько же внимания, она понимала, что не в ее власти вызывать к себе такой интерес. Ей бы уединиться где-нибудь в уютном уголке с чашкой чая и вязаньем. Представив себе это, Джемма даже рассмеялась. Все-таки она безнадежно старомодна для своих лет…
Она нашла в сумочке красный блеск и слегка подкрасила губы. Прическа в стиле Энн Эллиот и платье девятнадцатого века совсем не сочетались с ярко накрашенными губами, но так Джемма чувствовала себя чуть более заметной. Она услышала, как в туалет кто-то вошел, — это была ее мать.
— Вот ты где!
— Мама!..
— Я-то думала, ты звонишь! Куда ты пропала?
В тоне Ким сквозило раздражение, и Джемма поняла, что пропустила обстоятельный рассказ о каком-то интересном случае, который наверняка уже слышала тысячу раз.
— Почему ты не за столом и не строишь глазки тому классному парню?
— Оли?
— Оли, конечно, кому же еще!
На мгновение перед глазами Джеммы промелькнул Роб.
— Если ты сама им не займешься, я могу взять его на себя! — игриво подмигнула ей мать.
— Мама!
— Не называй меня мамой! — отрезала Ким, отодвигая дочь от зеркала.
Джемма смотрела, как мать вынимает помаду кроваво-красного цвета, которой пользовалась уже лет на двадцать дольше срока, положенного приличием. Затем она стала припудриваться. Джемма в подробностях знала всю процедуру. Ким трижды щедро побрызгалась духами «Ночная женщина». Джемма поморщилась. Этот аромат ей никогда не нравился — слишком он был тяжелый и приторный, но мать, куда бы ни отправлялась, всегда брала с собой флакон любимых духов.
— Как я — ничего? — спросила Ким, расправляя и укладывая черные пряди.
— Ничего, — ответила Джемма.
Они вместе вышли из туалета.
— И вот что, моя дорогая, — остановилась Ким на пути в зал. — Постарайся перемолвиться со всеми хотя бы словечком. До сих пор ты сидела за столом как манекен. Если захочешь, ты же можешь блистать остроумием, но, мне кажется, у тебя просто нет желания.