Меня схватили за руку, Герман, кто бы сомневался, и тут же стена стала таять. Как-то логично сложились куски мозаики, исчезающая, появляющаяся дорога, странный дом, теперь стена. Развернулась лицом к своему мучителю:
— Ты, — все, что удалось прошипеть, дальше этого слова продвинуться, никак не получалось. — Тыыыыы!
— Идем, ты же хочешь увидеться с отцом? — спокойно спросил меня.
— Что? О чем ты? — отвлеклась от попыток испепелить его взглядом.
Отвечая на мой вопрос, зазвонил, молчавший эти два дня, мобильник. Дурное предчувствие накатило волной, и почему-то шепотом сказала, после того как дотронулась до "поднять":
— Алло.
— Валерия, ты? — в голосе начальника папиной охраны прозвучало облегчение.
— Да, дядь Лёш. Что случилось? — все так же шепотом спросила я.
— Как что? Мы с ног сбились, пока тебя искали, вон даже Анатолий Ермолаич слегка приболел от расстройства, — немного более бойко чем нужно отрапортовал дядя Леша.
— Что с папой? — вот тут голос и прорезался.
— Сердце прихватило, но врачи сказали ничего страшного, возраст сказывается и волнения последних дней.
— Какие волнения? — испугалась я. — Вы чего-то недоговариваете. Где отец?
— В больнице, — помолчал дядя Леша, потом добавил. — Ты где?
— В какой больнице? — проигнорировала вопрос. — Я сейчас буду.
Больше начальник СБ не стал задавать вопросов, деловито объяснил куда ехать. Нажав "отбой", скомандовала:
— Поехали!
Герман ничего не сказал. Просто довел меня до распахнутой дверцы автомобиля, помог сесть, закрыл дверь, обошел машину и устроился за рулем. Он не стал спрашивать куда ехать, и я не стала объяснять, было ощущение, что он прекрасно все знает и так.
— Это твои штучки? — первая как обычно не выдержала я.
— Какие? — уточнил Герман.
— С отцом! — разозлилась я.
— В чем именно ты меня подозреваешь?
— В том, что ты что-то говорил про то, что меня некому хватиться. Не ты ли устроил это некому хватиться, а?
— Ты об этом? — он все так же не отвлекался от дороги и даже не повернул голову ко мне, пока отвечал. — Да, я.
— Урод! Ненавижу! Сволочь! Что ты с ним сделал?! — держать себя в руках становилось все труднее и труднее.
Хотелось разбить о непробиваемую башку собеседника кучу разных, травмоопасных вещей. Таких как тарелки, бокалы, пару дубин в щепы расколошматить и еще чего-нибудь такого же действенного. Может тогда удастся его пронять?
Впервые за весь разговор он взглянул на меня, пожал плечами, потом ответил:
— С ним все будет хорошо, это была временная мера.
— Подонок, для тебя все средства хороши, так? Ненавижу! — отвернулась к окну и вцепилась зубами в кулак, стараясь сдержать рвущиеся наружу слезы.
У меня есть гордость! Не буду плакать при нем! Никогда и ни за что! Не дождется! Я гордая, я гордая!
Все это я повторяла про себя как мантру всю оставшуюся дорогу до больницы. У медучреждения, когда машина еще толком не остановилась, открыла не запертую в этот раз дверь и выкатилась кубарем на тротуар, поднялась с колен и попыталась рвануть в сторону здания, но была остановлена Германом:
— Куда ты? Нам в другую сторону!
— Испарись! — выдернула свою руку из плена. — Хватит меня преследовать! Сама дорогу найду, не маленькая!
— Со мной будет вернее, — отозвался он, и зашагал к другому блоку зданий, показывая дорогу.
Как ни хотелось плюнуть вслед и пойти своим путем, пришлось унять гордость, обиду и злость, и отправиться за добровольным провожатым. В фойе, у регистратуры мы столкнулись с мамой, которая, видать из-за проблем со здоровьем у отца, решила бросить свои Мальдивы и вернуться домой.
— Мама! — хоть какая-то радость в этой вакханалии неприятностей.
— Лера! Как я рада тебя видеть, — мамина улыбка была немного искусственной и натянутой, поэтому вновь испугавишсь за отца, спросила:
— Что-то с папой?
— С папой все хорошо, я узнавала, сегодня его выпишут, — все так же искусственно улыбаясь, ответила она.
— Тогда что случилось? — нахмурилась я, мне не нравилось мамино поведение.
— Я знаю, сейчас не самое подходящее время, дочь, но лучше тебе это знать, как бы ни хотел папа другого. Мы решили развестись с твоим отцом, — на одном дыхании сказала она, для того, чтобы не успела ее перебить, не иначе.
— Что? — новость оглушила меня, ноги подкосились, и, нащупав позади себя диванчик для посетителей, села на него. — Почему? Ведь все было так хорошо!
— Лерочка, — присела мама рядом со мной и с жалостью заглянула в глаза. — Я знаю, как отец тебя ограждал от всего, что могло, по его мнению, травмировать маленькую девочку. Уже давно в нашей семье все не так хорошо, как тебе казалось. Любовь прошла, осталась привычка. В отличие от отца я вижу в тебе взрослого, самостоятельного человека, который сможет меня понять. Возможно, мы с Толей и смогли бы жить дальше вместе не любя друг друга, только ради твоего душевного спокойствия, но так получилось, что я встретила одного человека… Уверена, когда ты с ним познакомишься, он тебе понравится.
— Я не хочу с ним знакомиться! — здравствуй злость, мы расстались с тобой ненадолго, теперь будем снова вместе. — Ты предательница! — подскочила с дивана, пылая праведным гневом. — Ненавижу! — и ты — ненависть, здравствуй опять, видать и ты поселилась во мне надолго. — Не хочу тебя видеть!
— Ты так и не выросла, — с грустью сказала мама мне вслед, когда я развернулась и побежала по коридору туда, где должна была находиться папина палата.
Герман привычно слился с обстановкой, так, чтобы никто не замечал его и задумался. Он получил ненависть, не такую сильную, как было необходимо, чтобы прописаться в этом мире надолго, но и страсть, и наполнение контракта энергией давали не мало. Год, чтобы выполнить задуманное, а значит все совершенное того стоило. Но почему так погано на душе? Когда он был там, у границы, все казалось правильным, все принятые решения, выбор конкретно этой девушки не вызывали ни сожалений, ни колебаний. Что же изменилось с пересечением границы? Даже при прохождении Контроля, мужчина так не переживал, как сейчас из-за сдерживаемых рыданий какой-то девчонки.
А у границы было чего бояться. К нелегалам, покидающими Ту Сторону, по поддельным документам, отношение было строгое, и не смотря на то, что Герман находился на особом счету, второго шанса, если бы случился провал с переходом, у него бы больше не было. Ад со своими жертвами расставался неохотно. Пусть и вины за Германом, до нелегального перехода границы, не числилось никакой.
Сейчас же блестящий план по получению постоянной прописки в реальном мире мог провалиться только потому, что мужчина оказался довольно мягкотелым и не смог сделать все так как надо. Столько лет, потраченных на подготовку, летели к псу под хвост, и на повестке дня, первым вопросом, после поддержания статуса липового легала, была необходимость прийти в себя и взять в руки управление чувствами, и в дальнейшем не поддаваться таким эмоциям как жалость. Прошлого и сделанной ошибки уже не возвратишь, а значит надо вступать в игру с тем раскладом, который есть сейчас на руках. Кое-кого сегодня ночью ждет неприятный сюрприз, который, Герман очень надеялся, придется врагу по вкусу. Пришла пора приступать собственно к тому, ради чего мужчина пошел на преступление. Месть — блюдо, которое едят холодным, и Герман собирался насладиться им в полной мере. Пока же стоило присмотреть за подопечной, пока она не наделала каких-либо глупостей. Юношеский максимализм, наивность и доверчивость, те качества, которые так нужны были для того, чтобы эмоции, испытываемые привязывающей, были ярче, сейчас могли сыграть с Лерой злую шутку.
Спокойное и голубое небо быстро хмурилось, затягиваясь черными, грозными тучами. Ветер налетал порывами, со скоростью несущегося поезда, и все увеличивал усилия по ухудшению погоды. Капитан на яхте озабоченно вглядывался в горизонт, который не сулил спокойной ночи. Волнение усиливалось, и яхта все более неуклюже преодолевала огромные волны, а ветер все набирал силу.
На палубу, держась за руку высокого, темноволосого молодого человека, вышел седой господин в сером костюме. Одетый таким торжественным образом, он прошествовал, поддерживаемый парнем, до верхней палубы и, нисколько не пугаясь непогоды, поднял голову к небу. Бледные губы напряженно зашептали что-то неразборчивое. Через минуту такого шептания, старик вырвал руку у юноши, воздел длани над головой и заговорил громче. Гортанные, отрывистые слова срывались с губ и неслись высоко, к небу, но небо отвечало на них громовыми раскатами и молниями, змеящимися яркими линиями по тучам. Все явственней проступало на морщинистом лице недоумение, все громче становились слова, но проливной дождь и усиление ветра стали ответом.
— Дед, остановись! — молодой человек почтительно дотронулся до плеча старика.
— Я не понимаю, — опустил руки пожилой господин. — Почему заклинание не действует?
Внук никогда ранее не видел своего могущественного деда таким растерянным, сколько себя помнил, молодой человек видел деда всегда уверенным в себе и в том, что способен справиться с любой бедой.
— Ты же знаешь, я тебе в этом не помощник, — грустно ответил парень.
— Я не потерял силу, я ведь не потерял силу окончательно? — спросил старик, с надеждой вглядываясь в глаза внука.
— Нет, пусть она и уходит, но это происходит постепенно, запас должен был остаться, — юноша сжал морщинистую трясущуюся руку, которую старик протянул ему. — Дед, это что-то другое, наверняка.
— Ты не понимаешь! — оттолкнул внука пожилой мужчина. — За все надо платить, а я когда-то совершил грех, тяжкий грех, который долгие годы камнем висит на душе. Пришло время отчитаться за него, — он снова поднял голову и закричал. — Небо, ты видишь, я раскаялся, так за что же ты наказываешь меня?!
Мощный раскат грома стал ему ответом, сильный порыв ветра зачерпнул соленой морской воды и плеснул огромной волной на палубу. Чудом люди были не смыты. Вымокшие до нитки, молодой человек и его дед, медленно, оскальзываясь на мокрой поверхности, вернулись в каюту.