Звонок отвлек меня от созерцания красивой себя и, стыдливо пытаясь собрать руками юбку платья так, чтобы не было видно пятен, поплелась открывать. Правда сначала убито спросила: "Кто там?"
— Это, пустырник купил, — пробасил амбал.
Щелкнул замок, приоткрыла дверь, так, чтобы рука пролезла, выхватила у опешившего охранника пакет — выхватила сильно сказано, ухватила не сразу, пакет, можно сказать, впихнули мне в руку, сжалившись над моими попытками нащупать так нужное мне лекарство — и тут же захлопнула дверь. Трясущимися руками достала из пакета пузырек и подумала, что лучше было заказать и пустырника, и боярышника. Разнообразить лечебное распитие спиртных напитков. Отвинтила крышку, приготовилась выпить, головная боль, сухость во рту и плохое, очень плохое самочувствие не тетка, но… Не выдержала морального унижения. Ощущение, что сейчас не более чем опустившаяся алкоголичка, не оставляло меня после замечаний Леши. Слезы сами брызнули из глаз, отшвырнула пузырек от себя и зарыдала в полную силу. Как же плохо, как же мне плохо. Снова, в очередной раз. С появлением Германа в моей жизни преобладают черные краски и отрицательные эмоции.
Какой-то шум у двери заставил оторваться от смакования своего горя. Трое незнакомых мужиков тусовалось в коридоре. Все черноволосые, бледнокожие, темноглазые и очень похожие друг на друга. Не обращая на меня внимания, они принялись за обнюхивание, ощупывание и разглядывание вещей в квартире.
— Эй! — возмутилась я. — Что вам нужно? Кто вы такие? Как вы сюда попали?
— Она нас видит? — задал вопрос один из мужиков другому.
— Видит, — невозмутимо ответил тот. — Его нет здесь.
— Оно и так понятно, — сказал третий. — Можно было и не заходить.
— Опа! — кивнул первый на появившегося из ниоткуда Германа. — Пришел, красавчик. Мы вовремя заглянули на огонек.
— Сам сдашься или придется применять силу? — поинтересовался второй.
Мужчины переместились из разных углов так, чтобы окружить спокойно стоящего Германа. Тот, не выдавал ни взглядом, ни движением изумления. Казалось, он ждал чего-то подобного. Поражала скорость, с которой визитеры перемещались, а так же то, что даже похмелье не мешало мне успевать отследить их появление или исчезновение в той или иной точке пространства.
— Что происходит? — спросить удалось, только сделав усилие над собой.
Язык плохо повиновался мне, как и руки, как и ноги.
— Вы пришли за мной, забирайте, если получится. Девушка не причем. На ее совести нет нарушений.
— Мы ценим твое благородство и желание выгородить дамочку. Но, давай, мы разберемся сами, кто виноват, кто нет. Девчонка нам не нужна. В одном ты прав. Она не нарушала границу, — один из брюнетов переместился так, что оказался лицом к лицу с Германом. — Ее нарушил ты. Так сам пойдешь?
— А вы попробуйте, заберите! — гордо вздернул подбородок мужчина, карие глаза гневно сверкнули.
— Ты зря надеешься на привязку. Она снимается легко. Щелчком, — второй из незваных гостей щелкнул пальцами, демонстрируя. — Вот так.
После его слов меня накрыла темнота и тишина, мысли стали путаться и скакать, а воспоминания ускользали как вода сквозь пальцы, напоследок пролетая размытыми картинками перед глазами. Так что же происходит?
Пришла в себя, лежа на кровати и произнесла вслух:
— Так что же произошло?
Ощущение, что чего-то не хватает, грызло изнутри. Эмоциональный вакуум нагонял тоску. Воспоминания стали какими-то тусклыми, выцветшими, словно с того момента как мы познакомились с Германом прошло много-много лет. Поднялась с постели, дошла до ванной, снова испугалась себя "красивой" и снова задала себе вопрос вслух:
— А что с моим похмельем?
Голос пугал своей безжизненностью. Автоматически, больше не задумываясь ни о чем и не заморачиваясь вопросами, разоблачилась. Включила воду и так и стояла, уставившись на кран, пока ванна наполнялась водой. Залезла, расслабилась в блаженном тепле, безэмоционально перебирая все то, что было. Не удивляясь тому, что произошло и происходило в моей жизни последние дни. Вот только чувство, что потеряно что-то важное продолжало скрестись на задворках сознания, тревожа неестественное спокойствие и непонятно откуда появившееся безразличие. И в то же время чувство, что все что было, не более чем плод воспаленной фантазии — слишком красив и великолепен был Герман, чтобы быть настоящим — отвоевывало все больше и больше жизненного пространства в моем мозгу.
Лежала, лениво перебирая мысли, картинки воспоминаний, тасуя их, так и эдак стараясь собрать воедино, вернуть утраченное, очень долго. Вода остыла и только тогда я собралась вылезать. Замотанная в полотенце, дошла до кровати и встала возле нее как вкопанная, снова выпав из реальности. Никого больше не будет. Ни в постели, ни в квартире. Теперь одна, совершенно одна. Никто больше не вмешается в ход событий и не приготовит завтрак. Никто не выкинет финта с приходом в гости нагишом. Этому же надо радоваться, так почему же мне так плохо?
Звонок мобильника вернул меня в реальность. Наверное, папа ругать будет. Пусть ругает, может это вернет меня в реальность? Нажала кнопку:
— Алло.
— Лера, — голос матери был полон беспокойства. — Лера, ты только не волнуйся.
— Что случилось, мам? — не было желания проявлять к ней враждебность, поэтому вопрос задала спокойным тоном.
— Отец. Понимаешь, отец к тебе с утра ехал и не доехал, — мама сорвалась на рыдания. — Я не могу…, я не знаю. Хорошо, что с тобой все в порядке. Ты должна срочно приехать к нам. Скажи охране. Тебе опасно быть сейчас одной.
— Как это произошло? — чувствуя, что душа леденеет от плохого предчувствия, спросила я. — Авария? Он жив?
— Машина взорвалась. Он утром звонил, говорил, что хочет с тобой поговорить. Сделать внушение. И не смог выехать даже со двора. Машина взорвалась, — повторила она еще раз и снова зарыдала. Отдышалась и продолжила. — Милиция сейчас там, дома. А я за тебя боюсь. Скажи охране, чтобы они тебя к нам привезли. У меня голова кругом, — мать постепенно брала себя в руки, только тяжелое дыхание и истеричные нотки, проскальзывающие в голосе, говорили о том, что она сейчас на грани. — Я не знаю, за что хвататься. Приезжай, срочно приезжай. Слышишь? Тебе нельзя быть одной.
— Я, — как-то отстранено констатировала, что говорю спокойно, слишком спокойно. — Я приеду. Ты только не плачь.
— Я жду, Лерочка, солнышко. Будь осторожна, милая. Если и с тобой что-нибудь случится, я этого не переживу, — мама судорожно вздохнула и повторила. — Будь осторожна. Мы ждем тебя.
Тупо глядя на телефон, в котором слышались короткие гудки, пыталась осознать произошедшее. Отца нет, больше нет. Этого просто не может быть. И вчера, я так сильно огорчила его вчера, а сегодня уже не могу попросить прощения, потому что он уже не может слышать меня. Оглушенная, стояла, пытаясь выдавить из себя хоть слезу, но шок пока не давал поверить, а значит и заплакать. Сомнамбулически стала собираться. Если взрыв, значит какие-то разборки и мама права, и ей, и мне грозит опасность. А жить стоит хотя бы для того, чтобы найти того, кто заказал отца и отомстить. Не верю, я просто не верю. Этого не может быть. Он жив. Врачи и милиция, наверняка, ошиблись. Не верю…
С того момента как я сказала себе "не верю" прошло три дня. За это время успела похудеть на три килограмма и съесть себя живьем за все, что происходило накануне гибели отца. Герман так и не появился, видимо, его забрали навсегда. Что-то похожее на сожаление мелькало в душе, при мысли о нем, но это проходило быстро, насущные проблемы не давали помнить. Иногда пробегала мыслишка, а вдруг смерть отца его рук дело. Ведь он отсутствовал утром дома и появился только после прихода странных личностей в количестве трех штук. Что он делал все то время, пока его не было в квартире? Вполне мог организовать покушение на папу.
Как странно, когда отец был жив, он чаще всего был для меня "папулей" или "папА", с ударением на последнем слоге. Какая-то доля иронии и насмешки над папой проскальзывала в подобных словах. Сейчас же я не могу его называть иначе чем "папа" или "отец". Как оказалось, чтобы добиться серьезного с моей стороны к нему отношение, ему было необходимо умереть. О каких ужасных вещах я думаю. Впрочем, за эти дни успела передумать многое, очень многое. И главный вывод из этого "много" был такой, что есть доля вины, моей вины в том, что случилось с отцом. Если бы он не сорвался утром вразумлять меня, вместо того, чтобы просто отдохнуть, он был бы жив сейчас.
На похоронах молчала, ни одной слезинки не удалось выдавить из себя. С каменным лицом стояла возле могилы, в которую сыпались с лопат комья земли, и не верила, что это правда. Черный цвет одежды присутствующих вызывал недоумение. Не получалось понять, зачем и почему пришли люди, которым абсолютно все равно, жив или мертв мой отец. Какая насмешка над мертвым, только один неравнодушный к его смерти человек и то, не может плакать. В то время как те, кому все равно, не забывали всхлипывать и делать скорбные лица, подсчитывая в уме, сколько стоили похороны и во сколько обошлись поминки. Не выдержала этого лицемерия, развернулась, ушла с кладбища, не собираясь больше участвовать в этом фарсе.
Андрей, который вместе со своим отцом тоже присутствовал, увязался за мной.
— Вот бессердечная, довела своими выходками отца до могилы, и хватает совести показать как ей все равно. Вот так вот растишь их, растишь, а они готовы канкан на твоей могиле плясать, — злобный шепоток за спиной достиг моих ушей, но даже не обернулась посмотреть на злопыхателя.
Андрей подхватил меня под локоток, оступилась пока шла по узкой тропинке между оградками, помог выровнять равновесие. Сегодня первый день как мы с ним пересеклись. В институт не ходила, не до того было, сам он не появлялся. Думала уже никогда ко мне и близко не подойдет. Фотографии, сделанные папарацци остались невыкуплеными, очередная насмешка надо мной. Как была уверена, что папа разрешит эту проблему, и моя пьяная рожа не появится на страницах газет. Но лучше пусть она мелькает, сколько хочет, чем осознание того, что отца больше никогда не увижу. Никогда он не появится на пороге моей квартиры, да и само жилье придется продать. Мама упорно зовет на ПМЖ заграницу, вместе со своим хахалем она собирается уехать туда. И если решусь ехать с ней, придется продавать все. Но это все потом… Тогда, когда осмыслю, когда поверю, когда пойму.