— Держи подарок, — посторонился папа, пропуская процессию.
— Спасибо, папуля, не стоило, ты ж знаешь, я хочу все сама со временем купить. Вот устроюсь работать, буду себя баловать, — напустила на себя как можно более невинный вид. — А я вещи разбираю, работы жуть сколько.
— Глупости. Пока я в силах тебе помогать, зачем тебе работать? Ты лучше учись, так чтобы мне краснеть не приходилось. Как? Не передумала жить одна? — с надеждой спросил он.
— Нет пап! Не хочу, чтобы меня считали девочкой-богачкой, сидящей на шее у папочки. Не обижайся, ладно. Все-таки я уже взрослая.
— Это тебе кажется, что ты взрослая. А я переживаю. Без охраны, без пригляду. Вдруг что-то случится?
— Не переживай, пап! Все будет хорошо, — чмокнула его в щечку.
Еще бы самой ту же уверенность иметь, а то стяг про "хорошо" в руках, а на руках куча непоняток. Как же сбежать от самой себя и собственных желаний? Бежать некуда, я явно в окружении. Да и надоело все время быть папенькиной пай-девочкой.
— Чаем отца напоишь? — хитренько осведомился папочка.
Знаю, знаю, пока буду чай заваривать, будет под кровать заглядывать. Судя по тому, что меня не мучают вопросами о моем лице и губах, Герман что-то сделал такое, что следов бурного дня не видать.
— А чая пока нет. Сейчас в магазин сгоняю, куплю чего-нибудь, — попыталась сорваться с места.
Папуля хитро улыбнулся и кивнул шкафам, которые уже пристроили холодильник на кухне:
— Теперь сетки принесите.
Четыре шкафа испарились, двое остались, охранять важную шишку — папочку и меня вместе с ним.
Скоро охрана уже топталась на кухне, сгружая баулы, полные всякой сухой снедью: макаронами, крупами, маслом, сахаром, кофеем, чаем и прочей бакалеей. И куда мне это складывать? Шкафов-то, кроме парней в черных костюмах, на кухне нет. Стол и стулья, плита, вот теперь холодильник, а дальше хоть шаром покати. Но и тут у папули было все схвачено. Очередной кивок, и мальчики пошли дальше работать грузчиками.
— Пап, мы ж договаривались! — возмутилась я.
— Еще успеешь наработаться. А я не хочу, чтобы ты голодом себя морила, — папуля провел рукой по седым, коротко стриженным волосам и тепло мне улыбнулся, одними глазами. — И так худая, как швабра. Тебе кушать надо, как-никак растущий организм.
— Папа, сколько говорить, я уже выросший организм, — оставить его с ночевкой, что ли?
А то что-то страшновато оставаться наедине с Германом. Не за него страшно, за собственные несдержанность и озабоченность. Они ж совсем распоясаются без папиного пригляду.
— Для меня ты всегда дитем будешь, — приподнялся родитель со стула и потрепал меня по волосам.
— Безрадостная перспектива, — вздохнула я и поставила, наконец, чайник на плиту, потом машинально открыла дверцу холодильника и онемела.
Холодильник был полон продуктами под завязку.
— Пап! Тебе охранников не жалко? — подняла с пола челюсть и повернулась к папуле.
— Не надорвутся. За те-то деньги, которые плачу, — пожал плечами отец.
Тут и шкафы пожаловали, они тащили новенькую мебель для кухни.
— Пап! — снова возмутилась я, вот мне и самостоятельная жизнь.
— Могу я своей единственной дочери подарок сделать к восемнадцатилетию? — спросил папуля.
— Надеюсь, на этом сюрпризы закончились? — нахмурилась я.
— Остальные оставлю на потом. Мы тебе сейчас порядок поможем навести, а там и чай поспеет, — поднялся папа со стула и принялся командовать охраной.
Шкафы притащили еще шкафов, пробурили стены под них, повесили. Поставили новую мойку, поменяли старую плиту, разложили еду по шкафчикам. Даже холодильник не дали самостоятельно включить. Сами вилку в розетку вставили. Дурдом.
Все эти хлопоты растянулись до вечера и вымотали меня ужасно. Под предлогом помощи, папа заглянул-таки в шкаф в спальне и вещички помог разбросанные по местам прибрать. К вечеру у квартиры был вполне обжитой вид, а я все еще оставалась девственницей. Но судя по всему, этой ночи моей невинности не пережить.
Когда за папулей захлопнулась дверь, вздохнула с облегчением, но червячок беспокойства грыз изнутри. Что же будет? Я и Герман, мы наедине. Он не пойми кто. Я не знаю что делать. Животный секс дело хорошее, но как-то стремно. И только сейчас отдала себе отчет, что сегодня пережила первый в своей жизни поцелуй и ничего романтичного, как хотелось когда-то, в нем не было. Мечталось, что произойдет это с любимым человеком, с обоюдным чувством нежности и волнения. А вышло все как-то обыденно и низменно. Ничего возвышенного в целовании и обжимании с незнакомым мужиком, пусть и красавцем, не найти, как ни старайся.
На автомате, не отдавая себе отчета, что где-то по квартире болтается невидимый Герман (не привыкла еще, что всякие тут ходют) разделась, побросала на уже заправленную постель одежду и отправилась принимать душ. Папуля наличием всяких чистящих, моющих и стирательных средств тоже озаботился, так что в ванной уже было чем мыться. Стоило ли удивляться, что мне моя забывчивость дорого стала. Хорошо хоть немного мозг успела очистить от лишнего мусора вроде: "Назло папе лишусь девственности прямо сейчас".
Красавец проявился во всей красе прямо в ванной, испугав меня до полусмерти. Взвизгнула, судорожно закутавшись в полупрозрачную шторку, шлепнула по красивому лицу мокрой мочалкой, пытаясь не смотреть на обнаженный шикарный торс:
— Вали отсюда! Слышишь! Не смей без спроса появляться, когда я раздета! — верх женской логики.
Эта логика она такая. Пока тебя раздевают, раздевайте сколько хотите, главное чтобы эротично процесс проходил и мозг не включался (ага, ага, по кумполу дубиной, самый верный метод). А вот если сразу, пока не ожидаешь подвоха, обнаженной увидел, есть вероятность мужчине заработать вечную глухоту. Ну, устроены мы — девушки так, чуть что, сразу в визг.
Герман удивился, чуток, а может и не чуток, но повиновался, испарившись, и пока я мылась, постоянно оглядываясь и вздрагивая, так и не появился. Не знаю, чего больше было сожаления или разочарования, но в спальню я вошла, внимательно всматриваясь во все углы. Немного успокоившись, героя любовника нигде не видно, выключила свет, плюхнулась на кровать, приготовившись, если что, гнать наглеца, буде он пристроится под бок. Закрыла глаза, почувствовала что меня кто-то обнимает, и отрубилась (тяжелый морально и физически день сказался) уснула практически сразу. На удивление себе и на разочарование Герману.
Утро началось с завтрака в постель. По всем законам жанра, разбудил меня запах свежесваренного кофе и свежевыпеченных булочек. Открыла глаза и ошалела от представшей перед глазами картины. Сексуальный мужчина, в джинсах, футболке и передничке, босиком шлепал по линолеуму и подобно многоопытному официанту нес поднос на кончиках пальцев. Кофейник (и где добыл?) блестел на солнце, которое решило с утра заглянуть в мою спальню. Чашка дымилась налитым кофе, тарелка с голубыми цветочками ломилась от булочек, при виде которых рот тут же наполнился слюной.
— Откуда? — сиплым спросонья голосом осведомилась об источнике появления этого чуда.
— Сварил, испек, — герой любовник был немногословен, но очень убедителен.
Еще бы, на его стороне играет такая непобедимая команда как поднос полный снеди и алая розочка в вазе, дислоцирующейся аккурат между кофейником и чашкой.
— Офигеть! — меня хватило ровно на одну минуту удивления и ровно на одно слово, ровно до тех пор, пока в голове чуточку не прояснилось.
Протянула руку, пошарила в воздухе возле кровати, в поисках тумбочки, ничего не обнаружила. Тут же мне вручили мой мобильник. Господин красавец все так же показывая чудеса ловкости, удерживал одной рукой поднос, а второй подал так нужную мне сейчас вещь. Бросила взгляд на телефон и, с воплем: "Опаздываю!", снесла героя-любовника с ног, даже забыв поинтересоваться, а не горячо ли ему от приземлившегося на самое интимное место кофейника. Ну да, ну да. То самое сакраментальное: "Тепло ли тебе, девица?", и ангельским голосом: "Тепло, дедушка, тепло". Вот только я не дедушка, а девушка. Да и Герман вряд ли меня поблагодарит за горячий кофе пролитый на достоинство, столь святое и неприкосновенное для каждого мужчины. Может хоть перестанет на какое-то время домагаться, а? И я успею все хорошенько обдумать?
Чистка зубов в темпе, в темпе же натягивание вчерашних джинс и рубашки, искать что-то другое времени не хватило, полное отсутствие косметики, два взмаха расческой. Прихватив пустую сумку, в которой завалялся огрызок карандаша и пару листочков бумаги (авось в первый день в институте загружать сильно не станут) закрыла дверь с той стороны на ключ, забыв напрочь, что с внутренней стороны у меня домашний любимец остался, не кормленный, не обласканный, не помытый, после кофе-то. Вечером разберемся, может уже к тому времени сбежит.
Утренняя зарядка для меня состоялась, когда я догоняла автобус. Догнала-таки, как он ни уворачивался. Заскочила на ходу в открытую еще дверь, которая сразу же за мной захлопнулась и прищемила сумке угол. Сумка возмущаться не стала, стоически промолчав. И тут я вспомнила, что кроме останков карандаша и скончавшейся в муках тетради, оставившей после себя пару листиков, в сумке-то больше ничего нет. Проездной рассчитывала купить сегодня утром, перед институтом. Вот и оставляй все на потом. Пришлось ехать так, нагло игнорируя гневные взгляды водителя, который норовил просверлить во мне много-много маленьких и сипатичненьких дырочек. Потом мне это молчаливое возмущение надоело, поднырнула под "лапу" валидатора. Сделала независимый вид, типа это вы неправильно живете, платите за такой убогий сервис, и, забившись в угол, доехала-таки до института. Всего-то каких-то четыре остановки и даже контролеров не было. Все, решено, буду ездить зайцем, так веселее. Адреналину, завались! Лишних мыслей в голове, как и у большинства длинноухих, кроме трусливых: "А если билеты проверять будут? Будешь из задней двери выбегать, потом в переднюю дверь ломиться? А водитель второй раз пустит?", не задерживалось. Поэтому несомненная польза такого проезда — без билета на лицо. А то еще не хватало бы всю дорогу желать плюнуть на институт и вернуться проверить, как там идеальный мужчина поживает.